Приложение к уроку Поэты-фронтовики Свердловской области

ЭХО ВОЙНЫ

(Свердловские поэты о войне)

 

Александр Курасов (1922–1993)

Родился в Горьковской области. Ушёл на фронт в 1942 году. Воевал в частях «катюш». Участник Сталинградской битвы, брал Берлин. Много лет работал на факультете журналистики Уральского государственного университета (ныне — УРФУ), был членом Союза журналистов.

 

    СОРОК ПЯТЫЙ

 

    Идёт, как трубач, как глашатай

    Он поступью твёрдой идёт

    Дорогой побед — сорок пятый,

    Увенчанный лаврами год.

    Замолкнут раскаты орудий,

    Погаснут пожары войны.

    Ликуя, советские люди

    Пойдут до родной стороны.

    В шинелях походных, прожжённых

    Под громкий победный набат,

    Вернутся домой миллионы

    Израненных в битвах солдат.

    И муки солдатских скитаний,

    Страдания долгих разлук

    Рассеются счастьем свиданий,

    Объятьем, пожатием рук;

    И в прошлое канут невзгоды

    Боями овеянных дней.

    Но вспомнят солдаты походы

    На братских могилах друзей.

    На запад уходят раскаты

    И солнце победы встаёт.

    Со славой идёт сорок пятый

    Увенчанный лаврами год.

    декабрь, 1944 год

    ***

    Когда в окопах я лежал

    Под градом вражьего металла,

    Угрюмый лес вокруг стонал

    И мне казалось, ты шептала

 

    Тогда, в ту лютую пургу:

    «Громи врага смелее, воин.

    Иди вперёд. Я сберегу

    Любовь и память — ты достоин…»

 

    Я шёл вперёд и бил врагов

    В горах, в деревнях, на равнинах

    Хранил тепло тех нежных слов

    До самой Шпрее. До Берлина.

 

    С победой скорою домой

    Вернёмся мы, и у вокзала

    Услышу голос твой родной,

    Каким когда-то мне шептала:

 

    «Любовь и верность берегла

    Тебя от пуль, мой милый воин.

    Тебя люблю, тебя ждала -

    Любви и счастья ты достоин».

    Германия, апрель 1945 года

 

Зинаида Шепёткина

Родилась в 1940 году в деревне Петровская Таборинского района. Биолог, химик, журналист. Награждена орденом Трудового Красного Знамени. Более 40 лет живёт в Арамили.

 

    ***

    Возвратился солдат на одной ноге,

    На одной ноге, да в одном сапоге.

    Возвратился солдат в родные края.

    Только скорбь вокруг, только крик воронья.

    Возвратился солдат с великой войны,

    С мировой войны из чужой стороны.

    Возвратился солдат — в горле радости ком.

    И мужскую слезу он растёр кулаком.

    Возвратился солдат на одном костыле,

    На одном костыле к петровской земле.

    Деревянный костыль прислонил он к столу,

    Прислонил он к столу, сам присел на углу.

    Тут припала жена к небритой щеке,

    Приласкала жена седину на виске.

    Накормила солдата жена, чем смогла,

    И у добрых людей самогону нашла.

    И, склонившись к нему на грудь головой,

    Всё шептала жена: «Хорошо, что живой…

    Хорошо, что пришёл, вот и снова вдвоём.

    Мы, Петруша, с тобой

    как-нибудь проживём!..»

    Возвратился солдат, возвратился с войны,

    Он пришёл без ноги, зато руки целы.

 

 

 

Георгий Шубников

Родился в октябре 1933 года в Свердловске. Воспитывался в детском доме, отец погиб на фронте. Ветеран труда завода имени Калинина.

 

   ***

    У нас были свои причины.

    Спешили мы тогда — втайне,

    В двенадцать лет — почти мужчины,

    К отцам поближе, да к войне.

 

    Снимали нас с простых и скорых

    И отправляли в детдома,

    В двенадцать лет — уже к которым

    Строга была судьба сама.

 

    Глаза припудрены трахомой,

    Чесоткой руки сожжены…

    Мы всё прошли, нам всё знакомо

    В сиротстве грозных дней войны:

 

    Вокзалов стылые плацкарты,

    Санпоездов слепых кресты,

    Укусы блох, ножи и карты,

    В желудках боль до тошноты.

 

    И чей-то крик сквозь ярость ночи,

    Базаров встречных шум и брань,

    А на ногах — обувка в клочьях,

    А на плечах — одежды рвань.

 

    Но не стонали мы, не ныли,

    С тоскою в животах пустых.

    На фронт— к отцам своим спешили…

    А их уж не было в живых.

 

 

 

Аркадий Юрлов (1922–2007).

Родился и жил в Нижнем Тагиле. В 1940 году ушёл на фронт, воевал под Сталинградом, дошёл до Берлина.

 

    АРТПОЛК

 

    Всё отчётливее, яснее

    Вырисовываются из мглы

    Орудийные батареи,

    Зачехлённых пушек стволы.

    Тишина, но стволы не дремлют:

    Им лавиною огневой

    Ненаглядную нашу землю

    Прикрывать уже не впервой.

    Кто не видел боёв, пусть спросит

    Дослужившихся до седин

    Что медали сегодня носит

    «За Варшаву» и «За Берлин».

    И расскажут они про грозы

    Над позицией артполка,

    Как чернели в огне берёзы

    И кипела зимой река.

    И припомнят о Сталинграде,

    О сражении под Москвой…

    И о бешеной канонаде

    Над горящей передовой.

    Пусть послушают молодые

    О былых военных делах…

    И не дремлют стволы стальные,

    В тишине, в темноте, в чехлах.

 

 

 

Виталий Кодолов (1938 - ?)

Родился в Каменске-Уральском. Служил на флоте. Работал в глинозёмном цехе Уральского алюминиевого завода. Окончил Литературный институт имени Горького (Москва).

 

    ***

    Помню ночь войны. Сверчки орали.

    Мне, мальцу, казалось в полусне,

    Что летит над вьюгами Урала

    Скатерть самобранная ко мне.

 

    Это наша рыжая клеёнка

    По счастливой, сказочной судьбе

    Дымовую миновав заслонку

    В избу проникала по трубе.

 

    Керосинка, вспыхивая, гасла,

    Самобранка падала у ног.

    А на ней дымилась каша с маслом

    И картошки — полный чугунок.

 

    И царевна — бледная, как мама,

    Приглашала, лакомку, меня…

    В чудо-скатерть верил я упрямо:

    Не вставал, не разводил огня.

 

    А на стёклах серый иней таял,

    И на стол, где только пыль цвела,

    Крыса лезла синяя, худая —

    И никак взобраться не могла…

 

 

 

Николай Маркин   (1920–1990).

Родился в деревне Бабиново Алапаевского района. Участник Сталинградской битвы. День Победы встретил под Веной. После войны работал учителем.

 

    НА ПОСТУ

 

    Ни собачьего лая,

    Ни огня на версту.

    Тишина фронтовая.

    Я стою на посту.

    Ночь, как чуткий сохатый,

    Ловит шорох и хруст.

    Под окошком у хаты -

    Сиреневый куст.

    Будто шепчет мне в уши

    Молодой да густой:

    «Выйди, Ваня-Ванюша,

    Да хоть рядом постой…»

    И к двери — полосою

    Холст луны на полу…

    Но в чехле за спиною

    Знамя в красном углу.

