Священник тюремной церкви

Священник тюремной церкви.

В XIX - начале XX Православная Церковь начинает развивать взаимодействие не только с армией и флотом, но и с немногочисленными специальными службами России, к которым можно отнести Главное тюремное управление, которое входило в Министерство юстиции.  Организационные структуры и принципы, на которых осуществлялось взаимодействие Церкви и спецслужб, были различными и зависели от предназначения ведомств. Среди спецслужб традиционно наиболее значительное количество священнослужителей входило в штат тюремного ведомства. В начале XX в. эта практика получила нормативное закрепление. В мае 1831 г. Комитетом министров была утверждена тюремная инструкция, содержащая главу  О церкви, которая подробно регламентировала правовое положение тюремных церквей, порядок посещения арестантами церковных служб, отправления религиозных обрядов, а также предписывала тюремной администрации следить, «чтобы во время церковной службы не было со стороны арестантов никаких “непристойностей”». В этот период возрастает роль священнослужителей в организации тюремного быта и религиозно-нравственного воспитании заключенных. Причем четко прослеживается стремление государства объединить усилия тюремной администрации и священников в воспитательном воздействии на заключенных. Начинается активное строительство при тюрьмах церквей и часовен или их оборудование в приспособленных помещениях. Формально священники, дьяконы и псаломщики с этого времени входят в состав тюремной администрации, что и было законодательно закреплено в 1887 г., когда их признали официальными должностными лицами аппарата управления мест лишения свободы. С этого времени в России появился самостоятельный институт тюремного духовенства, находившегося в подчинении местного епископата.

Так как многие тюремные церкви располагались в отдаленных районах страны и зачастую были единственными церквями в округе, их прихожанами становились не только арестанты и тюремные стражники, но и местные жители. В этом случае для исключения нежелательных контактов арестантов с посторонними лицами и предотвращения побегов применялись специальные меры, закрепленные инструкцией Главного тюремного управления от 21 апреля 1909 г. Она предусматривала выдачу прихожанам именных разрешений (билетов) за подписью и печатью начальника места заключения на разовое или постоянное посещение церкви. Заключенные во время богослужений отделялись от посторонних лиц глухой перегородкой или железной решеткой. Когда в церкви кроме заключенных находились только семьи служащих места заключения, ограничивались устройством барьера или широкого свободного пространства. Обязательно по обеим сторонам перегородки, решетки, барьера или свободного пространства выставлялся наряд тюремной стражи.

Уже в 1911 г. в 273 тюремных церквях и 77 церквях, расположенных при тюрьмах, служили 346 священников, 30 диаконов и 208 псаломщиков. В исправительных арестантских отделениях имелось еще 40 церквей, которые обслуживали 44 священника, 4 диакона и 30 псаломщиков. Роль православного духовенства в тюрьмах постоянно росла. В соответствии с инструкцией от 28 декабря 1915 г. священники становились членами тюремного совещания по вопросам внутреннего распорядка, преподавателями Закона Божьего в тюремной школе и руководителями тюремных библиотек. Кроме того, инструкция предписывала общие молитвы заключенных утром, вечером, перед обедом и ужином. О том, как проводилась эта работа в местах лишения свободы оставили многие воспоминания тюремные батюшки, в частности Д. Троицкий.

Священник Д.  Троицкий в своей статье « Священник тюремной церкви» так рассказывал о своём пастырском служении проходящему по тюремному уставу 1857 г., который довольно подробно регламентировал обязанности тюремного священника.

«Служение тюремного священника внутри тюремных оград, среди лишенных свободы обитателей их, удалено от взоров и наблюдений людей свободных, за исключением лиц, имеющих непосредственное, служебное отношение к тюрьме, и потому мало известно обществу. В недавнем и, кажется, еще не оконченном вопросе о преобразовании наших тюрем, правда, иногда говорилось о значении и важности пастырского служения священника в тюрьме, о его влиянии на исправление заблуждающихся сынов общества, но говорилось кратко и притом с отвлеченной точки зрения. В настоящей статье имеется в виду подробно изобразить служение тюремного священника, в практическом применении его обязанностей, и положение его самого на сем месте служения, как должностного лица.

