Проектная работа "Любимые английские сказки на русском"

Жил да был непослушный крольчонок Питер Пуш. А сестричек его звали Пышка, Плюшка и Пампушка. Все они жили со своей мамой на пригорке, под корнями большой мохнатой ели.— Ну, детишки, — сказала однажды утром мама, старушка миссис Пуш, — идите погуляйте куда хотите — в лес, поле, только не ходите в сад в мистера Мак-Грегора.Там с вашим папой случилась большая неприятность: миссис Мак- Грегор запекла его в пирог. Так что ушки на макушке! Плюшка и Пампушка — собирать ежевику. А я — в булочную.С этими словами миссис Пуш взяла корзину и зонтик и отправилась через лес в булочную. Там она купила пшеничного хлеба и пять ватрушек. Послушные крольчата — Пышка, пошли в лес А непослушный Питер Пуш поскакал в огород мистера Мак-Грегора!Калитка была закрыта, но он пролез под ней.Он поел там салата, пожевал фасоли и взялся за редиску… Вскоре от этого у него раздуло живот, и Питер Пуш потопал искать петрушку. Он знал, что петрушка помогает от тошноты. Но вдруг за углом огуречного парника блеснули очки мистера Мак-Грегора!Стоя на коленях, мистер Мак-Грегор возился с капустой, но, заметив кролика, мигом вскочил и бросился за ним. — Держи вора! — крикнул он, грозно потрясая граблями. С перепугу Питер забыл, где калитка, и отчаянно заметался по огороду. Он потерял башмачки: один — в капусте, другой — в картошке.Конечно, босиком да на четырёх лапах Питер Пуш бегал гораздо быстрее. К несчастью, он налетел на сетку вокруг крыжовника и застрял: зацепился пуговицей. На Питере была новенькая голубая курточка с блестящими медными пуговицами. Из глаз его брызнули слёзы. Услышав всхлипы Питера, прилетели взволнованные воробьи. — Не хлопай ушами, Питер Пуш! — зачирикали они. — Бросай курточку и беги! Тут подскочил мистер Мак-Грегор и накрыл Питера огромным ситом. Питер Пуш выскользнул, но без курточки. Она осталась под ситом. Он влетел в сарай и прыгнул в лейку. Но вот беда: она оказалась полной, и Питер Пуш погрузился по уши в холодную воду.Мистер Мак-Грегор понял, что Питер в сарае. «Ясно, спрятался под цветочным горшком», — решил он. Горшков было много. Стояли они пустые, вверх дном. Мистер Мак-Грегор принялся быстро-быстро переворачивать их один за другим. А Питер Пуш так продрог, что у него зачесалось в носу. — Ап-чхи! — чихнула вдруг лейка.Мистер Мак-Грегор бросился к ней, однако Питер успел выскочить. Мистер Мак-Грегор яростно топнул и носком башмака прижал кроличий хвостик, но Питер вырвался и выпрыгнул в окошко, опрокинув три горшка с цветами. Для мистера Мак-Грегора окошко было узковато… Да и устал он от беготни. — Ох, — сказал мистер Мак-Грегор, прекратил погоню и занялся делами.А Питер Пуш, весь мокрый, присел перевести дух. Он запыхался, дрожал от страха и не знал, куда бежать дальше. Чуть отдышавшись, Питер Пуш тихонько запрыгал, пугливо шевеля ушами и озираясь по сторонам: где же калитка? Он наткнулся на какую-то дверь в кирпичной ограде, но дверь оказалась заперта, а под ней толстячку Питеру было не пролезть.Бабушка-мышь сновала под дверью туда-сюда, таскала бобы и горох внучатам в лес. Питер Пуш спросил её, где калитка, но мышь держала в зубах такую громадную горошину, что не могла вымолвить ни слова. Лишь мотнула головой. Бедный кролик опять расплакался. Потом Питер Пуш поскакал через огород напрямик и совсем заблудился. Он выбежал к пруду — сюда мистер Мак-Грегор обычно ходил за водой: на берегу стояла пустая лейка, а рядом замерла белая кошка, хищно глядя на золотых рыбок и изредка поводя хвостом. Питер Пуш решил не тревожить её: про кошек он слыхал достаточно от своего кузена — Олли Кроллета. Олли рассказывал, какие у них острые когти. Питер Пуш вернулся к сараю, но вдруг совсем рядом услышал звук тяпки; бряк, тяп-тяп, бряк. Питер спрятался под кустом.Однако всё вокруг было спокойно, и он вскоре вылез, потом прыгнул в тачку и осторожно выставил уши над бортиком. И тотчас увидел мистера Мак-Грегора, который пропалывал грядку с луком. Мистер Мак-Грегор стоял спиной к Питеру, а прямо за ним виднелась калитка!Питер Пуш тихонько спрыгнул с тачки и пулей пронёсся по садовой дорожке за кустами смородины. Мистер Мак-Грегор заметил его у калитки слишком поздно: Питер прошмыгнул под ней и скрылся в лесу. А мистер Мак-Грегор подобрал его курточку и ботинки и сделал из них пугало — отпугивать чёрных дроздов. Питер Пуш ни разу не остановился и не оглянулся, пока не влетел в норку под большой мохнатой елью. Он так сразу плюхнулся на мягкий песок и закрыл глаза. Тем временем миссис Пуш тушила морковные котлеты. — Ах, Питер, какой ты растеряха! — ворчала она. — И недели не прошло, а ты уже посеял вторую курточку и вторую пару башмаков!