Сценарий литературного вечера "Я родом не из детства, из войны..."

«Я родом не из детства, из войны… » 1 ролик - стихотворение «Я родом не из детства, из войны » (Вечер-портрет, посвященный жизни и творчеству поэтессы Ю.В. Друниной) (Портрет – фильм 6.00 или 06.-) Вед. “Всю жизнь была я на переднем крае, И умереть хотела бы на нём...”– писала Юлия Друнина. Эти строки выражают её поэтическое правило. Поэтесса обладала невероятным творческим потенциалом. Она на протяжении почти пятидесяти лет создавала яркие, пронизанные теплом и нежностью стихи. Друнина всегда честно и прямо оценивала происходящее. Стихи её всегда были жизнеутверждающими. Сегодня мы хотим познакомить вас с жизнью и творчеством военной поры Юлии Владимировны Друниной. Вед. Юлия Друнина родилась  10 мая 1924 года, в Москве, в интеллигентной  семье: отец ­ учитель истории  Владимир Павлович  Друнин,  мать – Матильда  Борисовна, работала в библиотеке и давала уроки музыки.  Мать Юлии родилась в Варшаве. Кроме русского, она владела польским и немецким языками.  Жили в  коммуналке. Жили бедно. Но дочь с самых ранних лет приобщалась к культуре.   Вед. В 1931 году Юлия Друнина поступает в школу №131 г. Москвы, где  преподавал ее отец. С детства она любила читать и не сомневалась, что будет  литератором. Читала девочка много, отец давал ей классиков, от Гомера до  Достоевского. В 11  лет начала писать стихи.  Однажды в стенгазете напечатали ее стихотворение, начинающееся строками: «В третьем «К» не все в порядке, не  обернуты тетрадки», слава поэта прочно утвердилась за ней в школе. Вед.  Юлия посещала  литературную студию, помещавшуюся в здании Театра  юного зрителя.  В конце 1930­х годов участвовала в конкурсе на лучшее  стихотворение. В результате, стихотворение «Мы вместе за школьной партой  сидели….» было напечатано в “Учительской газете” и передано по радио. Вед. В своей книге «Планета  «Юлия  Друнина» Н.Старшинов  (фильм – книга  20.25) вспоминает: « Быть девочкой Юле ужасно не нравилось. Она дружила с  мальчишками, играла в войну, ненавидела бантики и всякие украшения  настолько, что однажды из чувства протеста отстригла огромный бант вместе с хвостиком, на который его повязали: семья ждала гостей и Матильда Борисовна решила приукрасить дочку, но в результате пришлось срочно вести ее в парикмахерскую и стричь под мальчика… Больше бантиков ей не завязывали. Чтец.  Ах, детство! Мне, как водится, хотелось Во всём с мальчишками быть наравне. Но папа с мамой не ценили смелость: “Ведь ты же девочка!– твердили мне.– Сломаешь голову, на крыше сидя. Бери вязанье да садись за стол”. И я слезала с крыши, ненавидя Свой женский, слабый, свой прекрасный пол. Ах, детство! Попадало нам с тобою – Упрёки матери, молчание отца... Но опалил нам лица ветер боя, Нам ветер фронта опалил сердца. “Ведь ты же девочка!” – твердили дома, Когда сказала я в лихом году, Что, отвечая на призыв райкома, На фронт солдатом рядовым иду. С семьей мня Отчизна рассудила - Скажи мне, память, разве не вчера Я в дымный край окопов уходила С мальчишками из нашего двора? В то горькое, но памятное лето Никто про слабость не твердил мою... Спасибо, Родина, за счастье это – Быть равной сыновьям твоим в бою! (Голос Левитана - война) Вед. Юля  закончила школу, когда грянула война. Ей было семнадцать лет. Она выросла совершенно тургеневской девушкой. Книжной. Романтической. И, кажется даже не подозревала, что в жизни существует жестокость, грубость, грязь… И всего этого ей пришлось хлебнуть с лихвою. Качается рожь несжатая, Шагают бойцы по ней. Шагаем и мы – девчата, Похожие на партей. Нет, это горят не хаты – То юность моя в огне. Идут по войне девчата, Похожие на парней. Вед. Окончила курсы медсестер. В конце лета 1941 года, с приближением немцем к Москве, Юле пришлось идти рыть окопы под Можайском. Там, во время одного из авианалётов, она потерялась, отстала от своего отряда, и ее подобрала группа пехотинцев, которым была очень нужна санитарка. Юля умела перевязывать… Правда, она с самого детства ужасно боялась крови, ей дурно становилось при виде даже крохотной ранки… Но комсомолка должна была воспитывать в себе железную волю. И Юля справилась со страхом перед кровавыми ранами, тем более, что очень скоро ей пришлось хлебнуть куда более серьезных опасностей.  