    Я в почётном наряде —

    И спокойна рука

    На холодном прикладе

    Возле стяга полка.

    А как ночи безгласой

    Отступиться от хат —

    Дальнобойный, фугасный

    Ахнул рядом снаряд.

 

    … И затихло. Ни боя,

    Ни бомбёжки в тот день.

    Но погибла, как воин,

    Под окошком сирень.

 

    ***

    С души, что камень,

    горе-­лихо

    вдруг как бы

    в пропасть сорвалось…

    И где­-то сеяли гречиху,

    и где-­то сеяли овёс.

 

    А здесь

    металась по задворкам

    войны коричневая тень.

    Но пахло русскою махоркой

    у кирх альпийских деревень.

 

    В кюветах —

    вражеские каски,

    разбитых армий атрибут.

    А их хозяева с опаской

    своё талдычили «капут».

 

    Но сердце

    колоколом било,

    ещё не слышное вчера,

    и парни Тулы и Тагила

    глаз не смыкали до утра.

    Блестели в сумраке медали.

    Сгорали ночи, что корьё…

 

    …А мы и жизни не видали —

    мы только бились за неё.

 

 

 

Анатолий Черных

Родился в 1939 году в деревне Лопатово, Алапаевского района. Служил на Тихоокеанском флоте. Окончил Уральский юридический институт. Работал на Верх-Исетском металлургическом заводе.

 

    В ТРЕПТОВ-ПАРКЕ

 

    Смолк орудийный гром

    Войны,

    В бессильи

    Выплаканы слёзы.

    Священной памяти

    Верны

    Стоят поникшие берёзы.

 

    Понятна скорбь мне

    Их ветвей,

    Знать — не познавшие

    Гордыни.

    А где-то…

    Где-то сыновей

    Ещё ждут матери седые.

 

    Спят земляки

    В земле такой,

    Где бились с чернью

    Наши парни…

    Оберегая их

    Покой,

    Стоят берёзы в Трептов-парке.

 

   * * *

 

    Нашёл я зеркала обломок малый,

    Из-под гнилой листвы его извлёк,

    И, тусклое, оно вдруг засияло,

    Как из костра горячий уголёк.

 

    В него я поглядел и… Что такое?

    Не брежу ль я с сегодняшнего дня?

    Что за лицо — заросшее, худое —

    Глазами мрачными воззрилось на меня?

 

    Я не узнал себя! Печальный случай

    И в то же время чуточку смешной.

    Что ждёт меня? Подъёмы стали круче

    И едче пыль дороги фронтовой.

 

    Иду вперёд, суровый и усталый.

    Мой путь солдатский труден и далёк.

    Я бросил зеркало.

    Блестит обломок малый,

    Похожий на горячий уголёк.

 

 

    СТАРЫЕ РАНЫ

 

    Дело будто простое — улечься в кровать

    И уснуть до утра беззаботно.

    Нет, его эта ночь будет минами рвать

    И окутывать жижей болотной.

    Ведь ненастье опять… И дожди моросят.

    Тучи низкие влагой нагружены…

    И опять его старые раны болят.

    Ноют кости, в окопах простуженые.

    Это очень мучительно — спать и не спать.

    Боль — глухой фронтовой отголосок —

    Вынуждает вставать, непогоду ругать,

    И дымить, и дымить папиросой.

    Очень много смертей, очень много утрат,

    Много бед и страданий народа

    Помнит он, на войне погибавший солдат,

    Призывник сорок первого года.

    А вот раны живут и болят, и болят,

    Не позволят они, эти раны,

    Чтобы наших детей, чтобы наших ребят

    Захлестнуло войной ураганом.

    Невозможно, чтоб их опалила война,

    Чтоб дрожали они под ненастье.

    Им расти и взрослеть.

    Им дорога нужна

    Только в мир, только в радость и счастье…

 

 

 

Сергей Тельканов (1911–1974).

Родился в посёлке Майкор Пермской губернии. С 1931 года в Свердловске. С начала войны — военный корреспондент, участник Сталинградской битвы и битвы на Курской дуге.

 

   ***

    Заслуг особых не припишешь мне.

    Кого-то удивить могу едва ли.

    Вот разве строки, строки о войне,

    О той войне, когда мы мир спасали.

    Мне кажется, они не пропадут,

    Как плотно бы их время ни прикрыло.

    Найдут те строчки люди и прочтут,

    Задумаются: вот как это было.

 

    ***

    Было десять атак на участке полка.

    Уцелело лишь трое из нашего взвода.

    Пахнет дымом строка, пахнет кровью строка.

    Это запах стихов сорок первого года.

 

 

 

    КУРСКАЯ ДУГА

 

    Поля, дубравы и луга,

    Сады, пруды, селений крыши…

    Всё это Курская дуга,

    Что не звенит, а громом дышит.

 

    Что не над гривою коня,

    Не с бубенцом, не с песней ветров.

    Дуга иная — из огня

    На много сотен километров.

 

    Дуга из дзотов и траншей,

    Из бронированных чудовищ,

    Дуга из тысячей смертей,

    Из пепла, копоти и крови.

 

    Мы утром двинемся вперёд,

    И бой всё жарче, всё сильнее,

    И ветер взрыва вновь несёт

    Ромашки сбитые в траншею.

 

    ДЕВЧОНКИ

 

    Их было двое в полушубках стареньких.

    В ту ночь в степи буянила пурга.

    Девчонок этих где­то ждали маменьки,

    А шли они в глубокий тыл врага.

 

    Им предложили кашу, чай с галетами,

    Печурки нашей слабое тепло.

    Никто девчат не осаждал советами,

    Сказали только:

    — Будет тяжело.

 

    А им бы надо бегать на свидания,

    Сидеть в кино и под луной мечтать.

    Ушли девчонки в полночь на задание…

    Мне больше их не довелось встречать.

 

 

 

 

 

Борис Вайсберг

Родился в 1933 г. в Днепропетровске. Во время войны собирал бутылки для «коктейля Молотова». В Свердловске живёт с 1956 г. Член Союза писателей, дипломант Бажовской премии.

 

   ***

    Вспомнилось, как мы семьёй сидели -

    Мама, я, братишка, баба, дед…

    Во дворе. В земле. В холодной щели.

    Под бомбёжкой. Мне всего семь лет.

 

    Пересилив страх, под мамы крики

    Я полез из щели — посмотреть.

    Ничего не видно. Вспышек блики.

    Вой моторов… Грохот бомб… И смерть!

 

    Вот рвануло близко — там, за школой.

    Что-то тихо шлёпнулось у ног.

    Подобрал я маленький осколок…

 

    …Только жизнь прожив, я вздрогнуть смог.

 

 

 

Лев Сорокин (1928–1991)

Родился в Миассе, жил в Свердловске. Член Союза писателей СССР с 1958 года. Заслуженный работник культуры РСФСР, работал председателем правления Свердловской областной писательской организации.

 

    ОБЕЛИСКИ

 

    Где погиб он,

    Друг мой близкий?

    У каких высот крутых?

    Обелиски, обелиски…

    На дорогах сколько их?

    Облака слетелись в стаю.

    Вместо ливня -

    Слёзы вдов.

    Не от слёз ли вырастают

    Обелиски из холмов?

    И, на молнии похожи,

    В жизнь врываются людей,

    Беспокоя и тревожа

    Устремлённостью своей.

