Анализ психологического изменения поведения военнослужащих в годы первой мировой войны.

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ МОСКОВСКОЙ ОБЛАСТИ

ГОСУДАРСТВЕННОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ

ВЫСШЕГО ОБРАЗОВАНИЯ МОСКОВСКОЙ ОБЛАСТИ

«ГОСУДАРСТВЕННЫЙ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ» 

Факультет                           Истории, управления и сервиса

Направление подготовки «Педагогическое образование»

Профиль                              «История и краеведение

Отделение                             очное

Студент(ка)                        Качалкин Артем Алексеевич

Зав. кафедрой _______________ дин, Никандров Александр Юрьевич                                                    

                                                    (подпись)

Декан ___________________ кин, доц. Соза Лилия Нисоновна                                                

                    (подпись)                                            

                                                                              «___» __________ 20_24__г.

Тема: Анализ психологического изменения поведения военнослужащих Российской императорской армии в годы первой мировой войны.

Научная статья

Руководитель ___________ кюн, доц. Савельева Светлана Станиславовна                                                         

                                 (подпись)

Рецензент_________________

Коломна 2024 г.

1.Общий анализ восприятия первого социального конфликта мирового масштаба в Российском обществе, в воспоминание очевидцев, а также научной и художественной литературе.

Работа армии во время ведения боевых действий представляет собой сложный механизм, в центре которого находится простой солдат.                        В этом отношении, главная особенность человека заключается в том, что помимо материальных благ, таких как современное вооружение, качественное питание, медицинское обслуживание, человеку необходимо пребывать в бодром состоянии духа, поддерживать в нём мотивацию для продолжения войны и победы над противником, а также создать такой психологический фон, при котором он будет с легкостью переносить все лишения и тяготы войны.                                                                                                Поддержанию высокого морального духа уделяли большое внимание издавна, к примеру, А. В. Суворов в своей «Науке побеждать» постоянно апеллирует к боевому духу солдат, как к залогу успеха.[1]                                        Как и Наполеон Бонапарт считал, что любое военное предприятие зависит от мотивации войска. К сожалению, в военных училищах и академиях дореволюционной России не уделялось должного внимания обучению офицеров военной психологии.                                                                   Первой в России попыткой введения курса военной психологии можно считать одноименные лекции П. Н. Краснова в 1918 г. в Новочеркасском военном училище на территории Все великого Войска Донского. В отличие от полководцев предыдущих столетий, генералам войн ХХ века пришлось столкнуться с иным составом войск в «качественном» отношении.           Стоит отметить что начало двадцатого столетия стало невиданным ранее единством Европейских государств, подчинивших к себя всю планету.              

Все конфликты между Европейскими государствами были внутренними или скорее локальными и в них не вовлекались неевропейские народы или «внешние варвары» как сказали бы о них в Китае.[2]                                                    Первая Мировая война стала для России первым крупным военным конфликтом, в котором принимала участие армия, образованная по воинской повинности. Ранее, в условиях рекрутского набора, война становилась делом всей жизни для солдата, превращалась в его «работу», в которой он ежедневно совершенствовался как профессионал.                                                              После введения всеобщей воинской повинности армия стала представлять собой вооруженный народ, а ратное дело стало занимать военнослужащих лишь на короткий срок, после которого они опять возвращались к заботам мирной жизни. Так же, как было сказано выше, изменился и «духовный облик» армии.                                                                Служба в армии и дело защиты родины стало представлять собой временной обязанностью, которую солдаты хотели «отбыть» как можно быстрее чтобы поскорее вернуться домой к своим привычным обязанностям. В этом отношении, наиболее показательны письма с фронта домой ряд Российских солдат, рядовых, а позже и унтер-офицеров.                                         Письма адресованы жене, в которых М.И Осиновских обращается так же и к другим родственникам. Максим Иванович редко обращается в своих письмах к рассказам о своих фронтовых буднях, в основном сообщая лишь общие сведения. Даже такое событие, как получение им Георгиевского креста и повышение в унтер-офицеры, Осиновских упоминает вскользь и то лишь в контексте, что в случае его смерти семья будет теперь получать за него пенсию.                                                                                                                          Важно подчеркнуть, что в письмах нет упоминаний и рассуждений на тему войны, патриотизма, защиты родины.