Чтец: Я ушла из детства в грязную теплушку,              В эшелон пехоты, в санитарный взвод.              Дальние разрывы слушал и не слушал             Ко всему привыкший сорок первый год.  Читает Друнина (фильм 12.20­12.33)                      Я пришла из школы в блиндажи сырые,                     От Прекрасной Дамы в “мать” и “перемать”,                      Потому что имя ближе, чем “Россия”,                      Не могла сыскать. Вед. Пехотинцы попали в окружение, им пришлось выбираться, тринадцать суток они шли к своим: «Мы шли, ползли, бежали, натыкаясь на немцев, теряя товарищей, опухшие, измученные, ведомые одной страстью – пробиться! Случались и минуты отчаяния, безразличия, отупения, но чаще для этого просто не было времени – все душевные и физические силы были сконцентрированы на том, как незаметно проскочить шоссе, по которому то и дело проносились немецкие машины, или, вжавшись в землю, молиться, чтобы фашист, забредший по нужде в кусты, не обнаружил тебя, или пробежать несколько метров до спасительного оврага, пока товарищи прикрывают твой отход. А надо всем – панический ужас, ужас перед пленом. У меня, девушки, он был острее, чем у мужчин. Наверное, этот ужас здорово помогал мне, потому что был сильнее страха смерти». Чтец:(Павлова Л.В.) «Мессершмитт» над окопом кружит          Низко так – хоть коснись штыком…          Беззаветной солдатской дружбой          Я сдружилась в боях с полком. Формировка,  походы, сраженья – Как положено на войне… Поздней осенью в окруженье Изменило мужество мне.              На повязке бурые пятна У костра меня бьет озноб. Я сквозь зубы сказала: ­ Понятно! Положенье – хоть пулю в лоб. Что ж, товарищи, отвоевалась. Хватит. Дальше идти не могу… И такая, такая усталость, Так уютно на первом снегу, Что я думала: будь что будет, Ни за что не открою глаз… Но у линии фронта орудья Загремели сильней в тот час – Это наши пошли в наступленье, Все сметал орудийный шквал! И седой командир отделенья Меня на руки бережно взял. Плащ-палатка, как черные крылья, Развевалась за ним находу. Но, рванувшись, глухо, с усильем  Я сказала: «Сама дойду!» Так, в 1941 году  Юлия Друнина вопреки воле родителей добровольцем ушла  на фронт,  в самый неблагоустроенный род войск – в пехоту. Школьным вечером, Хмурым летом, Бросив книги и карандаш, Встала девочка с парты этой И шагнула в сырой блиндаж. Песня – ролик  «Вальс фронтовой медсестры» в исполнении С.Ротару Чтец: Heт,  это не заслуга, а удача –  Стать девушке солдатом на войне.  Когда б сложилась жизнь моя иначе,  Как в День Победы стыдно было б мне!                            С восторгом нас, девчонок, не встречали.                            Нас гнал домой охрипший военком.                            Так было в сорок первом. А медали                            И прочие регалии – потом...  