Жизнь и музыка. Из историй блокадного Ленинграда.

Балякина Арина ,16 лет, I курс  СПО

«АГАСУ»  Харабалинский филиал

Рук. Ахмедова Э.А.

                               Жизнь и музыка.

                                                                      (Из историй блокадного Ленинграда)

     Работа. Друзья. Окружающие меня люди… У каждого свои мечты, свои друзья, свои приоритеты. Вот, к примеру, мой друг Николай. Светлая мечта у него, добрые помыслы. Он учитель в школе и решил увлечь своих воспитанников поисками фронтовиков. И, надо сказать, получается у него прекрасно. Ездят по городам, поселкам нашей необъятной Родины, по следам сражений и партизанских движений и ищут, ищут, ищут…

Мальчишки рассказывали, что какое счастье их охватывало, когда среди останков встречались медальоны! Они знали, что в них, кроме личных данных, многие солдаты вкладывали в эти медальоны записки. Их охватывало благоговение, когда осторожно и робко открывая такое послание, трепетно читали прощальные слова, некоторые из которых были написали буквально за несколько мгновений до смерти. Николай рассказывал, что до сих пор, дословно, помнит строчку из одного такого письма: «Мама, передай Славке и Мите, чтоб давили немцев! Мне уже не жить, так что пусть за троих стараются».Много историй времен Великой Отечественной известно. Истории подлинные, страшные своей простотой. Я вспоминаю давние события из жизни  своей родственницы, тетушки Надежды Петровны.

Как-то сидели мы на веранде всей семьей, пили вечерний чай, любовались розовым закатом, наслаждались щебетаньем птах. Все разбрелись кто куда. Мне отчего-то подумалось, что нас повсюду окружает музыка. И как раньше я не прислушивался к шуму весеннего дождя по крыше или осенней музыке - воя ветра? Пение птиц тоже своеобразная музыка, так же, как печальный и таинственный звук дудука. Да, теперь понятно, почему моя дочь любит игру на фортепиано, звуки которого  рвут душу, уносят в мир бурных страстей  или  тихой грусти. А ведь Оля тесно общалась с Надеждой Петровной, которая славилась своей игрой на фортепиано, часто бывала у нее и именно от нее переняла любовь к музыке.Иногда я приходил на Олины  репетиции и сразу попадал под очарование ее игры. Я восхищался чарующим тембром инструмента.Звучащая  тихая и печальная мелодия словно вытягиваламеня из повседневной суеты, успокаивала, расслабляла.Она  способна вызвать слёзы радости и грусти. Пианист словно  играет на струнах души своих слушателей, действуя через клавиши своей могущественной помощницы. Надежда Петровна неожиданно прервала мои мысли, поинтересовавшись, давно ли я открывал крышку фортепиано? Я сознался, что давно. Тетушка пригласила меня в гостиную. Едва она коснулась клавиш, как полилась тихая мелодия, мелодия грусти и нежности. Я вспомнил о любви к этому инструменту всей нашей семьи и невольно улыбнулся:

-Тетушка, расскажи о том времени, когда ты была маленькая. Ты всегда любила музыку и неохотно вспоминаешь свое «блокадное» детство.- Ты прав, дорогой, как-то я уже рассказывала об этом, тогда ты был мал. Наверно, стоит еще раз вспомнить об этом…

Тетушка  тяжело вздохнула, ласково перебрала клавиши руками.  Я замер.                        …1941 год ничем не отличался от других годов, также ходили в школу, также работали и жили. Наденьке было 12, когда вся страна узнала о начавшейся войне. Боль, горечь расставаний, слезы…Можно ли перечислить все то, что испытал советский народ, когда услышал страшные вести? А Наденька горевала еще и оттого,что больше не сядет за любимый музыкальный инструмент, не услышит любимые мелодии, которые витали в воздухе во время игры. Время было другое- не домузыка, песен и смеха.