В основном, характер писем состоит в наставлениях и советами как распорядиться с хозяйством в его отсутствие, а также просит выслать посылки с некоторыми вещами: бумагой, спичками, сахаром.                                                На данном примере мы можем видеть, что личной заинтересованности в ходе военных действий в письмах солдат не прослеживается.              Особенность менталитета народной армии состояла в том, что солдаты временно прибыли в расположение войска для краткосрочного отбытия долга, которого на него возлагала страна.                                                                                    Еще одним фактором, определившим новое состояние духа армии, явился ускоренный технический прогресс, в результате которого материальное доминирование одной из сторон обеспечивало большое преимущество в схватке, а ценность человеческой жизни падала, ввиду появления дальнобойной артиллерии и оружия массового поражения.           Этот фактор не мог не повлиять на психологическую составляющую армии, новый тип ведения войны, а также новый тип комплектования армии и предопределил то моральное состояние солдат, с которым армия подошла к Мировой войне. Эйфория первых недель войны, практически ежедневные стычки с неприятелем или маневрирование, общий патриотический подъем в стране и армии не оставляли времени для депрессивных состояний.                Кроме того, в осенне-зимний период 1914 года война велась преимущественно регулярными войсками Русской армии, с офицерским и солдатским составом, более-менее адаптированным к тяготам военной неустроенной жизни.                                                                                         Через пару месяцев, когда выбывшие в результате гибели или по ранению нижние чины и младшие офицеры заменялись новым мобилизованным составом — главным образом, не отбывавших ранее воинскую повинность, моральный дух армии существенно изменился.
концу 1914 года стало ясно, что расчеты воюющих сторон на быстрое завершение военных действий совершенно не оправдались.

Для решающего перевеса и заключительного удара сил не хватило ни у наших противников — Германии, Италии и Австро-Венгрии, ни у Российской Империи с союзниками — французами и англичанами. Первая мировая война довольно быстро перешла в состояние позиционной и стала первой по-настоящему индустриализированной войной, и противники начали игру на истощение экономик. Армии зарылись в землю — десятки тысяч километров окопов протянулись по Европе, солдаты искали способы согреться, утолить жажду и голод, а в минуты тишины и отдыха развлечься.                                                Артиллерист Ф. Степун в своих мемуарах так описывает условия жизни на передовой: «Вдоль той дороги, по которой мы двигались, были расположены небольшие пехотные окопы, оказалось, что это прикрытие нашей артиллерии.                                                                                              Что-то нас задержало, и мы остановились; я долго беседовал с солдатами. Каждый из них живет в небольшой яме. Яма сверху наполовину прикрыта досками, внутри каждой ямы сложена из трех-четырех кирпичей печь. Была ночь; в каждой яме, в каждой печи горел огонь, и странно — мною этот огонь определенно ощущался, как огонь родного очага, и эта яма, как дом и твердыня, как кров и уют»                                                                                  Эту тенденцию на снижение психологических возможностей воинов и повышение уровня психологической драматизации в зависимости от времени их пребывания на передовой одним из первых заметил известный английский писатель и участник Первой мировой войны Р. Олдингтон. В своём знаменитом романе «Смерть героя» он вспоминал, что были «не в своём уме почти все, кто провёл более полугода на переднем крае «нечеловеческая драматургия боевых действий вызывала особые психические состояния и самоощущения личности участников.                                                                     «Мы превратились в диких зверей. Мы не сражаемся, мы спасаем себя от уничтожения. Мы швыряем наши гранаты не в людей – какое нам сейчас дело до того, люди или не люди эти существа с человеческими руками и в касках? В их облике за нами гонится сама смерть…

Сжавшись в комочек, как кошки, мы бежим, подхваченные этой неудержимо увлекающей нас волной, которая делает нас жестокими, превращает нас в бандитов, убийц, … в дьяволов, и, вселяя в нас страх, ярость и жажду жизни, удесятеряет наши силы, – волной, которая помогает нам отыскать путь к спасению и победить смерть.».[3]

2.Анализ исследований проводившимся русскими военными врачами и учёными механизмов патогенеза, вызванного травмами полученными военнослужащими в период военных действий.