    Словно смолкшие атаки -

    В каждой каменной стреле…

    Восклицательные знаки -

    Обелиски на земле!

 

    ***

    Встречу в День Победы

    Тётю Дашу,

    Поклонюсь:

    Прости меня, прости,

    За твои труды на Уралмаше

    Памятник тебе бы возвести!

    Позабыла ты про бабьи страхи,

    Попривыкла к стали и огню.

    Сыновьям ты шила не рубахи,

    Одевала —

    В грозную броню.

    Сталь сшивала быстро,

    Без огрехов,

    Как иглою,

    Сварочным огнём —

    За спиной — в дыму,

    В пролётах цеха

    Гулко перекатывался гром.

    Но домой не шла ты

    С Уралмаша,

    Даже если мастер прогонял,

    У брони спала ты, Тётя Даша,

    Потому что знала — Ты — Урал.

    До сих пор бессонницу Урала

    Носишь по заплаканным ночам.

    Вижу я:

    На глыбу пьедестала

    Танк взошёл

    И по твоим плечам.

 

 

 

Маргарита Меньшикова

Родилась в.1923 г. под Сысертью. В 1942-м попала на фронт, восстанавливала и подрывала мосты. Старший лейтенант. Живёт в Екатеринбурге.

 

   ***

    Мы долго шли военными дорогами,

    Победу приближая, как могли.

    Объяты постоянными тревогами

    За жизнь и за судьбу родной земли.

 

    Ты ехал по ледовой трассе Ладоги.

    Я полз в сугробах снежных под Москвой.

    Да всё перечислять, товарищ, надо ли?

    Едва ли что забудем мы с тобой.

 

    Мы выстрадали, вынесли все беды.

    Вернулись, слёз горючих не тая…

    Пусть общая была у нас Победа,

    Война была у каждого своя.

 

 

 

Владимир Блинов

Родился в 1938  г. в Свердловске. Окончил УПИ, кандидат технических наук, профессор. Член Союза писателей России (1993). Лауреат литературной премии им. П.П. Бажова (2004). Живёт в Екатеринбурге.

 

    ФОТОКАРТОЧКА

 

    Я режу толсто колбасу,

    родня жиреет,

    но жир не портит красоту.

    щадит, жалеет.

    Нам со сметаною блины

    поднадоели,

    и мамы не удивлены,

    что не доели.

    А со стены глядят глаза,

    желтеет фото:

    была военная гроза

    и – самолёты.

    На фотокарточке той снят

    худой подросток,

    и смотрит, смотрит на меня

    с немым вопросом.

    Как будто мёрзнет без огня

    под чёрным небом,

    как будто просит у меня

    кусочек хлеба…

    1977

 

   * * *

 

    Он принес с войны пол-лица,

    Пол-лица превратились в уголь.

    Дом построил.

    Пристроил отца,

    Не канючил, а было туго.

    Вроде даже невеста нашлась —

    Из соседней деревни бухгалтер,

    Вроде девка и хороша,

    Отказался.

    Такой характер.

    Вот выходит курить на крыльцо,

    Всё забыто, забито будто.

    И играет во всё лицо

    Добрый глаз его, как незабудка.

   1975

 

    22 ИЮНЯ

 

    Мне так высоко и удобно

    У папы на сильных руках…

    Запомнился день тот подробно –

    До маминой кофты в цветах.

 

    Ванильная пышная сдоба,

    Большой дирижабль в облаках,

    Тенистый раскидистый тополь

    И – о пятилетке плакат.

 

    А в парке – кавказскую ассу

    На смену австрийскому вальсу

    Выводит военный оркестр.

    И вдруг замолкает динамик…

 

    И я прижимаюся к маме,

    И жутко, и тихо окрест.

 

 

 

Владислав Занадворов (1914–1942).

Жил в Нижнем Тагиле. До войны его стихи печатались во многих журналах и сборниках. Окончил военную школу и в звании младшего лейтенанта отправлен на фронт, где был командиром подразделения минометчиков. В тяжёлой боевой обстановке продолжал писать стихи, вынашивал замысел романа. Его военную лирику высоко ценил Константин Симонов. Погиб под Сталинградом. Похоронен в братской могиле в станице Чернышевской.

 

    ПОСЛЕДНЕЕ ПИСЬМО

 

    Лишь губами одними,

    Бессвязно, всё снова и снова

    Я хотел бы твердить,

    Как ты мне дорога…

 

    Но по правому флангу,

    По славным бойцам Кузнецова,

    Ураганный огонь

    Открывают орудья врага.

 

    Но враги просчитались:

    Не наши – фашистские кости

    Под косыми дождями

    Сгниют на ветру без следа,

 

    И леса зашумят

    На обугленном чёрном погосте,

    И на пепле развалин

    Поднимутся в рост города…

 

    Мы четвёртые сутки в бою,

    Нам грозит окруженье:

    Танки в тыл просочились,

    И фланг у реки оголён…

 

    Но тебе я признаюсь,

    Что принято мною решенье,

    И назад не попятится

    Вверенный мне батальон!

 

    …Ты прости, что письмо

    Торопясь, отрываясь, небрежно

    Я пишу, как мальчишка – дневник

    И как штурман – журнал…

 

    Вот, опять начинается…

    Слышишь, во мраке кромешном

    С третьей скоростью мчится

    Огнём начинённый металл?

 

    Но со связкой гранат,

    С подожжённой бутылкой бензина

    Из окопов бойцы

    Выползают навстречу ему.

 

    Это смерть пробегает

    По корпусу пламенем синим,

    Как чудовища, рушатся

    Танки в огне и дыму.

 

    Пятый раз в этот день

    Начинают они наступленье,

    Пятый раз в этот день

    Поднимаю бойцов я в штыки,

 

    Пятый раз в этот день

    Лишь порывом одним вдохновенья

    Мы бросаем врага

    На исходный рубеж у реки...

 

    В беспрестанных сраженьях

    Ребята мои повзрослели,

    Стали строже и суше

    Скуластые лица бойцов…

 

    … Вот сейчас предо мной

    На помятой кровавой шинели

    Непривычно спокойный

    Лежит лейтенант Кузнецов.

 

    Он останется в памяти

    Юным, весёлым, бесстрашным,

    Что любил по старинке

    Врага принимать на картечь.

 

    Нам сейчас не до слёз –

    Над товарищем нашим

    Начинают орудья

    Надгробную гневную речь.

 

    Но вот смолкло одно,

    И второе уже замолчало,

    С тылом прервана связь,

    А снаряды приходят к концу.

 

    Но мы зря не погибнем!

    Сполна мы сочтёмся сначала.

    Мы откроем дорогу

    Гранате, штыку и свинцу!..

 

    Что за огненный шквал!

    Всё сметает…

    Я ранен вторично…

    Сколько времени прожито:

    Сутки, минута ли, час?

 

    Но и левой рукой

    Я умею стрелять на «отлично»…

    Но по­прежнему зорок

    Мой кровью залившийся глаз…

 

    Снова лезут! Как черти,

    Но им не пройти, не пробиться.

    Это вместе с живыми

    Стучатся убитых сердца,

 

    Это значит, что детям

    Вовек не придётся стыдиться,

    Не придётся вовек им

    Украдкой краснеть за отца!..

 

    Я теряю сознанье…

    Прощай! Всё кончается просто…

    Но ты слышишь, родная,

    Как дрогнула разом гора!

 

    Это голос орудий

    И танков железная поступь,

    Это наша победа

    Кричит громовое «ура».

