В. Лысенко Что выжмешь, то и зашибешь, такая должность наша. /По рассказу В. И. Даля «Хлебное дельце»/

В. Лысенко

Что выжмешь, то и зашибешь,

такая должность наша.

/По рассказу В. И. Даля «Хлебное дельце»/

Действующие лица

Чиновник                      -

Иван Абрамович          -

Управляющий дома     -

Иностранка                   -

Подследственные         -

Мать Амалии Кейзер   -

Амалия Кейзер             -

Следственная контора. Комната допроса. Входят с папками Чиновник, Иван Абрамович.

Чиновник. Да, искусный вы человек Иван Абрамыч. Скажите, пожалуйста, откуда у вас берутся подачи эти?

Иван Абрамыч. Не понимаю, то есть?..

Чиновник. Я не могу постигнуть, как это вам счастье везет?..

Иван Абрамыч. Да?

Чиновник. На каких же вы теперь опять дураков напоролись?

Иван Абрамыч. На ловца и зверь бежит, сударь мой.

Чиновник. Дураков-то у нас непочатый угол.

Иван Абрамыч. Про это и говорить нечего. Да дело тут не в них, почтеннейший.

Чиновник. Так на одних дураках недалеко уедешь?

Иван Абрамыч. Чтобы и умница рад был попасть в дураки. Тут нашему брату нужно быть не оплошным, а суметь подвести как следует дельце.

Чиновник. Вот в чем дело. Откуда берется?

Иван Абрамыч. Откуда берется? Да нам, с позволения сказать, черт на хвосте приносит - мы и тем не брезгуем!

Чиновник. Дураки, они не вовсе дураки.

Иван Абрамыч. Сударь мой, кто-то есть чтит, и чествует, и уважает нашего брата. Вот попались хотя бы вы…

Чиновник. Я?.. Благодетель мой, как?..

Иван Абрамыч (Улыбаясь). Шучу. Например.

Чиновник. Ах, например. Фу.

Иван Абрамыч. Я говорю, например. Амалия Кейзер.

Чиновник. А это мужчина?

Иван Абрамыч. Мужчина, хоть и Амалия, а он-то тут лицо подставное. Так не в обиду вашей чести сказать, а были бы и вы таковы...

Чиновник. Иван Абрамыч. Я хотел спросить вас…

Иван Абрамыч. Ну?

Чиновник. Об этом-то Амалии Кейзер, Пожалуйте, распотешьте, расскажите.

Иван Абрамыч. Сударик ты мой, у нас, изволишь видеть, заведение вообще такое, что делишки, какие набегают, разбираются по самим разборам. (Шевелит пальцами). Это уж наших рук не минует. И всякое дельце, прежде чем сдается пойдет, в ход соображается по достоинству.

Чиновник. Чего оно стоит, хорошее дело?

Иван Абрамыч. Хорошее дело, (Потирает руками). Хлебное, следственный оставляет за собой и производит его под своим наблюдением. Сам распоряжается и направляет его там куда и как следует. Тут нашему брату поживы нет.

Чиновник. Что много обрывать гривенничков приходится?

Иван Абрамыч. Пустые делишки, второй и третьей руки, с которых поживы мало, раздаются прямо на нашу братью, мелкую сошку, с обложением, по обстоятельствам, по достоинству дела. Вот у тебе есть делишко, подай за него хоть пять, десять, двадцать целковых, а там ведайся, выручка твоя, уж это твое счастье.

Чиновник. Что бог даст этого никто не отберет?

Иван Абрамыч. Кто не изловчился, того и гляди, что свои приплатишь, и сам насилу отвертишься.

Чиновник. Кому счастье счастьем. А что бы поживиться, надо же приложить уменье, и хорошенько вымотать ему требушину.

Иван Абрамыч. Вот, сударик ты мой, вымотать. Наш брат поэтому и бьется над этаким делом и ухитряется, как бы из него соку по выжать.

Чиновник. И воля дана только на производство?

