Положение Русской православной церкви на рубеже XIX-XX веков.

Положение Русской православной церкви на рубеже XIX-XX веков.

Конец XIX -  начало XX века для Российиской империи было временем коренной перестройки империи. Перестраивались экономические основы, отношения, сознание. Патриархальная империя превращалась в многонациональное Российское государство.

В новый век Русская Церковь вступала, казалось бы, исключительно влиятельной и могущественной православной церковью мира и одной из крупнейших христианских церквей. «На начало XX столетия в России при численности населения 147 млн. человек было более 83 млн. жителей православного исповедания, и год от года их число увеличивалось. В 1900 году насчитывалось 49082 храма. Общее число  белого духовенства составляло около 105 тысяч человек. В 1900 г. В Российской империи насчитывалось 503 мужских и 325 женских монастырей, существовало 58 духовных семинарий и 187 духовных училищ. Действовали 4 Духовных академии ( в Сакт-Петербурге, Москве, Киеве и Казани)». ( 1, Стр.12)

Русская Православная Церковь встречала XX век с надеждой и тревогой: с надеждой – на восстановление патриаршества, с тревогой – за будущее страны. Великие подвижники – святители Феофан Затворник и Игнатий (Брянчанинов), св. праведный о. Иоанн Кронштадский, размышляя о будущем России, отмечали грозные предвестия грядущих трагических дней.

Со стороны государства, т. е. императорской власти, Русской Православной Церкви было законодательно предоставлено привилегированное по сравнению с другими христианскими исповеданиями, господствующее положение. Поддержание внешне главенствующей роли православной Церкви имело целью сохранить по политическим соображениям религиозные основы взаимоотношений между Церковью и государством, существовавшие в Московском государстве в качестве византийского наследия. «И сохранение религиозно–мистического момента во внутреннем строе этих отношений стало важнейшей предпосылкой того, что православная Церковь смогла в период государственной церковности сберечь чистоту своего вероучения.» (2. Стр.126)

К началу XX века первенствующим иерархом в Русской Православной Церкви, то есть первенствующим членом Синода, являлся митрополит Санкт–Петербургский Антоний (Вадковский) — иерарх, внесший огромный вклад в подготовку Поместного Собора, до которого, к сожалению, ему было не суждено дожить. Что касается системы церковного управления, то все оставалось по-прежнему – так же, как было в предшествующем столетии. Синодальная бюрократия из Петербурга жестко контролировала епархиальную жизнь. Права епархиальных архиереев были ограничены. В епархиях сохранялось двоевластие: епархиальный архиерей и духовная консистория, которая была подотчетна именно синодальной бюрократии. Митрополит Антоний болезненно переживал непомерное бюрократическое давление на Церковь со стороны обер-прокурора и светского правительства.

В рассматриваемый нами период обер-прокурором Святейшего Синода около 20 лет был Константин Петрович Победоносцев. При нем права обер-прокурора были расширены настолько, что из чиновника, контролирующего ведение синодальных дел, как это было предусмотрено, он стал полномочным министром, ответственным перед императором не только за соблюдение юридической формы в деятельности Синода, но и по существу. Это был апогей синодального периода в истории Русской православной церкви, время вопиющего господства государства, обер-прокуратуры над церковью.  Победоносцев, будучи лично человеком верующим, по выражению историка И. Смолича, являлся последовательным приверженцем государственной церковности. По его мнению, государство должно заботиться о благе и религиозности народа, при нем развивалась система церковно-приходских школ. Но с другой стороны, не предполагалось активизации работы духовенства, наоборот, строжайший контроль над иерархией и духовенством должен быть пронизывать церковную структуру сверху донизу. Церковь при нем становилась заложницей политических интересов империи. Победоносцев ввел в практику постоянное и активное перемещение епископов русской церкви с одной кафедры на другую. Современники дали этому явлению название «епископская чехарда». Подобная «перетасовка» не могла не сказаться на отношении архиереев к своему архипастырскому долгу. Российские иерархи часто были более заинтересованы, а иногда и вынуждены первым делом налаживать отношения со светской властью, а не с паствой. Обер-прокурор перемещение епископов наименовал «воспитательной» мерой. Члены Синода также находились в его подчинении. Сам Победоносцев называл их своими статистами, которые должны были одобрять  те решения, которые на их рассмотрение выносил обер-прокурор. Таким образом для Победоносцева духовенство являлось только служащими государства, которые должны быть послушными ему.  Современников поражало как порадоксально соединялось в обер-прокуроре личная религиозность и его крайнее неуважение к представителям духовенства.  «Весьма метко сердитое замечание Киевского митрополита Платона Городецкого (1882–1891), часто выступавшего с протестами на заседаниях Святейшего Синода, которое он высказал архиепископу Никанору: «У нас ведь два Синода: Святейший один, а Правительствующий другой»; подразумевались послушные архиереи, с одной стороны, и обер–прокурор — с другой.» (2, стр.146).

На рубеже веков обострилось противопоставление монашества и белого духовентсва. В области духовного образования, в составе профессуры Академий и семинарий преобладали миряне. Так монашеский постриг овдовевшего преподавателя, будущего митрополита Антония (Вадковского) поразил профессуру Казанской Академии. Непонятным поступком для современников было поступление в Московскую духовную академию Павла Флоренского, блистательно окончившего Московский университет, и принятие им священства. О падении нравственности среди духовенства свидетельствует православный богослов, духовный писатель С.И. Фудель в своей книге «У стен церкви».

Его отец был священник, он был из немцев, перешел из лютеранства в православие по глубокой вере, стал священником и был отправлен для проповеди в северо-западный край, нынешнюю Белоруссию, и был поражен тому, что никто из священников не соблюдал никаких норм: ни постов, ни молитвы. «Часто даже не соблюдались и нормы семейной жизни. Это было настолько обычно, что на него, человека с таким неофитским жаром и немецкой аккуратностью старавшегося все соблюдать, что должен соблюдать православный священник, на него смотрели буквально с враждой, что он перед всеми выказывается.»(3, стр.89) Также митрополит Вениамин Федченков вспоминал: «влияние церкви на народные массы все слабело и слабело, авторитет духовенства падал, вера становилась лишь долгом и традицией, молитва - холодным обрядом по привычке, огня не было в нас и в окружающих, как-то все в нас опреснилось и, по выражению Спасителя, соль в нас опреснилась, мы перестали быть солью земли и светом мира. Нисколько не удивляло меня ни тогда, ни теперь, что мы никого не увлекали за собой. Как мы могли зажигать души, когда не горели сами. И приходится еще дивиться, что верующие держались в храмах и с нами, хотя вокруг уже все стыло и деревенело. А интеллигентных людей мы не могли уже не только увлечь, но и удержать в храмах, в вере, в духовном интересе».(4. Стр.124) По словам Достоевского наша православная церковь находилась в параличе.

Но другого мнения придерживался Карташев А.В. «Русская церковь страдала под тяжестью режима, но она победила его внутренне. Она выросла, расширилась и процвела во многих отношениях. Так что синодальный период может быть назван самым блестящим и славным в истории русской церкви.Вы скажете: это - парадокс! Да, парадокс, но не парадокс фантазии, а живой действительности... Я осмеливаюсь выдвигать тезис о том, что наш безмерно охаянный Синодальный период не стыд и позор, а слава и гордость русской церкви. Да, это летопись и страданий, и унижений церкви, но и ее приснопамятных подвигов и достижений, украшенная образами талантливых, трогательных и святых по жизни лиц.» ( 5,стр.172,178)