    1942

 

    ***

    На развороченные доты

    Легли прожектора лучи,

    И эти тёмные высоты

    Вдруг стали светлыми в ночи…

 

    А мы в снегу, на склонах голых,

    Лежали молча, где легли,

    Не поднимали век тяжёлых –

    Высот увидеть не могли.

 

    Но, утверждая наше право,

    За нами вслед на горы те

    Всходила воинская слава

    И нас искала в темноте.

   1941

 

   ПАМЯТЬ

 

    Когда и в жилах стынет кровь,

    Я грелся памятью одной.

    Твоя незримая любовь

    Всегда была со мной.

 

    В сырой тоске окопных дней,

    В палящем, огненном аду

    Я клялся памятью моей,

    Что я назад приду.

 

    Хотя б на сломанных ногах,

    На четвереньках приползу.

    Я в окровавленных руках

    Свою любовь несу.

 

    Как бьётся сердце горячо,

    Летя стремительно на бой!

    Я чувствую твоё плечо,

    Как будто ты со мной.

 

    Пусть сомневается другой,

    А я скажу в последний час,

    Что в мире силы нет такой,

    Чтоб разлучила нас!

 

 

 

Михаил Созинов (1920–1994).

В 1940–42 учился в Челябинском военно-­авиационном училище. В 1943­-м был призван в действующую армию. Награждён многими медалями и орденами за храбрость и мужество в бою. С 1958 года жил в Нижнем Тагиле. Работал воспитателем в детском доме, директором школы-интерната.

 

   НОЖ

 

    Из старой зисовской рессоры

    (а сталь давалась нелегко)

    Он был откован мне на совесть

    Одним смоленским стариком.

    – Бери! Да спрячь свои червонцы…

    Для дела, парень… Ничего…

    Ах, ножик!

    Плавленое солнце

    Стекало с кончика его.

    Он был убоен,

    Был удобен,

    Ревнитель чести и вины.

    Он от Медыни шёл со мною

    До самого конца войны…

    Теперь лежит негодной вещью

    Средь ржавых гаек и болтов.

    И я, седой и постаревший,

    Его рассматриваю вновь.

    Сижу и думаю:

    А ныне –

    Ножом, что столько берегу,

    Смогу ли я ударить в спину?

    Нет.

    Страшно вспомнить.

    Не могу.

 

    ***

    Стою на станции знакомой.

    Оторопел: ой, как мала!

    В висках набатом: до-ма, до-ма!

    Гудят, гудят колокола…

    Был полдень

    Ласковый и синий.

    Дымились стрехи от тепла.

    Гряда оливковых осинок

    Вдали качалась и плыла.

    Горели в солнечном пожаре

    Водой набухшие лога.

    Как гуси серые, лежали

    В полях последние снега.

    Я шёл

    И вглядывался живо,

    Всё схватывал в единый миг:

    Фигуры, лица, взгляд тоскливый

    И чей-то шепот:

    – Фронтовик!

    Налитый смутною истомой

    Весны и тающих снегов,

    Шагал.

    Была дорога к дому –

    Дорогой в первую любовь…

 

    * * *

    Я из ржаной муки замешан.

    Меня простой мужик испёк.

    И никакой немецкий леший

    Со мной управиться не мог.

    Он был силён.

    А я — сильнее.

    Он был — стервятник.

    Я — орёл.

    Не он на Клязьму —

    Я на Шпрее

    К нему в конце концов пришёл.

    Сильней я правдой был земною,

    Моя любовь была со мной.

    Вот потому прошёл войною

    Пусть обожжённый,

    Но живой.

 

    ТРУДНЫЙ ХЛЕБ

 

    Хотелось:

    Крылья грохнуть оземь,

    плуг нацепить —

    и бороздой…

    …Пахали женщины на оземь

    в степи за взлётной полосой.

    Нам было видно со стоянки,

    ещё отчётливей — с крыла,

    как в плечи врезывались лямки,

    как гнулись в поясе тела.

    Нас поднимали рано­-рано —

    штабы не спят, война не ждёт.

    Ещё над дымкою туманов

    мы первый делали полёт.

    Перепахав

    бомбёжкой цели,

    над женским полем шли домой.

    А женщины?

    Когда ж успели

    пройти три круга бороздой?

    Остановившись кучкой пёстрой,

    подняв ладони над лицом,

    смотрели матери и сёстры

    таких же,

    как и мы бойцов.

    В работе страшной не отчаясь,

    забыв весь груз своей беды,

    они считали нас, встречая, нас,

    сытых, сильных, молодых.

    Скорбь вырывалась вздохом женщин,

    и стыли слёзы на лице,

    когда нас возвращалось меньше

    числа, ушедшего на цель.

    И снова двигались,

    босые, голодные,

    вздымая степь…

    Так был ли у тебя,

    Россия,

    когда­-нибудь труднее хлеб?!

 

    ***

    Спиной к врагу.

    Горят мозоли.

    А сзади — лающая речь.

    Хотелось зверем выть от боли

    И поперёк дороги лечь.

 

    Давясь отчаяньем и страхом

    Опять не выстоять в бою,

    Бросались в ярости под траки,

    Шли со штыками на броню

 

    Но сила —

    Взламывала силу.

    Ряды редели от потерь.

    Не сняв сапог, друзья ложились

    В свою последнюю постель.

 

    Душа,

    Как выжженные степи,

    Чернее чёрной ночи день.

    И на виски ложится пепел

    Горящих сзади деревень…

 

 

 

 

 

Владимир Хаин  (1926-2005).

Родился в Москве. С 1943 года — в рядах действующей армии. В девятнадцать лет командовал понтонным взводом 8-­й бригады на Белорусском фронте. С 1948 года жил в Нижнем Тагиле.

 

    ***

    Вчера мне ещё

    Две медали вручили…

    А тем не вручить,

    Кто войною сражён:

    На этом лишь

    Камне —

    Три сотни фамилий

    И русских, не русских ли

    Честных имён!

    Считайте!

    И помните

    Счёт этот горький —

    Об этом,

    Хотя б лишь об этом,

    Прошу…

    На каждой могилке

    Отсыплю ль махорки?

    Но птицам залётным

    Свой хлеб покрошу.

 

 

 

 

 

Николай Акимов

Родился в 1958 г. в городе Кушва Свердловской области. После окончания службы в армии живёт и работает в посёлке Баранчинский.

 

    В КОНЦЕ ВОЙНЫ

 

    Ещё не наступило тишины

    И не скончали бойню мировую,

    Но в вонь солярки, в грязь пороховую

    Уже вмешались запахи весны.

    Уже в ноздрях победа щекотала.

    Уже был май… Но чёртовый Берлин

    Ещё свинцом плевался из подвалов

    И огрызался смертью из руин.

 

    И мы в атаки шли остервенело,

    Не замечая собственной крови.

    Одно желанье – фрица додавить,

    Дожать его, урыть, уделать…

    Я помню вспышку в тысячу свечей,

    И как земляк дружок остановился

    И повалился в кучу кирпичей,

    И со спины его дымок завился.

 

    Я – до него. Он весь – как решето

    (Тут ни к чему и скальпель, и бинты).

    И прохрипел он побелевшим ртом:

    «Ну, вот и всё, Ванюша, мне – кранты!»