Смотрю назад, в продымленные дали:  Нет, не заслугой в тот зловещий год,  А высшей честью школьницы считали  Возможность умереть за свой народ. (фильм -кадры 05.39 – 05.50) Вед. Ей предстояло пройти огненные версты батальонным санинструктором, в  самоходном полку. Холод, сырость, костров разводить нельзя, спали на мокром снегу, если удавалось переночевать в землянке – это уже удача, но все равно никогда не получалось как следует выспаться, едва приляжет сестричка – и опять обстрел, и опять в бой, раненых выносить, и многопудовые сапоги с налипшей грязью, длительные переходы, когда она буквально падала от усталости, а надо было все равно идти, просто потому, что надо Чтец: Только что пришла с передовой Мокрая, замерзшая и злая, А в землянке нету никого, И конечно, печка затухает. Так устала – руки не поднять, Не до дров – согреюсь под шинелью. Прилегла, но слышу, что опять По окопам бьют шрапнелью. Из землянки выбегаю в ночь, А навстречу мне рванулось пламя, Мне навстречу – те, кому помочь Я должна спокойными руками. И за то, что снова до утра Смерть ползти со мною будет рядом, Мимоходом: «Молодец, сестра!»- Крикнут мне товарищи в награду. Песня «Фронтовая сестра» сл. А Москалева, муз. А.Аверкина Вед. Самым тяжелым трудом был труд фронтовой медсестры. Сестра, сестричка, сестрица - так ласково называли бойцы фронтовых сестер, тех, кто под пулями и разрывами снарядов, ежедневно рискуя жизнью, некрепкими девичьими руками выносил с поля боя раненых . Вед. Юлия Друнина вспоминала: «И сколько раз случалось – нужно вынести тяжело раненного из-под огня, а силенок не хватает. Хочу разжать пальцы бойца, чтобы высвободить винтовку – все-таки тащить его будет легче. Но боец вцепился в свою «трехлинейку образца 1891 года мертвой хваткой. Почти без сознания, а руки помнят первую солдатскую заповедь – никогда, ни при каких обстоятельствах не бросать оружия!» (фильм -Кадры 11.42 -12.01) Чтец:( Инсценировка) Четверть роты уже скосило… Распростертая на снегу, Плачет девочка от бессилья, Задыхается: «Не могу!» Тяжеленный попался малый, Сил тащить его больше нет… (Санитарочке той усталой Восемнадцать сравнялось лет) Отлежишься, обдует ветром. Станет легче дышать чуть-чуть. Сантиметр за сантиметром Ты продолжишь свой крестный путь. Между жизнью и смертью грани – До чего же хрупки они… Так приди же, солдат, в сознанье, На сестренку хоть раз взгляни! Если вас не найдут снаряды, Не добьет диверсанта нож, Ты получишь, сестра, награду – Человека опять спасешь. Вед. Из рассказов Ю. Друниной: «Девчонки могли бы рассказать еще и о своих дополнительных трудностях. О том, например, как, раненные в грудь или в живот, стеснялись мужчин и порой пытались скрыть свои раны… Юле и самой пришлось однажды скрывать свое тяжелое ранение – осколок артиллерийского снаряда вошел в шею слева и застрял в нескольких миллиметрах от артерии. Но Юля не подозревала, что рана опасна, до госпиталя было далеко, и она просто замотала шею бинтами и продолжала работать – спасать других. Скрывала, пока не стало совсем плохо. А очнулась уже в госпитале и там узнала, что была на волосок от смерти». Вед. В госпитале, в 1943 году, она написала свое первое стихотворение о войне, которое вошло во все антологии военной поэзии: Я столько раз видала рукопашный, Раз наяву. И тысячу — во сне. Кто говорит, что на войне не страшно, Тот ничего не знает о войне. Вед. Сильные строки, и сила их, как все творчество Друниной, в том, что вы почти физически чувствуете боль человека, произносящего эти слова. И верите ему. Она знала о войне – все… А было ей тогда только девятнадцать. Косы, которые она почитала своей единственной красою и берегла, несмотря на все сложности фронтового быта, обрезали практически под ноль, когда ее в беспамятстве привезли в госпиталь. Она была ужасно худа и очень похожа на мальчишку. Солдаты были очень почтительны с единственной в палате девушкой и каждого новоприбывшего предупреждали, чтобы не вздумал матюгаться во время перевязок… Чтец: Тот осколок ржавый и щербатый, Мне прислала, как повестку, смерть… Только б дотащили до санбата! Не терять