Иван Абрамыч. Разумеется, на производство. Пишешь только, куда и что по соображению оказывается нужным.

Чиновник. А подпись?

Иван Абрамыч. Все его же. Только чтоб уж он не мешал. И тут берегись одного.

Чиновник. Чтобы все было шито-крыто?

Иван Абрамыч. Чтобы все было шито-крыто. И чтоб его не подвести под ответ, а то по шее.

Чиновник. По шее?..

Иван Абрамыч. И тотчас вон, и пошел на мостовую в ногти дуть, хоть сам иди в мазурики.

Чиновник. Например?

Иван Абрамыч. Например, на улице случилась драка?

Чиновник. Драка простая?

Иван Абрамыч. Простая без грабежа, без злого умысла, без увечья, без прикосновенности, ну вот хоть бы в пьяном виде. И все только народ черный, это делишко пустое. Подрались фабричные, все с себя наперед пропивши. Хвать, а у него в кармане, дыра.

Чиновник. Так этот народ предусмотрительный, взятки гладки.

Иван Абрамыч. Вот такое-то дельце, с обложением одним целковеньким, и сдается нашему брату. Надо выручить целковенький, да еще и себе не в убыток, чтоб было из чего хлопотать и чтоб как-нибудь прокормиться. Тут и говорить нечего, вы сами знаете, что в жалованье, каково оно ни есть, только расписываешься, а и в глаза его не видим.

Чиновник. Как тут быть?

Иван Абрамыч. Ну, попридержишь маленько драчунов, чтоб посбить с них спесь. Позовешь к допросу, постращаешь, прикрикнешь.

Чиновник. А не берет?

Иван Абрамыч. Так опять отправишь его туда же, чтоб уходился. В другой раз, уже и растолкуешь, в чем сила, чтоб показаньице сделал нужное, сослался, хоть на свидетеля, с которого бы шерсти клок сорвать можно.

Чиновник. А как, например, отпрашиваться станет, чтоб не путали его?

Иван Абрамыч. А ты ему. На тебя указали, шли мимо да видели, не отворотили рыла. С нас и этого довольно, ну чтоб больше взять. Требуем ему прийти в часть!

Чиновник. А он в отказ. Знать не знаю, ведать не ведаю, и не видал никакой драки, и я эту пору по улице не ходил.

Иван Абрамыч. А ты ему ладно. А пожалуйте завтра опять, утром пораньше. А не пожалуете, так приведем. Пришел, посидел часа три-четыре, просится, молится. А мы, некогда теперь, недосуг. Потерпите, дело нужное.

Чиновник. А как отпустим, он опять то же затевает.

Иван Абрамыч. Пожалуйте завтра! Вот, батюшка, такими-то мизерными способами, глядишь - а все денежки свои с лихвой воротишь. Как отпустишь его совсем, а на поверку выходит, мы оба с ним довольны остались!

Чиновник. Как говорится. Что выжмешь, то и зашибешь?

Иван Абрамыч. Такая должность наша.

Чиновник. Ну, государь мой, а когда дельце поважнее?

Иван Абрамыч. Тут сила уголовного закона.

Чиновник. Например?

Иван Абрамыч. Тут следствие не ради одной острастки. А следствие настоящее, на основании предписания начальства.

Чиновник. По воровству-краже, либо по воровству-мошенничеству, убийству, бывает?

Иван Абрамыч. Бывает. Вся штука в сборе. Чтоб притянуть между делом к прикосновенности с человека с подбитым глазом. Которому б было чем разделываться. Вот его к допросу. Показывай он себе что хочешь, нам все равно.

Чиновник. Так если они врут?

Иван Абрамыч. А мы все пишем, да пишем, а там опять допрашиваем, да опять себе пишем. Сличив на досуге все показания его, и выведешь противоречие. Вот дело-то уже и принимает другой оборот. Прочитаешь ему относящиеся до этого обстоятельства статьи, об уликах, очных ставках, о ложном показании свидетелей и о прочем…

Чиновник. Ну, разумеется, кто же сам себе ворог, не каменная душа в человеке, размякнет.