Но Надя иногда открывала крышку фортепиано и тихо играла, вспоминая счастливые дни до войны. Музыка порой заставляла Наденьку забыть страх, ужас и слезы в глазах мамочки. Ах, как трудно им было. Как трудно…               

А потом в жизнь девочки вошло слово  «блокада» и осознавать его она стала, когда участились бомбежки, когда выдавали 125 граммов  хлеба, когда от голода и холода на улицах падали люди. Она поняла, что такое «смерть», видя упавших прямо на улице и не поднявшихся больше соседей, маминых знакомых и просто незнакомых людей. На Обводном канале была барахолка, и мама ее подруги Маргариты посылала девочку менять вещи на продукты. Маргарита как-то рассказала, что по рынку ходила женщина и просила за бриллиантовое ожерелье буханку хлеба. Наденька помнит ужас в маминых глазах, когда она услышала об этом.

А еще мама часто плакала, плакала о том, что город в блокаде и продукты завозят по Ладоге, что нет вестей о папе, что город не сдается и надо держаться из последних сил. Когда начинался обстрел города, бабушка и мама с дочкой быстро собирались и бежали в бомбоубежище, где можно было отсидеться в эти минуты. Но бомбежки учащались, фашисты намеревались сломить непокоренных ленинградцев. В блокадном городе остановились предприятия, магазины, в домах не было электричества и отопления. Школы продолжали работать, однако детей приходило все меньше. Учились при свечах. Постоянные бомбежки мешали заниматься. Постепенно учеба и вовсе прекратилась.Однажды наша соседка поведала маме о том, что, работая в детском саду на Каменном острове, услышала, как один из ребят рассказал другу свою заветную мечту –это бочка с супом. Соседка услышала и отвела малыша на кухню, попросив повариху придумать что-нибудь. Та ответила, разрыдавшись: «Не води сюда больше никого…еды совсем не осталось. В кастрюле одна вода». Чуть позже соседка прошепчет: «От голода умерли многие дети в нашем саду – из 35 осталось только 11».Голод и холод толкали людей порой и на необдуманные поступки. Набрасывались на людей, отбирали продовольственные карточки, крушили мебель, чтоб истопить печь. Кругом была смерть, и мимо трупов шли равнодушно, удивляясь своей очерствелости. Большинство говорит про себя: смерть самых близких, дорогих людей не доходила до сердца, срабатывала какая-то защитная система в организме, ничто не воспринималось, не было сил отозваться на горе. Часто и в квартиру Нади заходили люди. Их привлекал большой черный инструмент, который задвинули в какой-то полумрак. Они грозили маме, кричали на Наденьку и пытались разрушить рояль. Но  вмешивались соседи, или  кричала ослабевшая мать и  яростно сопротивлялась девочка. Много раз кто-то чужой пытался силой разобрать инструмент на дрова, и каждый раз Наденька смело  защищала его. Когда  начинался обстрел, и уже не успевали уйти, девочка садилась и играла, играла громко, звучно, заглушая собственный страх и дрожание онемевших пальчиков. Тогда замирал весь дом: те, кто не успел уйти, застывали на месте, и музыка  отвлекала их от выстрелов, от войны и от страха. Музыка звучала все громче и увереннее, заставляя вспомнить ласковое солнце, тепло и мирное ясное небо. Музыка обволакивала сознание голодных и обессиленных людей, звала в мир счастья и мира…Люди переживали мгновения счастья и единения душ, а помогала им в этом 12-летняя девочка с огромным сердцем и любовью к музыке. Так и остался стоять рояль вплоть до окончания войны на прежнем месте, и Надя время от времени открывала крышку и играла для бабушки, мамы и для тех, кто просто слушал. И слезы лились по щекам людей, у кого сердце уже не чувствовало боли, вздыхали истощенные, обессиленные и голодные люди. 

…Надежда Николаевна замолчала, руки ее все медленнее и медленнее касались клавиш. И, вот, последние две ноты – и звенящая, нежная мелодия вроде и затихла, но в воздухе все еще дрожали ее отголоски. Задумавшись на мгновение, она осторожно и бережно закрыла крышку, ласково погладила инструмент и отошла от него, улыбаясь.