сознание, не сметь! А с носилок свешивались косы – Для чего их, дура, берегла? Вот багровый дождь ударил косо, Подступила, затопила мгла… Ничего! Мне только восемнадцать. Я еще не кончила войну. Мне еще к победе пробиваться Сквозь снегов и марли белизну!... После госпиталя она была признана инвалидом и комиссована. Вед. Из воспоминаний Юлии Друниной: «Вернулась в Москву: «…выйдя из метро, увидела у ларька толпу возбужденных женщин. Я заинтересовалась, что дают? Ответ меня ошеломил – журнал мод… Чувство было такое, словно я попала на другую планету, в другое измерение…» Вед. Юля и вела себя, как бы попав в другое измерение. То есть делала все, что хочется. На все выданные в госпитале деньги купила в комиссионке черное шелковое платье. У нее такого никогда не было. На следующий день начистила сапоги, надела поверх шелкового платья гимнастерку с медалью «За отвагу» и пошла в собес, получать продовольственные карточки и пенсию: «Иду, голова забинтована, медаль позвякивает». Вед. Получив пенсию в сто пять рублей, Юля тут же всю ее потратила на мороженое. Получилось ровно три порции – по тридцать пять рублей каждая: «Никогда я не жалела об этом поступке! Волшебное, сказочное, заколдованное мороженое! В нем были вкус возвратившегося на мгновение детства, и острое ощущение приближающейся победы, и прекрасное легкомыслие юности!..» Вед. В тот же день она пришла в Литературный институт имени Горького, где встретилась с парторгом – Славой Владимировной Шириной – которая, в общем-то, отнеслась к ней сердечно, ведь пришла раненая фронтовичка… Но стихи раскритиковала, как незрелые, и в поступлении в институт отказала. Вед. Для Юли это было серьезным ударом. Она не представляла себе дальнейшей жизни в Москве. Ей казалось: или – Литературный институт, или… ничего! Жизнь вновь ощущалась пустой и бессмысленной, и в душе зародилась фронтовая ностальгия – по крайней мере, ТАМ она была нужна! И Юля решила вернуться. К счастью, ее признали годной к строевой. Она опять попала в пехоту.  До конца Великой Отечественной войны Юлия  Друнина была санинструктором.  Вед. Из стихов  Друниной сразу можно понять, какая мера страдания и ужаса  выпала в юности на долю наших бабушек, прабабушек, которых теперь, уже  почти не осталось в живых  Тогда они были еще совсем дети, а какой страшной  беде пришлось им заглянуть в глаза! Чтец: Целовались. Плакали И пели. Шли в штыки. И прямо на снегу Девочка в заштопанной шинели Разбросала руки на снегу. Мама! Мама! Я дошла до цели.. Но в степи, на волжском берегу, Девочка в заштопанной шинели Разбросала руки на снегу. Вед. Как же достоверно это стихотворение! Достоверность в том, что поступки молоденькой Юлии порой были безрассудны. В книге «Я родом не из детства» она вспоминает о случае на 2-и Белорусском фронте в январе 1944 года: «Немцы укрепились на возвышенности. Русские окопы лежали перед ними как на ладони, каждая точка была пристреляна, каждый солдат –удобная мишень, каждый окоп на учете. Между землянкой нашего санитарного взвода и окопами переднего края лежало голое, насквозь простреливаемое немецкими снайперами поле Никто уже не рисковал идти при дневном свете – снайпер бил без промаха. А в обход, по опушке леса, нужно было давать несколько километров крюку. И когда в наш санвзвод добрался с передовой легкораненый боец с приказом комбата прислать санинструктора, я решила идти напрямик, через поле. Не помогли уговоры товарищей. Я сняла ушанку, чтобы были видны волосы, сменила ватные брюки на зеленую юбку, перекинула через плечо сумку с красным крестом и в рост медленно пошла через поле. Я почему-то была уверена, что снайпер не станет стрелять в девчонку. И чудо свершилось – поле молчало». Побледнев, Стиснув зубы до хруста, От