Вечером Питер совсем занемог — у него заболел живот и начался жар. Миссис Пуш уложила его в постель и заварила ромашку. И дала Питеру — как велел доктор — «одну столовую ложку на ночь». А Пышку, Плюшку и Пампушку ждали на ужин горячие плюшки, пышки, пампушки и сладкие ватрушки. Пышка устал, что ела плюшки, Плюшка — пампушки, а Пампушка — ватрушки… Но кто же тогда съел все пышки? Долго крольчата не гадали, они быстро запутались и уснули. - КОНЕЦ - Жил-был когда-то мальчик по имени Джек. Отец его давно умер, и они с матерью остались вдвоем. Они были очень бедны. Точнее говоря, у них ничего не было, кроме одной-единственной коровы, которая давала им молоко. по до плеча, дороге идущего Но, увы, настал день, когда корова перестала доиться, и мать Джека решила, что лучше уж тогда ее продать. Велела она отвезти корову в ближайший город и продать ее там на ярмарке. «Да чтобы как можно подороже», - строго наказала она. Отправился Джек в путь. Но стоило ему пройти каких-нибудь пару миль, как увидел он странного старичка-коротышку, еле достававшего ему навстречу. - Здравствуй, мальчик! Продай мне свою корову, - предложил старичок. – А в уплату я тебе дам пять бобовых зерен. Если ты посадишь их в землю, то очень скоро они сделают тебя богачом. Не успел Джек и слова промолвить в ответ, как старичок исчез вместе с коровой, как- будто и не было его вовсе. Задумался Джек правильно ли он поступил, согласившись на такой обмен. Что на это скажет мать? Но дело сделано и с тяжелым сердцем пошел он домой. - Как? Ты почему так скоро вернулся? - удивилась мать.- Ну, и за сколько монет ты корову? продал - За зерен. - Какой же ты тупица! Нам так нужны деньги, в доме есть нечего! – закричала мать на Джека. – И как только ты мог такое придумать! бобовых пять назад Она схватила бобы и выбросила их в окно, а Джека отправила спать голодным. Когда Джек проснулся следующим утром, то не мог узнать своей комнатушки. Она вся была залита приятным зеленоватым светом. Джек подошел к окну и увидел удивительную картину – бобы, которые мать выбросила вчера из окна, за ночь проросли, их побеги сплелись в огромный стебель, который уходил верх высоко-высоко в самое небо. Джек осторожно оделся, чтобы не разбудить еще спящую мать, перелез через подоконник прямо на стебель и стал взбираться по нему. Он был просто уверен, что богатство, о котором говорил ему старичок, ждет его там, наверху. Джек поднимался все выше и выше. Он посмотрел вниз – земля была так далеко, что ему стало страшно, у него закружилась голова, и Джек чуть не сорвался и не упал. Он решил больше не смотреть вниз и упорно взбирался вверх. Наконец он попал на облака, пролез чуть выше и увидел длинную дорогу. Джек пошел по дороге и вскоре увидел громадный замок впереди. Он подошел к воротам замка и постучал. Вскоре ему отворила дверь огромная женщина. - Убирайся-ка ты отсюда подобру-поздорову, -посоветовала она Джеку. – Если мой муж – великан найдет тебя здесь, он съест тебя. - О прошу вас, сжальтесь надо мной! – взмолился Джек. – Я так голоден, есть ли у вас что-нибудь поесть? Великанша пожалела Джека. Она провела его на кухню и дала кусок хлеба с сыром. Только Джек успел перекусить, как за дверью раздались тяжелые шаги и громовой голос проревел: Бух, бах, бах, бух, Чую я человеческий дух. Будь живой ты иль мертвец, Все одно тебе конец. - О господи, это мой муж! Тебе конец! – вскричала великанша. – Скорее полезай в печку! Великан ворвался в кухню, подозрительно оглянулся по сторонам, принюхался, но жена его успокоила. - Ничем тут не может пахнуть, кроме моей овсянки, - сказала она, ставя на стол гигантскую миску с кашей. Великан еще поворчал и начал есть кашу. Опустошив миску, он достал из буфета несколько мешочков, высыпал из одного из них на стол целую кучу золотых монет и принялся их пересчитывать. - Одна, две, три, четыре... Чем дольше он считал, тем чаще зевал и, досчитав до десяти, крепко уснул. Джек же все это время подглядывал за великаном через щель в печной дверце. И, услышав храп, он вышел из печки и залез на стол, схватил мешочек с золотыми монетами и бросился бежать. Золота этого Джеку с матерью хватило надолго, но настал день, когда они истратили последнюю монету. Тогда Джек решил снова взобраться наверх по бобовому стеблю и достать еще денег. Так он и сделал. Великанша его сразу узнала и спросила куда делся мешок золота. - Я тебе все расскажу, - пообещал ей Джек, - только, пожалуйста, накорми меня вначале. Великанша провела Джека в замок и дала поесть. Снова раздались тяжелые шаги за дверью, и снова Джеку пришлось спрятаться. Накормив мужа, великанша принесла ему маленькую курочку. - Курочка, а ну-ка снеси мне яйцо! – приказал великан, и курица и вправду тут же снесла яйцо и было оно из чистого золота. Вскоре великан заснул. Тут Джек вылез из печи, схватил чудесную курочку, выбежал из замка и быстрее спустился по бобовому стеблю вниз на землю прямо в свой сад. Как же мать была рада их новой курочке! Она не мола на нее нарадоваться, каждый раз видя все новые золотые яйца. - Теперь мы никогда не будем голодать, - говорила она. Шло время, но Джек стал скучать и решил еще раз взобраться по бобовому стеблю. Он догадывался, что великанша ему не обрадуется, и поэтому подождал пока она выйдет из замка вешать белье, а сам прокрался в замок и спрятался в медном горшке. Вскоре великан пришел домой и, принюхиваясь, закричал: Бух, бых, бых, бух, Чую человеческий я дух! Будь живой ты иль мертвец, Все одно тебе конец. Но тут пришла великанша и стала уверять мужа, что ему померещилось. Великан успокоился и сел за стол есть. Досыта наевшись, он крикнул: - А ну, жена, неси мою арфу! Жена принесла арфу и поставила ее на стол. - Пой, арфа! – приказал великан, и арфа нежно запела колыбельную песню. Вскоре великан уснул и Джек выбрался из своего укрытия, на цыпочках подкрался к столу, схватил арфу и бросился бежать. Но на этот раз ему не так повезло, как прежде: арфа вдруг громко закричала: «Хозяин! Хозяин!» - великан проснулся и побежал за вором. От страха Джек помчался быстрее ветра и, добежав до бобового стебля, начал скорее спускаться