Прежде всего нужно сказать, что тюремный священник гораздо более, чем приходские священники, имеет возможность поставить свой пастырский авторитет пред своими пасомыми, и сделать свое религиозно-нравственное влияние на них более сильным и действительным. Во - первых, все заключенные в тюрьме, без сомнения, переживают трудные минуты жизни, находятся в таком душевном состоянии, в котором человек скорее всего вспомнит Бога и Его закон и прилепится к церкви и её священно-служителям. Во - вторых, заключенные в тюрьме окружены начальствующими, по отношению к ним, лицами, со всеми их строгостями. Один только священник

относится к ним исключительно с духом кротости и братской христианской любви, и заменяет для них и родных, и друзей, и знакомых; а потому заключенные могут относиться к нему просто, не питая к нему какой-либо неприязни, или опасений, как это бывает у них но отношению к чинам административным, напротив, должны желать сближения со священником и откровенности. Таким образом, положение священника среди заключенных в тюрьме, как прихожан его, есть положение совершенно правильное и наилучшее, и он, при собственных наилучших душевных качествах, способностях и усердии, может и должен действовать на заключенных сильнее всех уголовных уложений, всех судебно-гражданских мер и взысканий.

В виду такой важности их, тюремный устав довольно подробно и внушительно предуказал обязанности священника, как относительно Богослужения в церкви, так и относительно религиозно-нравственного влияния его на пасомых. В §§ 94, 95, 100, 102 и 105 инструкции смотрителю губернского тюремного замка, которая помещена была, по изданию устава о содерж. под стражею 1857 г., в приложении к ст. 96, говорилось, что Богослужение в церкви тюремной должно совершаться во все воскресные и праздничные дни, и дни высокоторжественные, во все дни 1-й и 7-й недель великого поста, и в среду и пятницу каждой остальной недели этого поста, во все дни недели Пасхи и, сверх того, в продолжение всего года в два будничных дня еженедельно, одним словом не менее трех служб в неделю, а иногда более. Очевидно, что в исчислении дней и недель, в которые должно совершаться Богослужение в тюремной церкви, взято maximum. Более частого совершения Богослужения едва ли можно было требовать от священника, если он один при церкви. Но по отношению к тюрьме это так и должно быть. У заключенных все удобства и побуждения к частому посещению храма Божия, и близость его, и свобода от дел житейских, и особенное душевное и телесное состояние их. К этим обязанностям священника нужно, по § 100 той же инструкции, присоединить говение всех арестантов один раз в год, а также, согласно § 158, совершение всех треб церковных по тюрьме, как то: напутствование больных, похороны, крестины и совершение браков. Крестины и браки бывают очень редко в тюрьме. Что же касается до похорон и напутствования больных, то исполнение этих двух треб много доставляет труда для священника. Статистических данных для определения количества заболеваний и смертности в тюрьмах вообще мы не имеем; поэтому ограничимся указанием частным. В губернских тюрьмах, в которых число содержащихся колеблется около 400 человек и которые, кроме того, служат пересыльным пунктом, в продолжение года бывает от 30 до 40 похорон, а напутствований надобно полагать вдвое более,  от  60 до  80. 

Затем, в той же инструкции были указания и относительно пастырской деятельности священника по тюрьме, а именно: священник должен, по крайней мере, два раза в неделю пройти в камеры и побеседовать с арестантами с целью религиозно-нравственного наставления, вразумления и проч., а по § 159 вменяется ему в обязанность обучение несовершеннолетних арестантов закону Божию и другим предметам. На сколько велик труд священника по исполнении этих последних обязанностей, видно из следующего замечания той же инструкции § 157: „священник должен ознакомиться с нравственностью каждого из содержимых в тюремном замке, приобрестъ его доверенность к себе, и основать действия в отношении к исправлению каждого соответственно обстоятельствам". Значит, не достаточно, чтобы священник вел общие беседы с целыми партиями и предлагал общие советы и наставления, - он должен говорить с каждым отдельно, должен узнать, каковы были обстоятельства его жизни, семейные, общественные, экономические, - до поступления в тюрьму, - в чем он был судим, или будет судиться, и проч. и проч., какие его особенные религиозно-нравственные недостатки и похвальные качества его души, и, сообразно всему этому, предлагать советы, увещания, вразумления частные, направленные к тому, или другому из арестантов, в отдельности.

Отсюда нельзя не видеть, что священник, по исполнении всех его обязанностей, каковые с большою определительностью были указаны в упомянутой выше инструкции, должен быть в тюрьме каждый день, - то для службы в церкви не менее трех дней в неделю, то для исполнения разных треб (раза два в неделю), то для собеседования с арестантами (два раза в неделю), то для обучения несовершеннолетних арестантов.

И такие посещения им тюрьмы не могут быть кратковременны, как видно из прописанных занятий: иногда он пробудет один час, иногда два, три и даже до пяти часов безвыходно (наприм. в великий пост для Богослужения и исповеди арестантов).