    – Ты это брось, Сашко, войне конец,

    Да мы с тобой ещё и в клубе спляшем…

    – Нет, Ваня, я уж, видно, не жилец…

    Придёшь домой, так кланяйся всем нашим…

 

    А если будет спрашивать жена,

    Скажи ей, Ваня… так скажи Полине,

    Что я дошёл до этого… Берлина

    И посчитался с ним… за всё… сполна…

    Скажи, погиб, мол, героически… в атаке…

    И умер, мол, мгновенно и легко.

    Кто это, Ваня… смотрит… в белом фраке?

    Ты, Ваня, где?..

 

    – Я здесь! Я здесь, Сашко!

    Ну что же ты, Сашко, не помирай…

    Держись давай, кончается война…

    К нему в глаза заглядывает май,

    А в них уже такая тишина,

    Такая даль – без берега, без дна…

    Ушёл дружок, как звали – поминай.

    А фриц стрелял. Я не успел поплакать

 

    И попрощаться с телом земляка.

    Мы шли тогда в жестокую атаку…

    А до Победы было – два денька…

    Наверно, мы лишка хватили лиха, –

    Уж вон какие минули года,

    Он по ночам приходит иногда.

    Мы капли пьём. Молчим.

    И плачем тихо.

 

 

 

Евгений Лазаренко

Родился на Брянщине. 27 лет отдано ар­мии. С 1971 года жил в Ирбите. Сейчас живёт в пригоро­де Екатеринбурга.

 

    ЭХО ВОЙНЫ

 

    Когда сгорает день в костре заката,

    В краю села вдруг высветит окно.

    То мать­-старушка ждёт с войны солдата,

    Храня для встречи горькое вино.

 

    Она ещё в далёком сорок пятом,

    Его, поставив в нишу тайника,

    Жила надеждой, что вернётся… К кладу

    Не прикасалась ни одна рука.

 

    Сын не пришёл. Как многие другие,

    Не постучался к матери в избу.

    Он пал в сраженьи за судьбу России

    И за мою, и за твою судьбу.

 

    Салюты в тридцать залпов прогремели,

    Живём, дерзаем, любим без войны,

    Сыны отцов-­героев постарели,

    Отцами стали без отцов сыны.

 

    В том нет беды и нет ничуть секрета,

    Что ей минуло семьдесят давно.

    Но ждёт она его и прячет где-­то

    К приходу сына крепкое вино.

 

 

 

Венедикт Станцев (1922–2009)

Поэт-­фронтовик. Воевал в Уральской 3-­й гвардейской стрелковой дивизией. Родился в Саратовской области, после войны жил в Екатеринбурге.

 

    ОЖОГ

 

    Я вышел живым из боя,

    вернулся на отчий порог,

    но не дает мне покоя

    на сердце войны ожог.

 

    Память острей от ожога:

    зову я мальчишек седых,

    молясь по заветам Бога

    за мёртвых и за живых.

 

    О Господи, Боже правый,

    горю я желаньем одним:

    всем павшим — законной славы,

    прозрения — всем живым.

 

    ***

    Я готов был к верной смерти

    всякий день и всякий час

    там, где каждый был из нас

    не жилец на белом свете…

 

    Если где-­то было спето,

    повторюсь — в том нет вины:

    мы вернулись не с войны ­

    мы вернулись с того света.

 

    22 ИЮНЯ

 

    Вставал на цыпочки рассвет

    с улыбкой робкою спросонок,

    как не хлебнувший ещё бед

    в объятьях матери ребёнок.

 

    А день уже наотмашь бил,

    взрывая небеса и долы,

    и души падали без сил,

    как износившиеся пчёлы.

 

    В траншею прятался закат,

    в сон уходил, забыв молитвы,

    как настрадавшийся солдат,

    живым оставшись после битвы.

 

    ***

    Ходила смерть — легка в походке

    На фронте рядышком со мной.

    И я привык к ней, как к винтовке,

    Как к неизбежности самой.

 

    Я — в бой, она — в зловещий клёкот,

    Но в наступлениях сквозь тьму

    Я обгонял её на локоть.

    И, может, выжил потому.

 

 

 

 

 

Александр Драт

Родился в 1953 году в Алтайском крае. Более 20 лет служил в армии. Член Союза писателей России. Живёт в Екатеринбурге.

 

    МАЙ 45-ГО

 

    … Рейхстаг пылал. И победители

    Расписывались на стене –

    За всё, что знали, что увидели

    И пережили на войне…

 

    … Расписывались – вправе были! –

    Вразброс,

            впритык,

                    впристой,

                          вприсест…

    Кто от стола – тот, как учили,

    Кто от сохи – тот ставил крест.

 

 

 

    ЗА МНОЙ!

 

    …И падает ничком в болото

    Вдруг ротный с пулею в груди…

    И падает в болото рота –

    За ним. Ведь шёл он впереди.

    Лежат. Ругаются. Плюются.

    В грязи, во льду и под огнём.

    Атака может захлебнуться –

    И в этом смысле, и в ином…

    Их остаётся горстка только,

    Пересчитать – двух хватит рук.

    – За мно­ой! – и, срезанный осколком,

    Вдруг замолкает политрук.

    – За мно­о..! – подхватывает кто­-то

    И глохнет от свинца в груди.

    И точно по команде рота

    За ним, упавшим впереди

    Лежат. Ругаются. Плюются.

    В грязи, во льду и под огнём.

    Атака может захлебнуться –

    И в переносном, и в прямом!

 

    … Но всё равно найдётся кто­-то,

    Кто хрипло прокричит: За мной!

    И вырвется на берег рота

    Единой яростной волной.

 

 

 

Владимир Карсканов

Родился в 1939 году в селе Байкалово Свердловской области, после службы в армии переехал в Екатеринбург. Работает врачом-­травматологом в госпитале ГУВД. Кавалер ордена «Знак Почёта».

 

   "КАТЮШИ" УХОДИЛИ НА ВОЙНУ

 

    На миг один лишь к тем годам вернитесь ­

    Вы слышите разрывы в тишине…

    Так встаньте же! И в ноги поклонитесь

    Солдатам всем, погибшим на войне.

 

    Тяжёлые военные годины

    И судьбы все слились в судьбу одну…

    Из города святой Екатерины

    «Катюши» уходили на войну.

 

    И враг разбит, развенчан под Москвою,

    Гремит победно гордый Сталинград.

    Мир, потрясённый Курскою дугою,

    Поверил в русских доблестных солдат.

 

    Без рук мужских тоскующие хаты,

    Уставшие подростки, старики…

    И радости побед, и боль утраты,

    И слёзы вдов и матерей горьки.

 

    Страда в полях и жаркий гул заводов,

    Фронтам – металл и колос золотой.

    Железная рука отца народов

    Бросала армии в последний бой.

 

    На запад шли составы и машины…

    И, торопя победную весну,

    Из города святой Екатерины

    «Катюши» уходили на войну.

 

 

 

Алексей Решетов (1937–2002)

Родился в Хабаровске. Большую часть жизни провёл в Березниках, 26 лет работал на калийном предприятии. В 1995 году переехал в Екатеринбург. Лауреат премии губернатора Свердловской области

 

   ПАМЯТЬ

 

    Горите, флаги красные, горите!

    Я с детства помню слёзы ранних вдов,

    Заиндевевший громкоговоритель

    И снег в морщинах сбившихся платков.

 

    Я помню, как сирена завывала,

    Я помню хруст оконного стекла.