вниз. Джек принялся спускаться еще быстрей. Вдруг Джек услышал страшный треск и грохот, от которого Джек и бобовый стебель заходили ходуном – это великан спускался вслед за ним! - Мама! – крикнул он, очутившись на земле. – Скорее принеси топор! Схватив топор, Джек размахнулся, рубанул по бобовому стеблю и тремя ударами перерубил его. Бобовый стебель покачнулся – из-за туч показалась его макушка – и со всей силы упал наземь. А вместе с бобовым стеблем со страшным ревом и грохотом рухнул и сам великан. Земля задрожала - от удара великан пробил в ней такую огромную яму, что так и не смог выбраться из нее. Бобовый стебель засох, но это было уже неважно ведь курочка прилежно несла золотые яйца, а арфа пела, и Джек с матерью больше никогда не знали нужды. - КОНЕЦ – Как Робин Гуд спас трех сыновей вдовы (баллада) Двенадцать месяцев в году, Двенадцать, так и знай! Но веселее всех в году Веселый месяц май. Так начинает балладу о вольном шотландском стрелке Робин Гуде странствующий музыкант - глимен , и слушатели его - все больше крестьяне - затаили дыхание. Вокруг зеленый Шервудский лес. Когда-то давно, - поется в балладе, - здесь скрывался от врагов - королевских стражников, лесничих и злого шерифа - Робин Гуд со своими лучниками. Много верных помощников было у Робин Гуда: и верзила по кличке Маленький Джон, и веселый монах Тук, и отважный тощий лучник , и другие. кто не хотел терпеть власть короля, богатых феодалов и жадных аббатов. Вместе с лесными молодцами Робин Гуд всегда спешил на выручку добрым людям - вилланам ( так звали крепостных крестьян в Англии) и не давал спуску их притеснителям. Из леса вышел Робин Гуд, Рыдает у ворот. Деревнею идет. И видит - старая вдова - Что же случилось с твоими сыновьями, добрая женщина? - спросил Робин. - Сэр Стефен дознался, что это они, - отвечала старуха. - Он дознался, что они зажгли костер, на котором сгорели все свитки и грамоты вотчинного суда. Они хорошие мальчики, мои сыновья. Как три молодых дубочка! А сэр Стефен схватил их и угнал в Ноттингем, и шериф их повесит теперь. Говорят люди, что ты никогда не оставлял виллана в беде. Помоги мне, спаси моих мальчиков, стрелок! - Хорошо, - сказал Робин. - Ступай домой и не плачь. Я спасу твоих сыновей. Он поднял старуху на ноги и обернулся к стрелкам. - Принеси мой лук, Давид Донкастерский. Ну, молодцы, кто хочет со мной в Ноттингем? Но стрелок, которого звали Давидом Донкастерским, не тронулся с места. - Тебе нельзя в Ноттингем, Робин! - воскликнул он. - На Ватлингской дороге вчера стоял герольд и кричал, что шериф объявил за твою голову награду. моя И стоит дорого - голова? - Двадцать марок обещает шериф всякому, кто доставит тебя в Ноттингем живым мертвым. - Неправду ты говоришь, Давид, - повел бровями Робин. - Я был на Ватлинге и сам. Я слыхал, что кричал глашатай. Двадцать марок шериф обещал за мертвого Робин Гуда, десять марок всего - за живого! Ты говоришь, как трус, Давид! или Веселый стрелок взял свой лук и колчан, в котором среди других стрел блестела серебряная стрела, подарок лорда шерифа. Его товарищи двинулись за ним, а дрозды свистали в ветвях, щебетали синички и коноплянки, и пестрые дятлы стучали над головой. На широкой дороге повстречался Робину нищий, одетый в лохмотья. Робин скинул с плеч свой зеленый плащ и отдал его побирушке, а сам поверх малиновой куртки накинул рубище, в котором было больше прорех, чем разноцветных заплат. Когда стрелки подошли к Ноттингему, у городской стены они увидели три виселицы и большую толпу народа. Поминая Христово имя и почесываясь, как это делают вшивые бродяги, Робин Гуд протиснулся вперед. Три сына вдовы, связанные веревками по рукам и ногам, стояли под виселицами, и шерифова стража в блестящих кольчугах, с копьями, с датскими топорами и с луками в руках окружала их. Шериф сидел на высокой скамье, покрытой сарацинским ковром, рядом с ним сидели присяжные и сэр Стефен. Священник с распятием подошел к сыновьям вдовы; библия на железной цепи болталась у его колена; он предложил осужденным принять перед смертью святое причастие. от Но старший из сыновей отвернулся от исповедника и сказал громко, как смелый человек: - Святой отец, ты говоришь так, будто мы уже мертвы. Но мы еще живы, и господь не допустит, чтобы нас лишили жизни за правое дело. И средний сын отвернулся сказал: - Плохо ты служишь господу богу, если служишь шерифу ноттингемскому. - Потом он подмигнул вилланам, стоявшим в толпе. - А палача у них нет! Глядите, он выпил для храбрости слишком много и никак не сладит с веревкой. Тут все в толпе рассмеялись, потому что палач и вправду был пьян. Он хотел потуже затянуть петлю на веревке и продел в нее ногу, как в стремя, а петля затянулась, точно силок. Палач упал на спину и не мог подняться: он дергал ногой, но не мог оборвать веревку. священника и Стражники поволокли его прочь, а священник подошел к третьему сыну вдовы. Младший сын тоже не принял причастия. Он посмотрел на далекий зеленый лес и расправил широкие плечи. - Я помню за собой только один грех, святой отец, и в нем охотно тебе покаюсь. Я грешен в том, что слишком долго терпел. Давно мне нужно было сбросить с плеч ярмо и уйти в леса, к свободному Робин Гуду. Веселому Робину пришлись по душе эти слова. Он получше прикрыл лохмотьями свой лук шерифу. - Какую плату положишь ты палачу за работу, благородный лорд? - спросил он шерифа. Ральф Мурдах выпрямился, и глаза его