родного окопа Одна Ты должна оторваться И бруствер Проскочить под обстрелом Должна. Ты должна. Хоть вернешься едва ли, Хоть «Не смей!» Повторяет комбат. Даже танки В трех шагах от окопа Горят. Ты должна. Ведь нельзя притворяться Пред собой, Что не слышишь в ночи, Как почти безнадёжно «Сестрица!» Кто-то там, Под обстрелом кричит… Звучит песня «Он вчера не вернулся из боя» Высоцкого Вед. Девушки на фронте выносили то, что не в силах порой были вынести даже  мужчины. Но им, молодым девчушкам, очень хотелось быть счастливыми. Своё  первое большое чувство, свою первую любовь Юлия Друнина встретила на  фронте. В стихах и в воспоминаниях она называет его Комбат – с большой буквы. Но нигде не упоминает его имени. Ко мне в окоп, сквозь минные разрывы  Незваной гостьей забрела любовь,  Не знала я, что можно стать счастливой  У дымных Сталинградских берегов! Вед. Когда мы читаем стихи Друниной о фронтовой любви, у нас создаётся  впечатление, что это вспыхнула ракета. Чтец. Мы стояли у Москвы – реки, Тёплый ветер платьем шелестел.  Почему­то вдруг из­под руки,  На меня ты странно посмотрел –  Так порою на чужих глядят.  – Ну какой же из тебя солдат?  Как была ты, право, на войне? Не ужель спала ты на снегу, Автомат пристроив в головах?  Я тебя представить не могу В стоптанных солдатских сапогах!.. Я же вечер вспомнила другой:  Миномёты били, падал снег.  И сказал мне тихо дорогой,  На тебя похожий человек:  – Вот лежим и мёрзнем на снегу,  Будто и не жили в городах... Я тебя представить не могу  В туфлях на высоких каблуках... Вед. В 1943 – 1944 годах Юлия Друнина воевала в Белоруссии и Латвии, где шли ожесточённые бои с фашистами.  Последние год войны для Юли в чем-то был даже тяжелее, чем первый, когда она с остатками полка выбиралась из окружения. Тогда тяжело было физически и морально, но зато совсем не страшно казалось умирать – были другие страхи, серьезнее. А теперь умирать было не то чтобы страшно, но… как-то обидно. Ведь победа была так близка! К тому же шли они не по России и Белоруссии, где солдат встречали как освободителей, как своих, родных, а по враждебным Прибалтийским землям, где даже еду в оставленных домах нельзя было пробовать – она могла оказаться отравленной. Вед. В Эстонии Юля впервые реально лицом к лицу столкнулась с немцем – раньше немцы были для нее лишь враждебными безликими фигурами во мраке, да пулями прилетали, да артиллерийскими снарядами с неба сыпались, да минами в земле таились. А в этот раз она увидела немца так близко, что он ей даже показался человеком, таким же, как те ребята, с которыми рядом она воевала: «Полковая разведка притащила «языка». Перед тем, как передать его в штаб, ребята попросили меня «чуток отремонтировать фрица». «Фриц» — молодой обер-лейтенант – лежал на спине с закрученными назад руками. Светловолосый, с правильными резкими чертами мужественного лица, пленного даже не слишком портили здоровенная ссадина на скуле и медленная змейка крови, выползавшая из уголка рта. На секунду его голубые глаза встретились с моими, потом немец отвел их и продолжал спокойно смотреть в осеннее небо. Что-то вроде сочувствия шевельнулось во мне. Я смочила перекисью ватный тампон и наклонилась над раненым. И ту же у меня помутилось в глазах от боли. Рассвирепевшие ребята подняли меня с земли. Я не сразу поняла, что случилось. Фашист, которому я хотела помочь, изо всей силы ударил меня подкованным сапогом в живот…». Вед. Поскольку победа была так близка, все так надеялись выжить, что даже осмеливались строить планы на будущее. Юля тоже – и все ее планы были связаны с литературным творчеством и с учебой в литературном институте. Она регулярно писала Славе Владимировне Шириной и отправляла ей свои стихи. Вскоре в одном из боев