Иван Абрамыч. Размякнет. Иной жмется долго, все ж под конец подастся. Вот мы и на переговоры и подоим его маленько. А все допросы эти и показания из дела вон да в успокоение его при нем же начетверо. Потроха эти, видишь, и к делу-то не идут. А подкладываются временно, для одной только острастки.

Чиновник. А тут сноровка нужна?

Иван Абрамыч. Сноровка, государь мой, нужна немаловажная. Чтоб дело-то вести в два порядка и не спутывать их, а помнить, в каком показании про что поминать. А о чем умалчивать, либо то чем отбирать показание особо, в виде дополнительного. Это-то мы и называем потрохами, их-то и можно в случае чего по боку, а дело все идет, да идет себе своим порядком. Так и плетем.

Слушатель с жадностью и завистью внимал наставлениям этим.

Чиновник (вздохнул). А дельце Амалии Кейзер, Иван Абрамыч, сделайте одолжение...

Иван Абрамыч. Дельце Амалии Кейзер, о котором вы помянули, или я то есть помянул, а вы напросились на него... Разболтался я больно. Ну, да уж быть так! Да, это дельце выдалось хлебное, нечего сказать... богатейшее! Нашему брату, мелкой сошке, редко на веку такое достается... А ведь для незнающего человека плевое дело было. Гроша не стоило. Чего ведь уж наш следственный не новичок, не олух не промах, уж он то видывал виды, и знает толк, и зубы съел на этом. Да и тот, взглянув на это дельце, сунул его мне, всего-то за три целковых...

Чиновник (Удивляясь). Как за три?

Иван Абрамыч. Да, три!

Чиновник. Да в других руках оно и трех гривенников не стояло.

Иван Абрамыч. А недельки через две у меня не тремя запахло. В моих-то руках, любезнейший, оно вот как развернулось.

Чиновник. Что, пожалуй, к трем-то и два нолика без греха приписать бы можно - вот что.

Иван Абрамыч. Ну, так вот послушайте-ка. У графа Трухина-Соломкина – знаете?

Чиновник. В Волошской от моста третий дом?

Иван Абрамыч. Он самый - какая-то прачка то ли, судомойка украла батистовый платочек.

Чиновник. А кто ворует, да концов хоронить не умеет, тот нашего брата кормит.

Иван Абрамыч. Так вот её прислали в часть. Ну, первое дело, известие, понаведаться в дом графа для разных допросов. Бывает и в таком доме, что впутается кто-нибудь сторонний да пожелает разделаться по-приятельски. Чтоб в таком деле не было его имени на бумаге. Бывает, что струсит, как закинешь намек, что следует вас в часть потребовать, снять показаньице.

Чиновник. А если упирается?

Иван Абрамыч. Просто надоешь частыми приходами да расспросами. Уж тут самому скучать ни как нельзя. Вот ту барину нашему беспокойно покажется. И он тебя, с удовольствием, поблагодарит,

Чиновник. Лишь бы только не беспокой его.

Иван Абрамыч. Вот, вот. Недавно также по воровству стали потаскивать день за день для допроса то кучера, то комнатного, то повара - глядишь, а барин-то день без лошадей, день без обеда, день без чищеного платья и сапог, и пропаже своей не рад. Бросьте, говорит, дело, не желаю продолжать иска. Нельзя, говорят, следствие должно идти своим порядком. В убытках вы вольны прощать вора, а в уголовном деле - нет, не ваша воля, да и не наша, и мы не вправе. Вот тут барин-то и видит, что надо раскошеливаться. Двадцать пять. А нате-ка на ладошку.

Чиновник. И поднес?

Иван Абрамыч. Только что бы оставили его в покое, да не таскали его людей. Да, вишь, не мне достались они, а самому начальству.

Чиновник. Ну, так о нашем-то деле.