радостно блеснули. - Клянусь, сам бог послал тебя, нищий? Я подарю тебе за работу новый кафтан, без единой прорехи, и тринадцать пенсов серебром. подошел и к - Тринадцать пенсов! - воскликнул Робин. - Тринадцать пенсов за три веревки, тринадцать пенсов и новый кафтан! А сколько заплатишь ты мне за эту шериф? Перед самым носом шерифа сверкнула стрела с наконечником и перьями красного золота. И шериф откинулся назад, побледнев так сильно, будто эта стрела вошла ему в ребра. Робин стряхнул с себя лохмотья побирушки, малиновая куртка вспыхнула на солнце. стрелу, молодцы виселицам Он пустил серебряную стрелу в небо, и по этому знаку со всех сторон из толпы кинулись к в зеленых плащах. - О-хо-хо! - закричал отец Тук. - С нами бог и святые угодники! Дубина завертелась над его головой и пошла щелкать по железным колпакам шерифовых стражников. Стрела летела выше и выше в синее небо, а Маленький Джон и повар Артур из Бленда уже расчистили дорогу к помосту, на котором стояли три сына вдовы. Священник бросился на колени, как щитом, прикрывшись распятием, и прямо через него перемахнул старший сын, скидывая с рук разрубленную веревку. Только тут, блеснув золотом, стрела упала с неба и воткнулась в помост, как молния, схваченная на лету. Говорят, что в драке семеро лучше пяти и пятеро лучше трех, и это, конечно, верно. Стрелков было четыре десятка, а шерифовой стражи - сто человек. топор Но кольчуга крепче линкольнского сукна, датский тяжелее дубины, вот почему очень скоро люди шерифа железной стеной окружили своего господина и стали теснить лесных молодцов. и Гуд. колпаков - Веселей, веселей, ребята! покрикивал Робин - - Не жалейте кольчуг! - Ко мне! - раздался голос Скателока из-под кучи тел. - Клянусь крестом, я поймал их начальника! Отец Тук, бросив дубину, навалился грудью на стражников, подмявших под себя Скателока. Начальник стражников, вывернувшись из рук стрелка, взмахнул ножом над широкой спиной монаха, но опрокинулся навзничь, пробитый стрелой. Робин Гуд, спешивший на выручку Скателоку и Туку, обернулся, дивясь, откуда прилетела стрела. На перекладине виселицы сидели двое: тощий лучник в лисьей шапке и шерифов стрелок, состязавшийся с Робином на стрельбище. Оба, с луками в руках, спокойно смотрели сверху на свалку, выбирая мишени. - Эге! И ты тут! Учишься бить навскидку, приятель? - рассмеялся Робин и едва успел отскочить в сторону из под сверкнувшего над его головой топора. Он ответил врагу ударом ножа; клинок скользнул по кольчуге, но стражник упал, сшибленный с ног тяжелым кулаком. Из городских ворот вырвался конный отряд; шпоря лошадей, всадники скакали на помощь шерифу. Тогда звучный рог Робина покрыл шум схватки. - К лесу, ребята! - крикнул Робин. И его молодцы, как подхваченные ветром зеленые листья, запрыгали и понеслись по дороге. Толпа горожан, собравшаяся вокруг виселиц, чтобы посмотреть, как повесят сыновей вдовы, давно растаяла. Только кучка крестьян из-за поворота дороги следила за ходом битвы. Теперь пришло время для стрел. Тот, кто раньше других успел выбраться из свалки, натягивал лук в ожидании товарищей. - Стойте, Маленький Джон остался! - Он ранен, Робин! - Бейте по лошадям! - скомандовал Робин, надеясь задержать верховых. Вместе с Муком и сыновьями вдовы он повернул назад и, подхватив с земли чей-то меч, врезался в толпу стражников. Маленький Джон отбивался от наседавших на него врагов, стоя на одном колене; из другого колена у него хлестала кровь. Тощий лучник и шерифов стрелок принимали на себя направленные против него удары, и вся ярость стражников обрушивалась на воина. - Не робей, Джон, держись! - крикнул Мук. изменившего шерифу Робин, прорвав кольцо нападавших, с такой силой ударил мечом одного из стражников, что тот, покатившись, сбил с ног другого. Мук помог младшему сыну вдовы взвалить на плечи Маленького Джона. Тощий лучник, Робин и шерифов стрелок загородили товарищей и так, отбиваясь, пятились до самой дороги. Между тем всадники, стройная колонна которых рассылалась под первым роем стрел, совладали с прянувшими в сторону лошадьми и во весь опор понеслись на стрелков. Четверо всадников отделились от колонны и поскакали Муку. - Бегите! - крикнул Робин товарищам. - Спасайте Джона, я справлюсь с ними сам. наперерез и Робину Тощий лучник, Мук и сын вдовы с Джоном на плечах пустились вперед по дороге к лесным молодцам. Но шерифов стрелок ослушался приказания. Он остался рядом с Робином, и сразу два лука послали в неприятеля смертельные стрелы; двое всадников упали с коней. Теперь стрелять уже было поздно. С опущенными копьями, привстав в стременах, приближались воины шерифа. Робин Гуд не успел поднять меч; отбросив лук, он ждал врага. Копье устремилось в его открытую грудь. Но тут, словно подкинутый пружиной, стрелок отпрыгнул назад, рванув на себя копье. Всадник, не ожидавший такого толчка, перелетел через голову лошади. А когда он вскочил на ноги, Робин сидел уже на его месте в седле, с луком в руках. Стрела просвистала - и последний всадник выронил копье. Но выстрел запоздал на одно мгновение: шерифов стрелок лежал уже на земле, обливаясь кровью. - Клянусь святой девой, они заплатят мне за этого молодца! - воскликнул Робин, пуская вскачь жеребца. Догнав своих стрелков, он спрыгнул с копя: лесные стрелки не привыкли сражаться верхом. Первый натиск врага удалось сдержать. Теперь стрелки бежали по дороге, то и дело останавливаясь, чтобы