Российские психиатры Н.А. Вырубов (1915), А.В. Гервер (1915), С.А. Сухарев (1915) наблюдали в ходе войны так называемые «окопные» психозы. С.А. Сухарев описал «бред вражеского пленения», указывая на важную роль психогенного фактора.                                                                               Отечественные учёные уже в ходе Первой мировой войны рассматривали психогенные расстройства как заболевания мозга, в той же мере, как и, так называемые, экзогенные и эндогенные расстройства. Отличие состоит лишь в патогенной роли переживаний, вытекающей из индивидуальных, жизненно значимых отношений человека.                           Психогенный фактор действует одновременно и на психику, и на соматику, включая мозг; напряжение разряжается в реакциях исключительной длительности и потрясающей силы, часто оставляя после себя то, что называется органическими изменениями в смысле сосудистых явлений, расстройств функции желёз, падения общего тонуса жизни.                               При вскрытии трупов воинов, умерших от «острой психогенной спутанности», А.В. Гервер обнаружил изменения в клетках коры, аналогичные таковым при отравлении сильным ядом.

Н.М. Добротворский, пытаясь упорядочить терминологию, используемую для обозначения психологических последствий войны.                      Предложил объединить в исследовательских целях различные по форме психические расстройства боевой обстановки в единую группу. Отечественные психиатры и психологи были в числе первых, кто описал отсроченные последствия влияния боевой обстановки на участников боевых действий.                                                                                                                 Так, В.М. Бехтерев ещё в 1914–1915 годах в своей работе «Война и психозы» отмечал, что переживания событий войны сохраняется у участников боевых действий в течение длительного времени. Среди таких последствий он описывал гиперакузис, непереносимость вида крови, приступы страха, ассоциирующиеся с боевой обстановкой, галлюцинации, аналогичные по описанию современному «флэшбэк».[4]                                                         При этом он не связывал эти симптомы с слабохарактерностью и отмечал, что они исчезают в случае нового столкновения с реальной боевой ситуацией. Совокупность перечисленных выше симптомов в ходе войны называли по-разному – «снарядным шоком», «военным неврозом», а позже – «психоневрозом».                                                                         Эффективность психологической помощи псих травмированным участникам боевых действий была невысокой в связи с тем, что к началу войны военная психиатрия была ещё слишком «молода», в действующих армиях ощущалась острая нехватка психиатров и практически отсутствовали психологи.                                                                                                 Специалисты психиатрического профиля воюющих армий либо не знали, либо забыли об опыте русской военной психиатрии, накопленном в годы русско-японской войны, среди них преобладало мнение, что нервные расстройства являлись последствиями взрывов артиллерийских 105.

Научные и образовательные проблемы гражданской защиты - 2014ʻ2 снарядов, которые вызывали нарушения в деятельности мозга.

Явления, вызываемые такими эмоциональными причинами, как чувство страха, трудно поддавались объяснению и никогда предметно не рассматривались.                                                                                       В годы войны не было и специальных программ психологической реабилитации. Поэтому пострадавших с диагнозом «военный невроз» стали эвакуировать с поля боя и направлять в госпитали. Англичане эвакуировали лиц с симптомами военного невроза на побережье Ла-Манша для осуществления их психологической реабилитации в военном госпитале санаторного типа.                                                                                                       Французы оказывали психологическую помощь пострадавшим вблизи от линии фронта, сохраняя режим воинской деятельности и проводя с ними повседневные занятия по боевой подготовке. Эффективность такой реабилитационной схемы была крайне низка. Лишь незначительная часть пострадавших восстанавливала здоровье, но даже выздоровевшие больше не возвращались в боевой строй.                                                                  Анализ показал, что эвакуируемые в тыл псих травмированные английские солдаты, после курса реабилитации стали чувствовать себя ещё хуже.                                                                                                            Когда же, после 1917 года из-за антивоенных выступлений населения, провоцируемых, в том числе, и созерцанием большого числа пострадавших, англичане и французы перешли к оказанию психологической помощи воинам с психическими расстройствами в непосредственной близости от линии фронта, это позволило возвращать некоторую часть восстановившихся солдат в действующую армию.                                                                                В первом периоде войны во всех воевавших странах для лечения больных с истерическими симптомами применялись только «мягкие»