Юля была контужена… И снова госпиталь, и снова комиссована. В истории болезни было перечислено: частые обмороки, частое кровотечение из полости носа, сильные головные боли, за ухом нет кости, кашель с кровавой мокротой… вывод: «негоден к несению военной службы с переосвидетельствованием через шесть месяцев». Это свидетельство было выдано 21 ноября 1944 года. Как раз через шесть месяцев закончилась война. (песня «День Победы», салют) Вед. Закончила войну в звании старшины медицинской службы. В Москве Юля – награжденная Орденом Красной Звезды – оказалась в конце декабря, как раз в середине учебного года, и сразу же пришла в Литинститут. Просто вошла в аудиторию, где сидели первокурсники, и села среди них: «Мое неожиданное появление вызвало смятение в учебной части, но не выгонять же инвалида войны!» Она сдала сессию и даже получила стипендию. Вед. В начале 1945 года в журнале «Знамя» напечатали подборку стихов молодой поэтессы Юлии Друниной. Так началась ее «литературная карьера». Юля очень жалела, что отец до этого не дожил, если бы можно было показать ему эти строки на тонкой желтой бумаге, и главное – свое имя над ними! (фильм–встреча с Н.Старшиновым. 15-15-15.45) или (фото3 из слайда «ты из окопа») Вед. Самым близким человеком для Юли стал ее избранник. Тоже фронтовик, тоже с нашивками за ранения, тоже поэт, однокурсник – Николай Старшинов.  Старшинов вспоминает: «Она была измучена войной – полуголодным  существованием, была бледна, худа и очень красива. Я тоже был достаточно  заморенным. Но настроение у нас было высоким – предпобедным…». Общее  настроение и почти абсолютное взаимопонимание в первые годы совместной  жизни – супружество Юлии Друниной и Николая Старшинова поначалу было  счастливым, несмотря на все бедствия. Они оба были инвалидами и оба были  поэтами, и жили не просто бедно, а как пишет Старшинов, «сверхбедно», они  были самыми бедными во всей огромной коммуналке! Все время болели – по­ очереди, то он, то она.  Но все равно были счастливы.  В 1946 году у них родилась дочка Лена. (слайд 6 из «ты из окопа» ) Вед. Юлия Друнина была участницей Первого Всесоюзного совещания  молодых писателей в 1947 году, тогда же получила рекомендацию в Союз  Писателей.   Ее первая книга стихов «В солдатской шинели» вышла в 1948. Имела успех. В последующие  годы сборники выходили один за другим. Военная тема оставалась для нее главной всегда.  Николай Старшинов вспоминает, что «над ней нередко и подшучивали: мол,  написала стихи о сосновом боре, а все равно в нем оказались неожиданно  сапоги или обмотки…» А она отвечала насмешникам своими стихами: (фильм  – 01.13 ­01.28 –выход книг)     Я порою себя ощущаю связной     Между теми, кто жив     И кто отнят войной...     Я — связная.     Бреду в партизанском лесу,     От живых     Донесенье погибшим несу.  На этом мы закончим рассказ  о жизни и творчестве в военные годы, поэтессы  Юлии Владимировны Друниной.   А дальше… Вед. А дальше идет мирная жизнь, преодоление трудностей в жизни, выпуск  новых сборников стихов, встреча со вторым мужем и любовью на всю  оставшуюся жизнь, известным киносценаристом, ведущим «Кинопанорамы»,    Алексеем Яковлевичем Каплером.  Депутат Верховного Совета СССР.—  «Единственное, что меня побудило это сделать, — желание защитить нашу  армию, интересы и права участников Великой Отечественной войны». Когда же она поняла, что ничего существенного для этого сделать  невозможно, перестала ходить на заседания Верховного Совета, а потом и вышла из депутатского корпуса… Друнина не умела юлить и пригибаться. Она навстречу любой проблеме шла с  открытым забралом.  Юлии Владимировны Друниной не стало 21 ноября  1991 года. Планета Песня Солдаты Вас благодарят(Сл. С.Бенке, муз. А. Эктмяна)