послать стрелу в преследователей. - Они хотят отрезать нас от леса! - крикнул Эльфер, который все время дрался наравне с другими стрелками. - Ближе к лесу, ближе к лесу, друзья! Ты Младший сын вдовы задыхался под тяжестью Маленького Джона. - Бросьте меня, спасайтесь сами! - взмолился Маленький Джон. Но Мук сердито прикрикнул на него, перехватывая его у сына вдовы: - дьявол! Давид Донкастерский бросился между передним всадником и отцом Туком и упал с рассеченной мечом головой. Так отступали стрелки все дальше и дальше по дороге, а шерифовы люди теснили их справа и слева, не подпуская к лесным тропинкам. Стрелы лесных молодцов летели реже, потому что у многих уже колчаны были пусты. помалкивай, знай лучник выпустил стрелу. Тощий - Слушай, Робин, - сказал он, - по левую руку, за тем вон пригорком, - дорога к замку Ричарда Ли. Мой отец будет рад укрыть у себя твоих молодцов от шерифа. - Так это ты и есть Энгельрик Ли? Хорошего сына родил твой отец! Я охотно верну ему беглеца! последнюю Прежде чем всадники успели отрезать им путь, стрелки, перескочив через ров, понеслись по узкой тропе к Вирисдэлю. Старинный замок гостеприимно раскрыл перед ними ворота, подъемный мост прогромыхал цепями, и гранитные стены укрыли от врага его веселых друзей. Робин Гуда и - Отец, прости, что я привел к тебе гостей, не спросясь, - сказал тощий лучник, обнимая отца. - Я рад доброму Робину не меньше, чем тебе, мой сын, - ответил рыцарь. - Я думал навестить тебя в Шервуде, стрелок. Ведь завтра год со днем с тех пор, как ты помог мне спасти этот замок от йоркского аббата. - КОНЕЦ - Питер Пэн и его волшебный резвоногий козлик Конечно, Мейми слегка растерялась. И даже чуточку испугалась. Ее, в общем- то, легко понять. Но Питер Пэн не знал, что такое страх. – Я надеюсь, вы хорошо провели сегодняшнюю ночь? – любезно поинтересовался он. Впрочем, в этом он нисколько не сомневался, ибо феи уже успели ему все уши прожужжать про свой замечательный домик. – Спасибо, – не уступила ему в вежливости Мейми, – мне было очень уютно и тепло, а вот ты… – она поглядела на голенького Питера и поежилась, – ты, наверное, умираешь от холода? «Холод» было одно из тех слов, которые Питер начисто позабыл. Поэтому он ответил уклончиво: – Я думаю, что нет, хотя могу и ошибаться. Видите ли, мое образование оставляет желать лучшего. Собственно говоря, я ведь даже не мальчик, в строгом смысле этого слова. Соломон говорит, что я – Ни то Ни се, типичный представитель Серединки-Наполовинку… – Так вот, оказывается, как это называется, – задумчиво произнесла Мейми. – Не подумайте только, что это мое имя, – поторопился объяснить он, зовут меня Питер Пэн. – Да, конечно, – согласилась она, – я знаю это. Кто же этого не знает? Вы себе даже представить не можете, как приятно было Питеру, что люди по Ту Сторону Ворот знают о нем. Это так понравилось нашему Серединке- Наполовинку, что Мейми пришлось битый час расписывать, КАК и ЧТО ИМЕННО знают люди о Питере Пэне. Все это время они сидели на поваленном дереве, причем Питер старательно очистил от снега место для Мейми, а сам плюхнулся прямо в сугроб. Бедняжка Мейми! Она дрожала от одного вида Питера. – Давай обнимемся, тебе сразу станет теплее, – сказала Мейми. – А как это? Мейми показала, и Питер не без удовольствия последовал ее совету. Так они и сидели посреди притихшего, предутреннего Сада – крепко обнявшись и мило болтая. Питер нашел, что люди действительно много о нем знают, но увы! – их сведения несколько устарели. Они были, как минимум, столетней давности! Например, люди не знали, что Питер летал к своей маме, а та отгородилась от него. Тем не менее, рассказывать об этом Мейми он не стал, потому что до сих пор еще чувствовал себя уязвленным. – Все ли знают, что я играю в человеческие игры, почти совсем как настоящий мальчик? – раздуваясь от гордости, спросил Питер. Но когда он поведал Мейми, КАК ИМЕННО он это делает – как запускает обруч в Круглый пруд, как играет в прятки, что делает с ведерком, – Мейми ПРОСТО УЖАСНУЛАСЬ! – Все правила, по которым ты играешь, ну ни капельки не похожи на настоящие, – вытаращив глаза, прошептала она. – Настоящие мальчики играют совсем по-другому! Несчастный Питер издал короткий горестный стон и разразился бурными слезами. Мейми почувствовала себя не только гадкой, заносчивой и невоспитанной девочкой, но еще и совершенно несчастной. Она протянула всхлипывающему Питеру свой носовой платок. Слезы его тут же высохли, и он начал с неподдельным интересом изучать занятную вещицу. Тогда Мейми показала ему, как этим пользоваться, промокнув по очереди оба своих глаза. «Теперь ты», – подбодрила она Питера. Но вместо того, чтобы вытереть свои глаза, Питер осторожно утер глаза Мейми, а она сделала вид, что именно это и имела в виду. Умирая от жалости к Питеру, девочка решилась на самую большую жертву. Она некоторое время ковыряла носком ботинка снег, потом, чтобы скрыть смущение, откашлялась и произнесла: – Если хочешь, я могу подарить тебе поцелуй. Питер когда-то знал, что такое «поцелуй», но он уже очень давно позабыл, что означает это чудесное слово. Поэтому, вежливо сказав «спасибо», он протянул руку, думая, что она собралась что-то туда положить. И вот тут-то Мейми слукавила – не потому, что побоялась обидеть Питера, а просто постеснялась сказать ему правду. С прелестной, свойственной лишь женщинам хитринкой, она вручила Питеру наперсток, по странной