Иван Абрамыч. Так вот в этом доме ничего не удалось. Вроде бы самая сущая безделица, а почему, знаете?

Чиновник. Почему?

Иван Абрамыч. Потому что этот дом не такой. Тут надо с осторожностью поступать и деликатно. Тут даже и личного платка батистового не приложили.

Чиновник. То есть?

Иван Абрамыч. Как девку при объявлении отправили в часть. А ведь это первое, чтоб личное было налицо. Хоть оно и не важное дело - платочек, а все годится...

Чиновник. Ну?

Иван Абрамыч. Гну! Тут и этого не удалось.

Чиновник. Дом не такой?

Иван Абрамыч. Нельзя было.

Чиновник. И настаивать.

Иван Абрамыч. Тут надо было осмотрительнее быть. Вот тебе еще пример. В прошлом году.

Чиновник. Так же?

Иван Абрамыч. Так же, нам по усам текло, а в рот не попало. Две серебряные ложки подряд выудил наш воришка из дому после покражи серебра,

Чиновник. Для сравнения что ли?

Иван Абрамыч. А уж за третьей не посмел идти.

Чиновник. Так и бросил дело?

Иван Абрамыч. А в другой раз шубку украл.

Чиновник. В доме, он?

Иван Абрамыч. Он. Меня тогда взяли для допроса.

Чиновник. Да…

Иван Абрамыч. Я стал было допрашивать, чтоб все приметы записать. И он, тут как завизжал. Что опять меня допрашиваете... «Ну, - говорит хозяин, - уж извините, я вижу, чего вам хочется, да у меня другой такой шубы для сравнения нет...»

Чиновник. Срезал злодей!

Иван Абрамыч. Ну, толку нет, на подметки не выбегаешь, незачем и ходить к графу.

Чиновник. Как быть, а три целковеньких задано, надо умудряться.

Иван Абрамыч. Вот я вечером опять взялся за дело, за производство поглядел на него, с которого конца не приступись. И гроша не стоит, не только трех рублей.

Чиновник. А если что-нибудь с девки сорвать?

Иван Абрамыч. Так безделица, едва ли в расходы воротишь, а уж тогда выпустить надо и перешить дело. Не хочется, убыточно. Ну, думаю, не поищешь, не постараешься, так и не найдешь.

Чиновник. А потерять свое жаль.

Иван Абрамыч. Жаль. «Брось, - говорят товарищи, - ничего не доищешься, хоть и не перечитывай». Да и стали еще подсмеиваться, да и подшучивать надо мною, мигнув друг другу, да вполголоса: «Вот зашибет человек копейку, так зашибет!» Ну, ладно. Перепустил я листы еще разок промеж пальцев - чего смотреть, явочная от управителя графского, да адресный билет Матрены этой, да два листка отобранных мною показаний - только и есть.

Чиновник. Как ни верти, не вывертишь.

Иван Абрамыч. А вывертеть надо. Гляжу - так вот глазами и напоролся тебе на аттестацию подсудимой по-прежнему месту пребывания, на адресном то есть билете. Во-первых, подпись не засвидетельствована в квартале?

Чиновник. А во-вторых?

Иван Абрамыч. Аттестация подписана твердою, скорописною мужскою рукою.

Чиновник. Амалия Кейзер врет.

Иван Абрамыч. Врет! Амалии Кейзеры так не пишут; и у меня почуяло что-то ретивое и будто бархатною рукою по сердцу провело. Поглядел еще и молчу. Думаю, пусть посмеются, а последний смех будет лучше первого. Мы тотчас закинули крючок туда, где жила прежде Матрена наша, да вытребовали управляющего дома.

Чиновник. Пришел?

Иван Абрамыч. Куда денется. Вон пришел. Сейчас мы ему адресный билет с аттестатом на стол.

Входит управляющий дома.

Это, что? У вас в доме жила Матрена?

Управляющий дома (Испуганно). Матрена. Жила, но сейчас перешла в другое место.