Но, что всего тяжелее, - вся его деятельность совершается внутри самой тюрьмы, при её специальной обстановке, со всею скудностью и ограниченностью, со всею мрачностью и угнетающим видом. Особенно тяжелы для священника и вредны для здоровья посещения им камер пересыльных арестантов. Пересыльных арестантов составляет в конец промотавшийся люд со всех сторон Европейской и Азиатской России. Оборванные с ног до головы, полураздетые, грязные, с всклокоченными волосами, которых целые месяцы не касался гребень, изможденные голодом, холодом, пьянством, распутством  -  это, по большей части, блудные сыны, жившие на стороне, далече, но не сами, не по своему раскаянию возвращающиеся к отцам своим, а насильно возвращаемые Правительством на место их родины. И в этот-то вертеп отвратительного вида идет и должен идти священник тюремный; должен и по закону духовно-гражданскому, и по сознанию своего пастырского призванья, напомнить этим людям, что есть Бог, Которого надобно побояться и Которому надобно помолиться, - что есть добрые люди, которых надобно постыдиться, - есть у каждого свои родные, которых надобно пожалеть, и проч. и проч. Одним словом, священник должен побеседовать с ними, или помолиться, к душевной, или телесной их пользе; и такие посещения им пересыльных арестантов не редки, потому что партии их, еженедельно и два раза в неделю, сменяют одна другую.

Но это внешнее положение священника в тюрьме, со всею его непривлекательностью и вредом для здоровья, есть ничто в сравнении с душевными волнениями, сокрушениями, жалостями, которые он постоянно испытывает, стоя в самых близких, отеческих, отношениях к своим пасомым, будучи свидетелем самых крайних, ужасных, их душевных состояний и безотрадного, часто непоправимого, их положения. Вот он видит пред собою человека четыре - пять раз попадавшего в тюрьму, привыкшего совершать преступления за преступлениями, потерявшего, по-видимому, всякую людскую совесть, с самодовольством объясняющего, что он попал в тюрьму за такие-то, такие-то воровские доблести, сроднившегося с тюрьмою и довольного собою и своим положением; а вот, рядом с этим, видит другого, в первый раз попавшего в тюрьму, по увлечению, или по другому какому-либо случаю сделавшего преступление, с нетерпением ожидающего oкoнчaния срока наказания, кающегося пред Богом и людьми, соболезнующего о своей осиротелой семье; а вот, вместе с этими, видит еще человека, именуемого арестантом, невинно заключенного в тюрьму, оклеветанного, истерзанного судебными дознаниями, иногда ложными показаниями свидетелей, выслушавшего убийственный приговор о мнимой виновности и незаслуженном наказании, а посему, или неутешно плачущего, не чающего перенести столь тяжелое испытание, или же благодушно, с преданностью воле Божией, и без ропота на людские ошибки и несправедливости, подчинившегося судьбе своей и отбывающего срок наказания, подкрепляясь надеждою возвратиться снова к мирной, свободной, жизни. Вот, встречается и с таким невинным страдальцем, который, по роду преступления, ошибочно поставленного ему в вину, назначен на пожизненную ссылку, или на долговременную каторгу. Будучи лишен всякой отрадной надежды, такой поселенец, или каторжник, ожесточается против всех и всего, или же, чаще всего, отрешается от всего мира, от всего, что было для него дорого в нем, впадает, так сказать, в душевное онемение, не желая даже вспоминать и представлять того, что с ним было, что будет дальше. Слезы уже все вытекли из глаз его, оставив на лице глубокие следы, сердце, после сильных порывов и трепетаний, затихло и едва, едва, бьется; энергия исчезла, рассудок ничего не