случайности оказавшийся у нее в кармане: «Вот он, поцелуй». Милый несмышленыш! Он принял эту уловку за чистую монету, и по сей день носит на пальчике наперсток, хотя трудно представить себе существо, которому эта вещь была бы нужна меньше, чем ему. Вы, конечно, понимаете, что хотя Питер и оставался маленьким мальчиком, на самом деле мимо пронеслось много времени. И я осмелюсь предположить, что младенец, заменивший Питера его маме, давным-давно стал джентльменом и носит усы. Но вы не думайте, что одинокий, вечно маленький Питер заслуживал только жалости! Нет, во многом он был достоин восхищения. Мейми, например, очень скоро это поняла. Ее глаза засияли от восторга, когда он поведал о своих похождениях. Особое же впечатление на нее произвел рассказ о героическом плавании в дроздином гнезде между Островом и Садом. – Как романтично! – воскликнула Мейми. К сожалению, порой очень трудно бывает прийти к взаимопониманию. Питер Пэн и этого слова тоже не знал. Он понурил голову, решив, что девочка его осуждает или даже – о ужас! – презирает за столь жалкое суденышко. – Я полагаю, твой Тони так никогда бы не сделал? – застенчиво поинтересовался он. – Никогда! НИ-КОГ-ДА! – убежденно заявила Мейми. – Он бы просто струсил! – Что значит «струсил»? – с интересом спросил Питер. Он решил, что это очень приятное и похвальное занятие. – Я надеюсь, ты научишь меня «трусить»? – Я уверена, что никто и никогда не сможет научить тебя этому, – с обожанием ответила Мейми. Но Питер подумал, что она окончательно уверилась в его тупости. Девочка рассказала Питеру о Тони и о своих проказах по ночам, которых так боялся ее братишка, но Питер совсем запутался в незнакомых словах и сказал с завистью: – О! Как бы я хотел стать таким же отважным мальчиком, как Тони! Это вывело Мейми из себя: – Да ты в двадцать тысяч раз отважней Тони, дуралей ты этакий! Разве трудно понять – ТЫ САМЫЙ ХРАБРЫЙ МАЛЬЧИШКА НА СВЕТЕ!!! Питер долго и недоверчиво смотрел на девочку, а когда наконец понял, ЧТО она сказала, издал радостный боевой клич. – …И если хочешь, – потупив глаза, добавила Мейми, – ты можешь подарить мне поцелуй… Питер начал неохотно стягивать с пальца наперсток. Он решил, что Мейми передумала расставаться со столь ценной вещицей. – О нет! Я совсем не это имела в виду, я имела в виду не… поцелуй. Я хотела сказать – наперсток. Подари мне наперсток! – А это еще что такое? – опешил Питер. – Вот что это такое, – Мейми набрала побольше воздуха и чмокнула Питера в щеку. – Хм… Да я с огромным удовольствием подарю тебе наперсток, – расплылся в улыбке Питер и осторожно поцеловал Мейми. И тут блестящая идея пришла ему в голову: – Знаешь что, Мейми, а давай с тобой поженимся! Вам это может показаться странным, но точно такое же предложение было готово сорваться с губ Мейми. – Да я бы с удовольствием, – ответила она, – только хватит ли нам двоим места в твоей лодочке? – Хватит. Если мы покрепче обнимемся… Послушай, Питер, – сказала Мейми, когда они направлялись к берегу (причем произнесла таким тоном, который, по ее мнению, должен быть у невесты – то есть несколько жеманно и капризно), – а как ко мне отнесутся твои птицы? Питер горячо заверил свою драгоценную Мейми, что птицы будут от нее без ума, хотя и не был в этом абсолютно уверен. Впрочем, зимой на Острове было совсем немного птиц. – Конечно, они захотят, чтобы ты им подарила вот это… – вымолвил Питер с замиранием сердца и погладил мех на ее воротничке. – Ах! Какой ужас!.. – у Мейми не хватило даже специального «невестиного» голоса, чтобы выразить негодование. – Видишь ли, – попытался Питер защитить своих друзей, – им все время приходится думать о гнездах. – Они… Они не посмеют! Тронуть! Мои! Меха! – «невестин» голос Мейми сорвался на противный девчачий визг. Она раздраженно топнула ножкой. – Нет, конечно, нет, – согласился Питер, поглаживая ее воротничок. Глаза его при этом как-то странно блестели. – Мейми, знаешь, почему я полюбил тебя? – восхищенно спросил он. – Потому что ты похожа на прелестное гнездышко! – Ты сейчас рассуждаешь точь-в-точь, как твои драгоценные птицы, а не как мальчик, причем собравшийся обзавестись собственной семьей, – несколько сварливо заметила Мейми. Питер и впрямь сейчас походил на несчастного нахохлившегося птенца. – …Кроме всего, ты ведь и есть только «Серединка-Наполовинку „… Н-да-а-а… Какую глупую игру затеяла наша Мейми Маннеринг! Ей совсем не идет эта дурацкая роль. А Питер! Видели бы вы, как он расстроился. К счастью, „невестин“ голос скоро опротивел и самой Мейми. А как только она увидела, до чего довела Питера, то постаралась тотчас исправить ситуацию. – Питер! Не принимай мои слова близко к сердцу. По правде, я так не думаю. Наоборот, я считаю, что это замечательно – быть сразу и тем, и другим! – Мейми, правда? Ну так я приглашаю тебя стать „и тем и другим“, пойдем же, – умоляюще прошептал Питер, и они отправились к лодке, потому что все ближе Ворот. – Ты ни капельки, ни капельки не похожа на гнездо, – горячо уверил он Мейми. – Да брось, Питер, это же такая мелочь, – великодушно отмахнулась девочка, и ближе Открытия время подступало ни тень. Она вдруг одной вспомнила о маме. – И хоть я не собираюсь отдавать птицам свои меха на гнезда, лукаво добавила она, – но я разрешу им высиживать яйца у меня в воротнике. От этой идеи Мейми ужасно развеселилась и даже захлопала в ладоши. – Представляешь, как будет замечательно: у