Иван Абрамыч. Другое место. Там она прокралась и шибко попалась. Дело уголовное, вот и аттестат не засвидетельствован в квартале.

Управляющий дома. Виноват, недоглядели. Дело прошлое, не вводите в беду...

Иван Абрамыч. Чего не вводить, ты видишь, чай, что и без нас сам влез, и с головою. Ныне время строгое, нашему брату за вас не отвечать. Ты, законы знаешь не хуже нашего. Штраф причитается за передержательство по полтора целковых за сутки, и всего за девяносто семь дней вот.

Управляющий туда, сюда.

Управляющий дома. Поправьте как-нибудь, беду нашу. Ведь тут худого умысла не было.

Иван Абрамыч. Просмотрим. Так девка ушла? Где искать ее станешь?

Управляющий дома. Возьмите по-христиански, да и концы в воду.

Иван Абрамыч. Что долго толковать, - дело видимое, либо по полтора целковых за девяносто семь дней, либо тридцать на стол - больше и говорить не стану. Что мы чешемся управляющий?

Управляющий дома. Однако ж…

Иван Абрамыч. Принес денежки.

Управляющий дома (Достает). Вот принес…

Иван Абрамыч. (Открывает папку). Мы пошлем билет от себя засвидетельствовать в квартал.

Управляющий дома. А концы?

Иван Абрамыч. В воду. Их в воду.

Управляющий дома. Спасибо.

Иван Абрамыч. Ну, это конечно. Теперь примемся за другое. Кто такая у вас в доме Амалия Кейзер?

Управляющий дома. Ну, уж про то сама она знает, кто она. Она и всего-то с год, как приехала сюда не знаю, откуда, из Риги либо из Ревеля, из Гамбурга, и больно щеголяет. Доходы она, видно, получает знатные.

Чиновник. А по-русски знает хорошо?

Управляющий дома. Где хорошо, через пятое в десятое ломает.

Иван Абрамыч. Есть чем поживится, - теперь, не уйдет.

Чиновник. Вот принес черт на хвосте, так принес!

Иван Абрамыч. Объяви Амалии Кейзер, чтоб соблаговолила пожаловать в следственную часть. Свободен.

Управляющий ушел

Заметьте, это так пишется у нас в первый раз: «Объявить, чтоб соблаговолила», потому что надо же не об одном себе подумать, а выручить при случае товарищей.

Чиновник. А если по этому приглашению она еще не явится, потому что местный квартальный тоже попользуется небольшим от нее гостинцем?

Иван Абрамыч. Пождем мы недельку да черкнем другое приглашение. Представить немедленно в часть для допроса.

Чиновник. Вот тут-то уж она, голубушка, не отвертелась от нас.

Иван Абрамыч. Не тем голосом заговорила. Отдав там целковенький, чтоб за великую милость позволили ей приехать в своем экипаже, а не водили с городовым.

Чиновник. Вишь амбиция, людей стыдится.

Иван Абрамыч. Изволила прикатить в щегольской парной колясочке.

Чиновник. А лошадки, хоть бы на них мне прокатиться, тысячные.

Иван Абрамыч. Сама в бархате, в шелку, в перьях... ну вот глядеть любо.

Чиновник. Этаких-то подай нам больше, тут хоть щипком урвешь.

Иван Абрамыч. Так на магарычи будет!

Входит Иностранка.

Иван Абрамыч. Служила у вас такая Матрена?

Иностранка. Слюшил.

Иван Абрамыч. А, слюшил - понимаем. Вы ее отпустили?

Иностранка. Ага, пустиль.

Иван Абрамыч. Пустиль… Хорошо и это. А кто ей за вас аттестат подписал на адресном билете, извольте-ка посмотреть, коли эту грамоту знаете. Вы по-русски знаете читать и писать?

Иностранка. Нет, я не знай.