предпринимает, во всем существе его какое-то омертвение. И много, много еще можно указать категорий среди прихожан тюремного священника, а еще более - отдельных личностей и их душевных настроений, - скорбных или озлобленных, покаянных или закоснелых, безумно-радующихся или безутешно плачущих, томительно ожидающих окончания срока, или довольных своим положением. Но ничего нельзя найти радостного в их положении - одно только для священника горе с ними; все они представляются жалкими людьми и несчастными. Как Пастырь, как духовный отец, как домашний собеседник, как единственное лицо для всех заключенных, с которым они могут быть вполне откровенны, которому могут поведать свои тайны душевные, при котором могут излить, как говорится, всю свою душу, он должен тщательно и сочувственно выслушивать их, входить в их положения, ставить себя самого на их место и проникаться их настроениями, и, отсюда, извлекать для них, кому вразумление, кому совет, кому ободрение. Ибо, что значит вразумить заблуждающегося, который перестал сознавать путь погибели и чувствовать силу своего бедственного состояния? Не должен ли вразумляющий сам за него осознать и восчувствовать пред ним всю гибель и мучительность его беззаконной жизни. Что значит утешить скорбящего? Не значит ли его скорбь возымеет в сердце своем, выразить скорбь пред ним и потом уже преподавать утешение. Какими словами и доводами можно ободрить отчаювающегося более, чем сочувствием к безотрадности его положения и собственным воодушевлением из глубины сочувствующей души? Чем скорее можно остановить, или хотя умерить, слезы плачущего, как не взаимными слезами искреннего сожаления?

Таков, в общих чертах, нравственный труд тюремного священника; труд столь тяжелый и разнообразный, что требует постоянных усилий и напряженной деятельности ума, и сердца и воли. Но всякий труд, особенно усиленный, должен сменяться отдыхом и сопровождаться вознаграждениям. Нравственный труд требует и нравственного отдыха, нравственного вознаграждения. Не все печалиться и сочувствовать печальным; необходимо и законно, после печали порадоваться, после сочувствия в печали принять участие в радости, после благого совета, утешения, ободрения, - видеть благие последствия этого. Но увы! священник тюремный лишен этих нравственных вознаграждений. Все его прихожане, чада по духу, друзья и братья по взаимному перенесению скорбей, - временные, пока они находятся в тюремном заключении. Пройдет, определенный для каждого, срок, и они навсегда удаляются от своего пастыря, (а если некоторые и возвращаются, то не к радости, а к большему огорчению его), порывая всякие нравственные связи с ним, удаляются, кто в отдаленные места, кто на прежнее место своего жительства. Некоторые, может быть, и вблизи его живут, на свободе, но не принадлежат ему, как прихожане, и, или совсем забыли его, или стараются забыть, чтобы ни о нем и ни о чем не вспоминать из тяжелой жизни их в тюрьме. И ныне есть люди, подобные библейскому виночерпию, которому Патриарх Иосиф в Египетской темнице, по братскому сочувствию, объяснил сон и предсказал возвращение его к счастливой жизни при царском дворе, и которого просил вспомнить о себе, по выходе из темницы; но виночерпий, возвращенный к царскому двору, забыл о своем благодетеле Иосифе, пока не нашло его само Провидение. Итак священник тюремный не видит той счастливой жизни своих духовных чад и братьев, которая для многих из них настала, по выходе из тюрьмы, не видит той благой перемены в настроении и деятельности заблудших сынов общества, которая произошла с ними, после тюремного заключения, благотворно, по силе Господа, подействовавшего на них. Не на кого ему порадоваться, нечем успокоиться и подкрепиться, в столь трудном перенесении обязанностей служения в тюрьме. Но, напротив, эта трудность оказывается нескончаемою и не уменьшаемою: вышли из тюрьмы одни из его клиентов, на место их являются другие, подобные первым; опять открываются подобные же крайности в душевных настроениях и бедственных состояниях, не менее прежних требующие, со стороны священника, сочувствия, сострадания, coветов, вразумлений. Тюрьма не бывает пуста, и этим душевным ощущениям священника не бывает конца. Священнику тюремному, сеющему слезами, не приходится пожинать радость, и, как духовному отцу, повеселиться о чадах своих.

Мы обозрели обязанности тюремного священника, и - физическую и нравственную тяготу, при добросовестном выполнении их на практике. Теперь скажем несколько слов о правах и преимуществах его, как служащего, а также и о материальном обеспечении его.

В существующих узаконениях по тюремной части ничего не говорится об особенных правах и преимуществах священно- и церковнослужителей при тюрьмах. Отсюда следует, что права и преимущества принадлежат им на общих положениях всего духовенства. Но это не совсем справедливо. Положение священника при тюрьме особенное. Он, как мы видели, вместе с своими пасомыми, томится в тюрьме телесно и душевно, и, по крайней мере, на половину заключен с ними, на половину переносит их страдания. Но, кроме всего этого, он не может считать себя застрахованным от дерзких оскорблений со стороны озлобленных и закоснелых арестантов - изуверов, от увечья, ран и насильственной смерти. Все эти особенности, трудности и опасности предусмотрены в уставе тюремном по отношению ко всем прочим служащим при тюрьме, начиная от Начальника тюрьмы и кончая надзирателями.