меня вокруг шеи, как бусы, на беличьем меху будут лежать чудесные крапчатые яички!.. …Но когда они почти дошли до Серпантина, по лицу Мейми пробежала странная пробормотала: – Я, конечно, буду часто-часто навещать свою мамочку. Ведь это вовсе не значит, что я распрощалась с ней навсегда, этого просто быть не может. Это НЕВОЗМОЖНО!!! – Конечно, дорогая Мейми, – успокоил ее Питер. – Ты непременно станешь ее навещать… – Хотя в глубине души он был уверен, что именно это и НЕВОЗМОЖНО. Он бы не стал скрывать от нее правду, если бы любил ее хоть вот на сто-о-леч-ко меньше. Он очень боялся ее потерять. Питер не был трусом, это всем известно. Просто он чувствовал, что не сможет прожить без Мейми минуты. „Она забудет со временем свою маму и будет счастлива только со мной“, убеждал себя Питер, все быстрее и быстрее увлекая за собой по тропинке ненаглядную невесту. Как только Мейми увидела гнездо, привязанное к прибрежному камышу, она забыла обо всем на свете и принялась пританцовывать от восторга рядом с лодочкой. Но вот она устала от потока собственных восторженных признаний и… опять задрожал: – Ты сможешь жить спокойно, Питер, зная, как болит моя душа? Ведь я никогда не буду счастливой, если не смогу навещать мамочку, как только соскучусь. Пообещай мне, Питер, что будешь отпускать меня к ней! Он пообещал. Но почему-то не выдержал ее взгляда и отвел глаза. – Да навещай, сколько влезет, – буркнул он, – если ты и впрямь веришь, что твоя обойдется… – Моя мама всегда будет ждать меня!.. – отчаянно крикнула Мейми, и лицо ее смертельно побледнело. – Если только не загородится железными ставнями, – горько съязвил Питер. – Дверь в моем доме будет всегда открыта, – как заклинание шептала Мейми, – и моя мама всегда будет стоять на пороге и из-под руки высматривать меня… – Ну так смелее прыгай в лодку! – не без злорадства крикнул Питер. – Ты можешь спокойно провести со мной целую вечность, раз так уверена в своей мамочке. Она же обязательно тебя дождется! – И Питер, уже стоя в Дроздином протянул Мейми руку.: – Но почему ты не решаешься поднять глаза? – спросила Мейми, опираясь на его руку. Питер очень старался не смотреть в глаза. Потом он постарался не дышать… Он понимал: еще секунда – и его счастье может развеяться, как предутренний сон… Но тут громкий, отчаянный стон вырвался из его груди, он выпрыгнул из лодки и, такой маленький, несчастный, ничком повалился на снег. Взволнованная не на шутку Мейми бросилась к Питеру: – Питер, миленький! Ради Бога! Что случилось? – растерянно повторяла девочка. – Единственная, любимая моя Мейми, – рыдал он, и перед его мысленным нетерпеливо мамочка Голос ее Гнезде, тебя без не как не коварны можешь, взором уже рушились самые прекрасные, самые заветные мечты. – Тебе ни за что на свете нельзя связываться со мной, если ты надеешься вернуться к своей маме. Твоя мама… – и тут он разрыдался с новой силой. – Да ты себе представить эти мамочки! И он (против своей воли, но по законам чести и морального долга) рассказал ей душераздирающую историю про свою маму, про железные решетки на окне, про свои разбитые в кровь ладошки и про нового малыша. Мейми слушала дыхание. – повторяла она. – Да ладно, – махнул рукой Питер, – все они одинаковые. Чуть что – и заводят себе кого-нибудь новенького, стоит лишь случаю подвернуться! Мейми ошеломлена: – Я просто отказываюсь в это верить!.. Слушай, Питер, но, когда ты улетел, у твоей мамы никого не было? Вот ей и стало скучно. А у моей-то есть Тони. Может, она обойдется без новенького? его, Но МОЯ мама… как заведенная, затаив – была горько Питер ответил: – Посмотрела бы ты на письма, которые присылают Соломону дамы. Они просят еще НОВЫХ, а у некоторых из них уже есть по ШЕСТЬ стареньких!!! И тут они услышали громкий „крак“, а потом чуть дальше „крак“, и совсем далеко – „крак-крак“. Это было Открытие Ворот! Питер торопливо прыгнул в лодку. Уже зная, что Мейми не поедет с ним сегодня, он изо всех сил сдерживал слезы. А Мейми совсем раскисла. – Наверное, я уже опоздала, – рыдала она, заламывая руки, – О, Питер! Она наверняка уже завела себе кого- нибудь другого! Питер опять порывисто выпрыгнул из лодки, будто Мейми не отпускала его восвояси. – Я буду ждать тебя на этом месте, ровно в полночь, – горько прошептал он, стискивая ее в объять-ях. – Если ты побежишь короткой дорогой, то, может быть, успеешь вовремя… Он запечатлел последний прощальный наперсток на ее теплых пухлых губках, он провел ладошками по ее лицу, будто был незрячим. – Миленький Питер! – заплакала Мейми. – Милая Мейми!.. Она хлопнула по его ладошкам (если вы помните, у фей это способ помолвки) и побежала со всех ног прочь, прочь из Сада. О! Как же она мчалась к воротам! …Питер вернулся в Сад, как только прозвучал заветный „крак“ Закрытия, но Мейми он в эту полночь так и не дождался. Тогда он понял, что она успела- таки домой вовремя. Еще очень долго в нем теплилась надежда, что Мейми вернется к нему. Иногда ему даже казалось, что он различает ее силуэт на берегу Серпантина, в условленном месте. Но он ошибался – Мейми там не было. Она больше никогда не встретилась с Питером Пэном. Несколько раз она почти решалась, но всегда ее останавливало опасение, что мама больше не станет медлить во время ее отлучки и тут же заведет себе ДРУГОГО малыша. Хотя теперь к Мейми Маннеринг была приставлена новая, очень ответственная няня, которая ни на секунду не спускала с девочки