Иван Абрамыч. Не знай. Так кто же это подписался, Амалия Кейзер? Позамялась красавица, хотела прикинуться немогузнайкой да грехи слезами смыть! Да у нас на этой масти не выезжают! Мы тебя к ногтю, если не угодно честью покаяться. Так у нас про вашу милость есть такое местечко, что там на досуге подумать можно... не угодно ли?

 Растворили ей двери в камеру.

Что, красавица ты моя, полились слезы ручьем по шелку да по бархату, а легче.

Иностранка. Нет.

Иностранка вынула бумажник да кошелечек, все высыпала

Иван Абрамыч. И всего-то целковых с двадцать?

Иностранка. Нет, больше ни гроша.

Чиновник. Просится, все.

Иностранка. Пусти, пусти.

Иван Абрамыч. Ну, сударыня, пустить мы пустим и тревожить тебя больше не станем. Мы найдем такого, что и сам за себя постоит, только изволь говорить правду, не то насидишься. Кто это писал?

Иностранка. Это писал один мой знаком. Я девушка бедная, иностранка, порядков ваших не знаю, я его и попросила написать что надо.

Иван Абрамыч. Да это все хорошо, с вами-то уж мы разделались, да он-то кто таков? Как зовут, где живет, чем занимается? Сколько ни жмись голубушка, а назвать виноватого, этого знакомого, то есть франтика, щеголя, расточителя придется.

Иностранка. Это Амалия Кейзер

Иван Абрамыч. Ступай, бог с тобой. Наша пуля виноватого сыщет.

Иностранка стала раскланиваться уходя.

Чиновник. Ишь ты да как она раскланялась, принялась приседать во все стороны, и сторожам-то всем по низенькому поклону, да чуть в пляс не пошла от радости до самой коляски своей!

Иван Абрамыч. Что, кто кому посмеялся?

Чиновник. Да кто же думал, дескать, там искать, где ты нашел. Дело о воровстве, а ты предъявил ей подпись адресного билета прежнего места жительства!

Иван Абрамыч. В том-то сударик мой, и штука, не мудрено из готового выкроить. А ты сам потрудись кудельку вычесать, да выпрясть, да основу извлечь, да уток проложить. Да что тогда выкроишь, так уж это твоя работа, и никто тебя не смеет попрекнуть. Вот что!

Чиновник. Ну, надо навести справочку.

Иван Абрамыч. Оказалось, у этого Амалия Кейзера мать тут же в городе живет.

Чиновник. Так что мать, у кого ее нет. Ее и кормить придется.

Иван Абрамыч. А это такая, что сама кормит, а он-то только обирает! Богатая и знатная барыня, а в сыне души не слышит, и разъезжает с ним все в карете по самой знати.

Чиновник. Так может невест выбирает?

Иван Абрамыч. Все, разузнали обо всем уже обстоятельно, отправляюсь к ней.

Чиновник. Сказать по правде…

Иван Абрамыч. Что?

Чиновник. Без привычки даже трудно в дом такой войти.

Иван Абрамыч. Робеешь?

Чиновник. Робею, сам не знаешь отчего.

Иван Абрамыч. На стены глядя, робеешь. Ну, а мне уж не впервой, я от боялся, не стучит сердце. Знаю, зачем иду.

Перестановка Дом Амалии Кейзер.

Слуга. Что надо?

Иван Абрамыч. Доложите барыне, что следователь и чиновник пришли.

Слуга. Барыня приказала сказать, что некогда ей, занята. А что нужно скажите буфетчику, вот он доложит.

Чиновник. Нет, нельзя, доложи-ка барыне, что сама жалеть будет, коли не переговорит со мной, да после поздно будет. Уж пусть лучше не побрезгует, что речь поведем о сыне ее по важному делу.

Иван Абрамыч. Видишь братец ты мой, тотчас, растворяются двери, и просят в гостиную, и сажают на кресла! Вот оно каково? Что же ты думаешь, А обои кругом.

Чиновник. Все шелковые.

Иван Абрамыч. И картины.

Чиновник. В золотых рамах

Иван Абрамыч. И Под ногами такие ковры лежат.