По материальному   обеспечению   священники тюремные находятся в гораздо худшем положении, чем вообще все духовенство. При всем том, что они не могут и не должны пользоваться какими либо добровольными подаяниями от прихожан арестантов, содержание, выдаваемое священно- и церковно-служителям тюремными Комитетами и Отделеньями, бывает весьма малое, даже скудное: оно редко превышает 400 рублей в год в губернских тюрьмах, в том числе и на псаломщика, но часто бывает еще меньшим. Как бы ни было скудно содержание священников в некоторых бедных приходах, но нет хуже и скуднее содержания, которым пользуются священники тюремные.

Поэтому, пожелаем, дабы служебное и материальное положение тюремного священника было обставлено лучше, чтобы права и преимущества относительно пенсий и пособий, установленные для начальств тюремных, были распространены и на тюремных священников и церковно-служителей, и чтобы им было положено повсеместно штатное жалованье, от казны, с предоставлением квартиры при самой тюрьме. Подобные меры несколько облегчили бы чрезвычайно тяжелое и поистине безотрадное положение тюремного священника, добросовестно исполняющего сложные и ответственные его обязанности, служащие прямой цели современного исправительного заключения».

Редакция журнала «Тюремный вестник» поместила следующее примечание к статье священника Троицкого: «Придавая особенную цену сотрудничеству лиц из тюремного духовенства и поспешая поместить в журнале настоящий почтенный труд, Редакция считает не излишним, в виду указаний автора на скудность вознаграждения священно и церковно-служителей при тюрьмах, предпослать этой статье нижеследующее замечание: обязанности по содержанию священно и церковно-служителей при тюрьмах общего устройства по закону (ст. 28 уст. сод. под страж, изд. 1890 г.) временно сохранена, в виде общего правила, за комитетами и отделениями Попечительного о тюрьмах Общества. В С.-Петербургских местах заключения непосредственно заведываемых Главным Тюремным Управлением, священники получают по 800 руб., а псаломщики по 300 руб. в год. В других местах заключения, где священники получают вознаграждение из средств Государственного Kaзнaчeйства, размер его колеблется от 360 до 1000 руб. в год. Таковы многие каторжные и пересыльные тюрьмы, и исправительные арестантские отделения, некоторых из тюрем Привислянского края и тюрьмы о. Сахалина.»

В дореволюционной России православным духовенством был накоплен значительный опыт духовного окормления заключённых и служащих мест заключения, оказавшийся востребованным и в наши дни. В конце 1980-х - начале 1990-х гг. начинается  динамичный процесс изменения государственно-церковных отношений. Первым официально вступило на этот путь Министерство внутренних дел, в интересах лиц, отбывающих наказания в исправительных учреждениях (ИТУ). Явочным порядком стали налаживаться взаимоотношения ИТУ с региональными религиозными организациями. Уже в 1989 г. в специально разработанной программе социальной переориентации исправительно-трудовой системы предусматривалось «обеспечить реализацию гарантий свободы совести осужденных. Предусмотреть возможность приглашения ими служителей культа для отправления обрядов исповеди, бракосочетания, крещения, отпевания и т.п., приобретения отдельных видов религиозной атрибутики, получения индивидуальных консультаций».  В 1989 г. приказом МВД СССР № 250 были приняты Рекомендации по взаимоотношениям исправительно-трудовых учреждений с религиозными организациями и служителями культов, а в 1992 г. в исправительно-трудовой кодекс была внесена новая статья: Обеспечение свободы совести осужденных. Стремительными темпами в силовых структурах развивалась религиозная инфраструктура: строились и восстанавливались храмы и часовни, оборудовались молельные комнаты. К 2000 г. в исправительных учреждениях Главного управления исполнения наказаний уже  было  почти 160 храмов и 660 молельных комнат.

Подчинение епархиальным властям духовенства, непосредственно работающего в тюремном ведомстве, активно используется и в современных условиях -  работа в тюрьмах и следственных изоляторах. Наверное, именно этот принцип наиболее приемлем в развитии взаимодействия Русской Православной Церкви и УФСИН.

Литература:

1.     Троицкий Д. Священник тюремной церкви // Тюремный вестник издание главнаго тюремнаго управления, 1893. - № 4. - С. 138-144. 

2.     Владимир РОГОЗА «Жизнь положить за друзей своих»
(Русская православная Церковь и безопасность государства:
история и современность)

http://his.1september.ru/2003/29/1.htm

Скачано с www.znanio.ru