А также «щадящие» физиотерапевтические процедуры, сочетаемые с убеждением больного в том, что ему «лучше», что болезнь его «проходит».   Предоставление больным отдыха и покоя, отправка их на курорты и в санатории, лечение бромидами, вливаниями глюкозы и витаминами, ваннами, «мягкими» физиотерапевтическими процедурами широко применялось в начале Первой мировой войны.                                                                      Низкая эффективность такого подхода привела к применению принудительных методов психолого-психиатрической помощи: метод «интенсивного перевоспитания», сочетающий удары электрическим током и «насильственные упражнения» (Vincent; Kehrer), метод «внезапного нападения врасплох», включающий удары током и властные команды (Kaufmann).                                                                                               Все эти методы были нацелены на то, чтобы заставить больных «отказаться от болезни» и вызывали сопротивление пациентов. Постепенно во французской, а затем в английской и американской армиях (Grasset, Roussy, Lhermitte, Salmon) стала применяться целостная система репрессивных мер, включающая 4 последовательных этапа.                                                                Этап психотерапии включал упреки в нежелании выздороветь в сочетании с убеждением и внушением. Этап репрессий состоял в угрозах (ареста и передачи в военный трибунал) и жёстком психологическом давлении на больных, чтобы заставить их «бежать из болезни», «бежать из госпиталя на фронт».                                                                                                            Для этого психиатры применяли различные методы (Kretschmer - изоляцию больных в темное помещение с запрещением общения и чтения; Rieder и Wollenberg — заключение в деревянные изолированные ящики с запрещением контактов; Jendrassik и Binswander — голодную молочную диету; Stier — помещение больных без психических расстройств в беспокойное психиатрическое отделение; Alt и Weichbrodt — длительная изоляция в ванной; Roussy и Lhermitte.

Болезненные подкожные введения эфира и т. п.). Этап фарадизация предполагал нанесение возрастающих по силе ударов током.                           Этап перевоспитания предполагал выполнение больным мучительной системы военных упражнений. Если на одном из этапов наступало излечение, последующие мероприятия не проводились.

3.Заключение переоценка конфликта принёсшего бедствия и разрушение народам и государствам.

Несмотря на многие бедствия глобальные войны в том числе и первая мировая война привили интерес к «малой психиатрии» который продиктован не в последнюю очередь распространением в ХХ и XXI веке внезапно возникающих массовых психозов, разработкой технологий временных «помрачений здравого рассудка», которые довольно широко и далеко небескорыстно используются в общественной практике.                                           Широкие возможности манипулирования как индивидуальной, так и массовой психологией в соответствии с политическими, идеологическими, военными и прочими целями привлекают внимание ряда организаций, подобных Тавистокскому институту, Фонду Рокфеллера и т.д.                  Проблемы, связанные с «пограничными» между нормой и патологией состояниями сознания, интересуют целый ряд социальных наук. Однако начало изучения «пограничных» состояний сознания, к коим относятся депрессии, акцентуация негативных форм поведения, социальная аномия и социальная психопатия, неврозы различной этиологии, было положено именно психиатрией и не в последнюю очередь русской психиатрической наукой.                                                                                                               Как справедливо указал М.В. Оськин что «вторая мировая война, ставшая ужасным конфликтом в истории человечества показавшая, как и массовое истребление людей так и применение самого безжалостного ядерного оружия требовала какой-либо предварительной подготовки или эксперимента.

Им и стало то безумие разразившее Европейские державы в борьбе за рынки где «господин капитал «уже не сдерживался ни кем и ничем»[5].         Примечательно что в этом году мы отмечаем 110 летний юбилей начала страшной Европейской и мировой трагедии. И, наверное, так верны слова крупного исследователя этого конфликта С.Г Нелиповича «что нам спустя сотню с лишним лет они могут показаться чёрной комедией».[6]                            И тем не менее мы должны помнить какие ужасы и страдания принесли такие страшные глобальные конфликты которые случились в первой половине двадцатого века и сделать всё чтобы не допустить их в нашем настоящем и бедующем.

Скачано с www.znanio.ru