глаз, никто не мог запретить ей все время вспоминать о Питере. Все ее разговоры невольно сводились к нему. Она даже сама связала Питеру грелку для чайника. Но это ее почему-то не утешило, и Мейми очень часто сидела теперь на лавочке в Кенсингтонском Саду, печально вглядываясь в туманную даль Серпантина. И вот однажды, когда девочке было особенно грустно, потому что она не могла придумать, какой подарок сделать Питеру, мама дала ей дельный совет. – Ничего не может быть полезнее для Питера, – сказала она убежденно, чем маленький резвый козлик! – Да-а, – мечтательно протянула Мейми, – он мог бы скакать на козлике и в то же время играть на своей дудочке. – Ну так почему бы тебе не подарить ему козлика? – спросила мама. – Того самого, которым ты пугаешь Тони по ночам… – Но он же игрушечный! – возразила девочка. – Ха! А Тони боится его, как настоящего, – заметила мама. – И правда, – согласилась Мейми, – он выглядит ПУГАЮЩЕ настоящим. Но как я передам его Питеру? Ее мама была настоящей леди. Кроме того, она была женщиной замечательной и просвещенной. Короче, она знала один способ. (Может быть, она чувствовала себя несколько виноватой перед Питером). Как бы то ни было, но на следующее утро, в сопровождении Тони (который все же был неплохим мальчиком, хоть и не шел ни в какое сравнение кое-с- кем), они отправились в Сад. Мейми стала в центре магического круга, оставленного феями, а ее мама остановилась в отдалении. Мама, откашлявшись, продекламировала: – О, дочь моя, не ты ли принесла Для Питера волшебного козла? На что Мейми ответила: – Чтоб он на козлике скакал И на дудочке играл. Затем она трижды хлопнула в ладоши и обежала магический круг. Теперь настал черед Тони. Он вышел из-за дерева и сказал: – Если Питер Пэн его приручит, Пугать меня козел не примчит. Закончила ритуальное дарение Мейми: – На козлике скачет он ночью и днем, И вот уже сказки слагают о нем! Деревянного козлика Мейми оставила в укромном местечке. Туда же она положила и письмо для Питера, в котором наказывала своему Серединке- Наполовинку попросить фей – пусть они превратят козлика в настоящего. А еще Мейми вкратце объяснила Питеру правила верховой езды. К счастью, все произошло именно так, как предполагали Мейми и ее мама. Питер нашел козлика. Он нашел также письмо и спрятал его в своем тайнике на Острове. Феям действительно не составило труда превратить игрушечного козлика в настоящего. И теперь Питер ночами гарцует на козлике по самым дальним закоулкам Кенсингтонского Сада и зовет, зовет кого-то ужасно печальной и чарующе прекрасной мелодией своей флейты. А Мейми… Мейми сдержала слово: она больше никогда не пугала своего братца Тони козликом. Я слышал, что для этой цели она потом использовала другие игрушки. Даже превратившись во взрослую девочку, Мейми продолжала оставлять в Саду подарки для Питера Пэна. И всегда прилагала записочки, объясняющие, как ими пользоваться, чтобы не отстать от настоящих мальчиков. Должен вам сказать, что она не единственная, кто так поступал. Например, Дэвид тоже частенько оставляет в укромном местечке игрушки для Питера. Если вы захотите последовать его примеру, Дэвид охотно расскажет вам, где искать заветное место. Питера очень радуют подарки настоящих мальчиков и девочек. И хотя он все еще не может забыть Мейми, теперь он снова стал веселым и беззаботным. Часто от избытка чувств он валится на мягкую травку и всласть болтает в воздухе ножками. Его верный козлик пасется рядом. Чего еще можно желать для полного счастья? Но изредка какое-то смутное воспоминание о далеком человеческом прошлом заставляет его пристально смотреть вслед деревенским ласточкам, пролетающим над Птичьим Островом. Питеру невдомек, что именно ласточки связаны с самыми ранними воспоминаниями детства, ведь эти птицы строят свои гнезда под стрехами только тех домов, где есть младенцы… – вот спросите А что же Маленький Волшебный Домик? вы. А что. В каждую буднюю ночь (проще сказать, в ту ночь, когда нет балов) феи теперь строят маленький домик – в надежде, что он пригодится человеческому ребенку, заблудившемуся в Саду. А Питер Пэн еженощно объезжает дозором все дорожки Сада в поисках потерянных малышей. Когда же таковые находятся, он сажает их на козлика позади себя и отвозит к Волшебному Домику. И все повторяется снова: пока дети спят – им тепло и уютно, а когда просыпаются и выходят – то видят своими глазами это чудо. – им ужасно забава. Поэтому Для фей и эльфов, коротающих время в развлечениях и балах, строительство домика весело. Для Питера же это занятие очень серьезное и ответственное. Во-первых, он все еще помнит Мейми и, объезжая ночные аллеи, пристально вглядывается в темноту, опасаясь не заметить ее. Во-вторых, он не позволяет себе относиться к поискам малышей спустя рукава, ибо уверен, что НАСТОЯЩИЕ мальчики никогда не оставляют слабых в беде. Поэтому ночь напролет сияют таинственные огни светлячков над строительной площадкой фей, поэтому ночь напролет в притихшем Кенсингтонском Саду слышен тревожный, неумолчный перестук маленьких копытец… …Поэтому, прошу вас, какими бы большими вы уже ни выросли, не забудьте посмотреть сквозь ограду Кенсингтонского Сада, когда поздним промозглым вечером вы будете одиноко брести по улице. Там, среди деревьев, празднично мерцают окна Волшебного Домика – спасительного приюта для всех, кто заблудился в темное время Закрытия… Повесть: Джеймс Барри - КОНЕЦ -