Чиновник. Что хоть бы тебе на праздничную жилетку.

Выходит барыня, маленько перепуганная

Мать Амалии. Что такое сталось?

Иван Абрамыч. Да вот, сударыня, хоть и очень жаль вас, а несчастьице с сыном вашим приключилось.

Мать Амалии. Боже мой, что такое?

Иван Абрамыч. Под чужую руку изволили подписаться. Сами изволите знать, это подлог и фальшивка такого рода - хоть оно и по неведению, может статься, по молодости, но ведь закон этого не разбирает…

Заломила руки мамаша

Мать Амалии. Я прошу объяснить все.

Иван Абрамыч. Есть, у нас одна знакомая девица, должно быть, что девица. Так она себя показывает. Родом из приезжих, заграничных мест. Вот сынок ваш, конечно, из угождения только к ней, не чая в том худого, изволил за нее подписаться. Вот, изволите видеть.

Показывает документ.

Узнаете ручку своего сына, вот Амалия Кейзер. Об этом завелось у нас дельце. Девица эта оказалась причастной к значительным, и даже, можно сказать, государственным, преступлениям. Дело выходит самое уголовное. Вы, сударыня, простите меня, неуча, потому что мы ведь законов не пишем, а только исполняем их, и что за это очень строго с нас взыскивается, а по закону такая подпись именуется подделкой акта. И судом приговаривается виновный к лишению прав состояния... Вот извольте видеть. Я и томик со статьею захватил и нарочно для вас заложил закладкой...

Достает свод законов

Только не пугайтесь барыня моя насмерть, а то придется нам вас откачивать. А тут у вас ковры персидские, разные мраморы и бронзы, зеркала-трюмо. Богатство такое, что в другое время не нагляделся бы, ну, а тут не до того. Хоть как вы ни привыкли себе барничать да нашего брата похуже своего блюдолизом считать, однако.

Мать Амалии. Полно сейчас пошлю за сыном.

Влетает Амалия Кейзер.

Чиновник. Гляди прилетел в таких прическах да таким козырем.

Амалия. Что беда? Я услышал, о чем тут речь ведете, Сейчас мы по-своему, с мамашей, переговорим.

Чиновник. А что так побелел, что твое полотенце?

Амалия. А я подумал, - вот то-то, видно пословицу-то про кошку да зайца люди не с ветру взяли.

Мамаша вынесла шкатулку и дала денег. Чиновник и Иван Абрамыч ушли. Перестановка. Там же в участке

Иван Абрамыч. Так-то, друг любезный мой, побалагурили мы недолго, а дело сделали хорошее, и все остались довольны.

Чиновник. Взяли, получили, с позволения сказать, три сотенки серебром.

Иван Абрамыч. Да, да, хоть не гляди на меня комом, гляди россыпью, - зашиб-таки и ты за свое старание на бедность, получи триста.

Чиновник. Так что разрываем мы на мировую адресный билет с аттестацией на мелкие клочки,

Иван Абрамыч. Чтоб его и помину не было. (Разрывает). Так вот, государик ты мой, милостями своими человека взыскивает, хоть она и гнетет иную пору нашего брата. Ух, как гнетет! Дельце-то и всего снято было за три, с обеих да и того-то оно в других руках не стоило.

Чиновник. А вся сила вышла не в батистовом платочке графа Трухина-Соломкина, а в Амалии Кейзер.

Иван Абрамыч. Её-то нам нелегкий и принес на хвосте?

Чиновник. Чудесно! Истинные чудеса. Да чем же вы покончили дело, этой Иностранки? Что сталось у вас по делу о покраже?

Иван Абрамыч. Эк он о чем заботится! Да разве тут об этом речь? Плюнули, да и бросили. Вытребовали из адресной подлинный паспорт ее, сунули ей в зубы - и ступай на все четыре стороны.

Чиновник и Иван Абрамыч. Взяли свои папки посмотрев в зал ушли.

Занавес