    Гремели взрывы… В печке остывала

    Зола позавчерашнего тепла.

 

    И умещались двести хлебных граммов

    На сводке с фронта в двадцать строгих строк.

    И первоклассник худенький упрямо —

    Мы не рабы! — заучивал урок.

 

    ***

    Убитым хочется дышать.

    Я был убит однажды горем.

    И не забыть, как спазмы в горле

    Дыханью начали мешать.

 

    Убитым хочется дышать.

    Лежат бойцы в земле глубоко,

    И тяжело им ощущать

    Утрату выдоха и вдоха.

 

    Глоточек воздуха бы им

    На все их роты, все их части,

    Они бы плакали над ним.

    Они бы умерли от счастья!

   1963

 

    ***

    Когда стою у вечного огня,

    Когда читаю имена и даты,

    Мне кажется — погибшие солдаты

    Чего­то ожидают от меня.

 

    Что ж я скажу им — слабый человек —

    Жизнь за меня отдавшим добровольно?

    Что я в долгу у них на весь свой век?

    Что мне пред ними совестно и больно?

 

    Как надо стойко, мужественно жить,

    Не поддаваясь злу ни на мгновенье,

    Чтоб высшую награду заслужить —

    Убитых молчаливое прощенье.

    1959

 

    ***

    В войну количество волков

    Намного возросло,

    Поскольку множество стрелков

    Из сёл на фронт ушло.

    Как госпитальных коек бязь,

    Был смят повсюду снег,

    И волки шастали,

    боясь

    Лишь бабьих красных век…

    1970

 

    ***

    Я помню:

    с тихою улыбкой

    Скрипач, что на войне ослеп,

    Водил смычком над тёмной скрипкой,

    Как будто резал чёрный хлеб…

    1962

 

    ДВОРИК ПОСЛЕ ВОЙНЫ

 

    Мирный дворик. Горький запах щепок.

    Голуби воркуют без конца.

    В ожерелье сереньких прищепок

    Женщина спускается с крыльца.

 

    Пронеслось на крыльях веретёшко –

    То есть непоседа стрекоза.

    Золотая заспанная кошка

    Трёт зеленоватые глаза…

 

    У калитки вся в цвету калина,

    А под ней – не молод и не стар

    Сапогом, прошедшим до Берлина,

    Дядька раздувает самовар.

 

    ТИШИНА

 

    Шёл дымок от гильз ещё покуда,

    Снег шипел – и вдруг пришла она

    В дни войны похожая на чудо,

    Хрупкая такая тишина.

 

    И совсем по-мирному нежданно

    Зазвенел солдатский котелок.

    И совсем нежданно на поляне

    Кто-то ясно разглядел цветок.

 

    Кто-то, улыбнувшийся устало,

    Пожалел – и не сорвал цветка,

    Будто это тишина стояла

    На зелёной ножке стебелька.

 

 

 

Николай Петропавловский (1921–1995).

Родился в Курганской области. В июле 1941 года ушёл на фронт. После войны возглавлял военно-­проектную организацию в Свердловске. Награждён двумя орденами Красной Звезды. Член Союза писателей СССР.

 

    ***

    И всё­-таки судьба у нас была,

    И от неё никак не отрешиться.

    Да стоит ли?

    И перед кем виниться?

    Она – твои и годы, и дела…

 

    Ты не забудешь красные снега

    И зной палящий Малого Хингана.

    Они с тобой,

    Они в тебе, как раны.

    О, как объёмна память и строга!

 

    То день, как ночь,

    То ночь, как день, бела.

    Кому­то мёртвым быть…

    А мне – в работу?

    Поднять в атаку –

    Что осталось – роту…

    Такая вот судьба у нас была.

 

 

 

Людмила Татьяничева (1915–1980).

Родилась в Мордовии. В 10 лет, похоронив всю родню, самостоятельно переехала в Свердловск. После школы работала токарем. Позже стала собкором «Литературной газеты». В 1971 году была удостоена Государственной премии.

 

    ***

    Пусть не в меня в прямом бою

    Вонзался штык чужой огранки,

    Прошли сквозь молодость мою

    Года

    Тяжёлые, как танки.

 

    О, трудный марш очередей

    За хлебом,

    Клёклым от бурьяна,

    И над молчаньем площадей

    Суровый голос Левитана…

 

    А дети в ватниках худых,

    А вдов опущенные плечи!

    Нет горше будней фронтовых

    Но эти ­

    Вряд ли были легче…

 

    Ты знаешь это.

    Ты видал

    Цеха бессонные, в которых

    Из гнева плавился металл,

    А слёзы

    Превращались в порох.

 

    ***

    Вдали от синих гор Урала,

    В руках сжимая автомат,

    Спокойно смотрит с пьедестала

    От солнца бронзовый солдат.

 

    Он дышит вольным ветром жизни,

    Над ним не кружит вороньё.

    Не клялся он в любви к Отчизне ­

    Он просто умер за неё.

 

 

 

    ТЁТЯ НАСТЯ

 

    Здесь был в чести обычай древний:

    Под медный колокольный звон

    Плыл от деревни до деревни

    Надрывный голос похорон.

    Слезой глаза себе не застя,

    Не морща строгого лица,

    Умела плакальщица Настя

    На части разрывать сердца.

    Война сынов её скосила.

    Что жить, что нет —

    Ей всё равно.

    Она по мёртвым голосила,

    Все слёзы выплакав давно.

 

    За стёртый грош,

    За корку хлеба

    Да за посулы без отдач

    Она в невидящее небо

    Бросала свой протяжный плач.

    А по ночам, в тоске гнетущей

    О вдовах,

    Сиротах скорбя,

    Корила бога:

    — Всемогущий,

    Чем прогневили мы тебя?! —

 

    …Ещё горячий после боя,

    Гранёный штык зажав в руке,

    Октябрь принёс в село глухое

    Зарю на сломанном древке

    И от лица Советской власти

    Вручил нам ленинский декрет

    О мире,

    О земле,

    О счастье

    На сотни и на тыщи лет!

 

    Всей силой памяти нелгущей

    Навек запомни:

    Холод.

    Темь.

    Людей, взволнованно поющих:

    «Кто был ничем, тот станет всем».

    Нестройно, радостно и смело,

    Сминая злобу кулаков,

    Моё село впервые пело

    Победный гимн большевиков.

    И золотой пшеничный колос

    К серпу и к молоту приник.

    И влился в песню Настин голос,

    Как полный звёздами родник.

    Омыв лицо слезами счастья

    И не скрывая слёз своих,

    Со всеми пела тётя Настя

    О светлой участи живых.

    1957

 

 

 

Сергей Ханжин

Родился в 1939 году. За 24 года работы на Кушвинском метал­лургическом заводе прошёл путь от ученика слесаря до начальника доменного цеха. Публиковал стихи в газете «Уральский рабочий». Получил первую премию конкурса «Помним и продолжаем Бажова», организованного Музеем писателей Урала, в номинации «Сказы». Почётный гражданин города Кушва.

 

   ДЕНЬ ПОБЕДЫ  

 

        Женщинам-фронтовичкам

        Кушвы посвящается...

 

    Сидит женщина сутуло,

    Гладит старенький альбом.

    Пиджачок на спинке стула

    Отливает серебром.

    Тихо шепчет, нежно гладит

    Пожелтевшие листки ­

    Там девчонки «при параде» ­

    Жизни нежные ростки.

    Сапоги не по размеру,

    Гимнастёрки в талию

    Ремешком стянули в меру.

    Кое­-кто с медалями.

    Все живы ещё на фото ­

    Молодые, юные.

    До конца войны – три года,

    Долгие и трудные.

    Нацепив очки вторые, ­

    Так уже привыкшая, ­

    Гладит лица молодые

    Санитарка бывшая.

    Вездесущим военкором

    Много­-много лет назад

    В промежутке между боем

    Снят гвардейский медсанбат.

    Тут подружки боевые

    Комсомолочками стали.

    Все по званью – рядовые,

    А в бою­-то генералы.

    Посылали в бой другие,

    – Насмерть стой, – приказы были.

    Они, хрупкие такие,

    С поля раненных тащили,

    С поля раненных спасали,

    Животы и жилы рвали.

    Под снарядами – искали,

    А под пулей – бинтовали.

    Приложила к сердцу фото ­

    От обиды сводит скулы.

    Ведь сейчас заметит кто-­то:

    – Ну куда вы лезли, дуры!

    Сколько их, послевоенных

    Тех заумных подлецов,

    – У войны, – твердят степенно, ­

    Ведь не женское лицо.

    Кто лицо увидел в войнах?

    Никакого у войны

    Нет лица – лишь маска боли,

    Маска смерти – сатаны.

    Они ж ангелом спасенья

    Разлетались по полям.

    И святое вознесенье

    Было им «наградой» там.

    Сколько пало их в сраженьях,

    Нецелованных порой,

    Не рожавших в продолженье

    Своей жизни молодой.

    И сама душой остыла,

    Как ушёл победный год ­

    Женихов­-то мало было,

    А невест – наоборот.

    Так, с подружками в альбоме,

    Прожила всю жизнь одна.

    На чужих внучат в их доме

    Любовалась из окна.

    Нынче в школу пригласили ­

    Про войну всё, что да как.

    Тихо звякнул орденами

    Её старенький пиджак.

    Только сердцем не расскажешь ­

    Душа памятью больна,

    Как судьбу девчонок наших

    Изломала та война.

 

 

 

Валерий Белоножко

Родился 6 июля 1939 г. в Амурской области. В 1962 году окончил Уральский лесотехнический институт. Работал инженером­-технологом. Живёт в Карпинске. Поэт, прозаик и переводчик. Член Союза российских писателей.

 

Воспоминания о весне 42-­го

 

    Крапивная весна,

    Плохие вести с фронта,

    По карточкам дают

    Всё меньше хлебных крох,

    И золотистый шар

    Подстреленного солнца

    У западных границ

    Сминает горизонт.

    Берёза отпоила

    Сладким честным соком

    Тщедушные тела,

    И детский дом не спит,

    И десятилинейка

    Смотрит волооко,

    Как воспиталка сказку

    Шёпотом струит.

    У всех — одна судьба

    Военного закала

    Да перемогший день

    Сердечный сирый стук,

    И сахара кусок

    Достанет из пенала

    Наутро в день рожденья

    В тень уходящий друг.

 

 

 

Светлана Русскова

Родилась в 1939 г. в городе Мамлютка Северо-­Казахстанской области. С 1956 года живёт в Кушве. Окончила горно-­экономический техникум. Участник хора ветеранов города Кушва. Автор сборника стихов «Во всём ищу любовь».

 

    ДЕНЬ ПОБЕДЫ

 

    День Победы. Радость-­то какая!

    Все вокруг о жизни говорят,

    И на праздник, боль превозмогая,

    Шёл один израненный солдат.

 

    Никого в толпе не замечая,

    Только чёрные глаза блестят…

    Это было в сорок пятом, в мае,

    Шёл в последний бой его отряд.

 

    Лишь ему, хоть верьте, хоть не верьте,

    Жизнь была дарована судьбой,

    Одному лишь не досталось смерти.

    Без отряда — что он за герой?

 

    Лишь потом погибшему отряду

    Был присвоен орден боевой.

    Но как жить, когда мертвы ребята,

    С кем он шёл в последний смертный бой?!

 

    День Победы. Радость­то какая!

    Расплескались зори над рекой.

    Орденами на груди сверкая,

    Шёл солдат живой и неживой.

 

 

 

Владимир  Долматов

Родился 22 июля 1921 года  в деревне Заполицы Кировской области. Поэт­-фронтовик. С 1963 года — заведующий отделом промышленности газеты «Кушвинский рабочий». Работал редактором газеты «Голос горняка».

 

    НАШИ ПРИШЛИ!

    (Из военной тетради)

 

    Реет свободно над городом флаг,

    К месту родному торопится всяк,

    Радостью лица людей расцвели:

    — Немцев прогнали. Наши пришли!

 

    Встал перед пеплом усадьбы родной

    Дед, изнурённый неволей, нуждой,

    Взял на ладонь ком взрыхлённой земли ­

    Слёзы из старческих глаз потекли.

    Грозные танки промчались стрелой,

    Облако пыли подняв за собой.

    Дети кричали, скрываясь в пыли:

    — Немцев прогнали. Наши пришли!

 

    Возле берёзы, где пел соловей,

    Встретился воин с любимой своей,

    Тут же простился: «Не время», — сказал,

    Твёрдой походкой вперёд зашагал.

    Дочь молодая и старая мать

    С радости слёз не смогли удержать.

    Радости слёзы в улыбках цвели:

    — Немцев прогнали. Наши пришли!

 

    Снова дымит заводская труба,

    Плавится в домнах для пушек руда.

    Снова петух голосисто запел.

    В старый скворечник скворец залетел,

    Город свободен. Ликует народ.

    Сотни рабочих спешат на завод.

    Радостно школьники в школу пошли:

    — Немцев прогнали. Наши пришли!

 

 

 

Елена Хоринская (1909–2010).

Родилась в Бурятии. В 1935 году переехала в Свердловск, где и прожила до конца жизни. Работала литературным консультантом областного Дома художественного воспитания детей, редактором Средне-­Уральского книжного издательства. Автор более 40 книг.

 

    ***

    Тень от белых кустов

    на сугробы упала наброском.

    Леденила дыханье,

    и в сквере пустом — ни души.

    Ровно в десять часов

    поезд твой уходил из Свердловска.

    Горечь губ.

    И последнее слово “пиши”…

    Из­-под Вязьмы и Пскова

    ты слал мне короткие вести:

    “Всё в порядке, родная.

    Пожалуйста, меньше тревог!”

    Как ждала я

    скупых и коротких известий

    И как много читала

    меж криво написанных строк.

    Этих строк драгоценных,

    что с фронта так редко приходят…

    Где­-то ярость атак

    и короткий привал на снегу…

    Я тебя не забуду

    в далёком суровом походе

    И любить, как тебя,

    никого никогда не смогу.

 

 

 

    ВОЙНА

 

    Из памяти детства, упрямо и властно,

    Приходит та ночь, и я память кляну…

    Уехали женщины ночью ненастной

    Мужей провожать на войну.

    И темень над степью,

    И звёзды не светят,

    И дождь по засохшей полыни сечёт;

    И брошены юрты,

    И брошены дети,

    И бродит голодный неприбранный скот…

    И звёзды не светят,

    И окна не светят,

    И чёрную весть чёрный ветер принёс.

    Но дети молчали.

    Не плакали дети,

    Как будто у них уже не было слёз.

    И хмурая степь затаилась в печали,

    А дождь то стихал, то хлестал её вновь.

    И только коровы мычали, мычали, —

    Как будто и вправду почуяли кровь.

    А горы молчали,

    И дети молчали,

    И не было слёз у них,

    Не было слов.

    И только коровы мычали, мычали…

    Я слышу мычание этих коров

    Так,

    Словно они и сейчас по соседству, —

    Надсадный,

    Тревожный,

    Отчаянный рёв…

 

    …Впервые война

    Ворвалась в наше детство

    Зловещим мычанием

    Чёрных коров.

 

 

 

Давид Лившиц

Родился в. 1928 г. Поэт, прозаик. Детство прошло на Кавказе. В 1942-­м приехал в Свердловск. Окончил журфак УрГУ. Работал в журналах «Урал» и «Уральский следопыт». С 1992­-го  живёт в Израиле.

Вальс­-баллада для духового оркестра

          

    ***

          Памяти ребят школы № 9

          города Свердловска,

          погибших в боях за Родину

 

    Я под Старым Осколом убит,

    Я не в братской могиле зарыт,

    Я лежу, а вокруг ни души —

    Надо мною одни камыши.

 

    Завтра вечер у вас выпускной.

    Вы, ребята, зайдите за мной.

    Я к вам в белой рубашке приду,

    Как тогда, в сорок первом году.

 

    Затихает в берёзах рассвет,

    И мальчишки семнадцати лет

    Провожают девчонок домой,

    А меня… до межи фронтовой.

 

 

 

     ГИМНАСТЕРКА

 

    …А май звенел, светлели дали,

    И люди плакали и пели,

    И из руин дома вставали,

    И топоры кругом звенели.

 

    И мать ночами клала стежки,

    И рубцевались под иголкой

    Две дырочки на гимнастёрке:

    От ордена и от осколка.

 

    Прошли года, в краю неблизком

    Поднялся в рост солдат из камня,

    А рядом спят под обелиском

    Его друзья по битве давней.

 

    Солдат гранитный на пригорке

    Из монолита весь… и только

    Две дырочки на гимнастёрке –

    От ордена и от осколка.

 

 

 

Михаил Найдич (1924–2005)

Уральский поэт­фронтовик. Родился в городе Кременчуг Полтавской области (Украина). Принимал участие в боях на Украине и в Сталинграде. После нескольких тяжёлых ранений почти год лечился в госпиталях. Был демобилизован, с 1947 года жил в Свердловске. Окончил УрГУ. Автор 25 поэтических сборников и четырёх книг прозы.

 

    ***

    Он угасал. В госпитальной палате

    шторы качались чуть­чуть, еле­еле,

    да и берёзоньки, как на параде,

    строй свой ровняли – и в окна глядели.

 

    Друг ему что-­то твердил про погоду:

    мол, потеплеет, вернутся к нам птицы,

    словно весной сорок пятого года,

    помнишь?.. “Не помню. Уже и не снится”.

 

    Так ли, не так – но слова прозвучали,

    это понять никому не мешало б:

    не было в них ни малейшей печали,

    ни сожалений каких­-то, ни жалоб.

 

    Всё уже прожито, но – не напрасно,

    где-­то вдали смолкли медные трубы.

    Только вот жаль, что почти что угасла

    память. Лишь строже сжимаются губы.

 

    Два старика, ветераны Великой

    битвы, что там начиналась, у Бреста, –

    в нынешней жизни, такой многоликой,

    им, инвалидам, осталось ли место?

 

    Всё отодвинулось: встречи, разлуки,

    все затуманилось: небыли, были.

    …Он угасал. И, раскинувши руки,

    выдохнул: “Помню… что мы… победили”.

 

   ***

    — Гляди, какая ваза! —

    предо мной,

    её, гордясь, поставил мой знакомый.

    За окнами был азиатский зной,

    пропитан полдень пылью и истомой.

 

    Хрусталь сверкал,

    позванивал слегка,

    и было не до ссор и не до споров,

    и тонкий лучик, как во все века,

    подчёркивал изгиб резных узоров.

 

    В те годы это было —

    и не раз,

    показывали мы друг другу с толком:

    он мне — коллекцию хрустальных ваз,

    а я ему — коллекцию осколков;

 

    ведь их совсем недавно,

    видит Бог

    (и это все забудется едва ли!),

    из рук моих мальчишеских и ног

    в госпиталях Урала

    вынимали…

 

 

 

Степан Щипачёв (1899–1980)

Советский поэт, лауреат двух Сталинских премий (1949, 1951). Родился в деревне Щипачи (ныне Богдановичского городского округа Свердловской области). С начала Великой Отечественной войны — сотрудник фронтовой печати. В 1942 году выпустил сборник «Фронтовые стихи».

 

22 июня 1941 года

 

    Казалось, было холодно цветам,

    и от росы они слегка поблёкли.

    Зарю, что шла по травам и кустам,

    обшарили немецкие бинокли.

 

    Цветок, в росинках весь,

    к цветку приник,

    и пограничник протянул к ним руки.

    А немцы, кончив кофе пить, в тот миг

    влезали в танки, закрывали люки.

 

    Такою всё дышало тишиной,

    что вся земля ещё спала, казалось.

    Кто знал, что между миром и войной

    всего каких­то пять минут осталось!

 

    Я о другом не пел бы ни о чём,

    а славил бы всю жизнь свою дорогу,

    когда б армейским скромным трубачом

    я эти пять минут трубил тревогу.

   1943

 

 

 

    ПАВШИМ

 

    Весь под ногами шар земной.

    Живу. Дышу. Пою.

    Но в памяти всегда со мной

    погибшие в бою.

    Пусть всех имён не назову,

    нет кровнее родни.

    Не потому ли я живу,

    что умерли они?

 

    Была б кощунственной моя

    тоскливая строка

    о том, что вот старею я,

    что, может, смерть близка.

    Я мог давно не жить уже:

    в бою, под свист и вой,

    мог пасть в солёном Сиваше

    иль где­-то под Уфой.

 

    Но там упал ровесник мой.

    Когда б не он, как знать,

    вернулся ли бы я домой

    обнять старуху мать.

    Кулацкий выстрел, ослепив,

    жизнь погасил бы враз,

    но был не я убит в степи,

    где обелиск сейчас.

 

    На подвиг вновь звала страна.

    Солдатский путь далёк.

    Изрыли бомбы дочерна

    обочины дорог.

    Я сам воочью смерть видал.

    Шёл от воронок дым;

    горячим запахом металл

    запомнился живым.

 

    Но всё ж у многих на войне

    был тяжелее путь,

    и Черняховскому — не мне —

    пробил осколок грудь.

    Не я — в крови, полуживой,

    растерзан и раздет, —

    молчал на пытках Кошевой

    в свои шестнадцать лет.

 

    Пусть всех имен не назову,

    нет кровнее родни.

    Не потому ли я живу,

    что умерли они?

    Чем им обязан — знаю я.

    И пусть не только стих,

    достойна будет жизнь моя

    солдатской смерти их.

 

   ПОТОМКАМ

 

    Вас нет ещё:

    Вы — воздух, глина, свет;

    О вас, далеких, лишь гадать могли мы,

    Но перед вами нам держать ответ.

    Потомки, вы от нас неотделимы.

 

    Был труден бой.

    Казались нам не раз

    Незащищенными столетий дали.

    Когда враги гранатой били в нас,

    То и до вас осколки долетали.