Исследование образа Прометея в итальянской литературе

Доклад по теме: «Образ Прометея в итальянской литературе»                                                                                                                                                                      Студентки группы 02031601                                                                  Историко­филологического факультета                                                                  Павловой Анны Геннадьевны Белгородский государственный национальный исследовательский университет Итальянский   поэт  Дж.   Леопарди    в   своем  диалоге   «Пари   Прометея» (1827) изобразил Прометея ничтожным, жалким и завистливым мечтателем, никому не нужным и приносящим только зло.     В   этом   диалоге   изображается,   как   судьи   из   Коллегии   Муз   в   городе   Поднебесье предоставляют   премию   Вакху   (соответствующий   греческому   Дионису)   за   изобретение вина, Минерве  (греч. Афина Паллада) за изобретение масла, а Вулкану (греч. Гефест) за медный   горшок,   «в  котором   можно  варить   все   что  угодно   без   большого   огня   и   очень дешево». Прометей, создатель людей, не входит в число премированных, о чем Прометей жалуется   Мому   (богу  насмешки,   злословия   и   глупости)    и   хочет   показать   ему   свои достижения, чтобы выиграть у него пари. Они обходят землю. Но оказывается, что в Новом свете люди поедают детей своих рабов и самих рабов, когда те состарятся. Во втором месте, в Азии, Прометей и Мом видят, как жена, ненавидевшая своего мужа при его жизни, бросается в костер, на котором сжигают труп мужа. В Лондоне же один человек со скуки кончает жизнь самоубийством и убивает своих детей. После этого Прометей, не пожелав видеть   двух   других   частей   света,   которые   у   них   еще   оставались,   уплатил   Мому   свой проигрыш.   Такого рода построением диалога Леопарди хочет доказать как ничтожество людей и их создателя,   так   и   свой   собственный пессимизм   в   отношении   человеческого   общества.    В стихотворении   Леопарди   «Брут   младший»   люди,   эти   «потомки   Прометея»,   тоже изображаются   и   как   разлюбившие   жизнь   и   как   неспособные   уйти   из   этой   жизни добровольно.           Накануне   Нового   времени   мы   встречаемся   с   латинским   трактатом   знаменитого итальянского писателя и поэта Дж. Боккаччо «Генеалогия богов» (1373). Боккаччо  излагает античную мифологию с разными вымыслами и домыслами, которые ни в коей мере не характерны для античной мифологии. Но для истории Прометея как символа этот труд Боккаччо имеет значение, поскольку в нем не только излагаются все основные мотивы мифа   о   Прометее,   но   и   довольно   ясно   проводится   то   понимание   этого   символа, которое характерно именно для Нового времени.   Боккаччо   излагает   известные   ему   источники   по   греческой   и   римской   мифологии.    Прометей, сын Япета и Азии, отличался острым умом и был первым, кто изготовил статую глиняного человека, которого Юпитер (греч. Зевс) превратил, однако, в обезьяну. Прометея   Овидий   также   называет   первым   вылепившим   человека   из   глины. Римский грамматик  Сервий   и   римский   писатель   Фульгенций   добавляют,   что   этот вылепленный из глины человек был лишен дыхания и Прометей одухотворил его, похитив при помощи Минервы с колесницы Феба (греч. Аполлон) небесный огонь. Прометей был за это   прикован   к   скале   на   Кавказе,   а   на   людей,   как   говорят  древнегреческая   поэтесса Сапфо и древнегреческий поэт Гесиод, боги послали беды: болезни, печали и женщину, а п о словам Горация — только бледность и лихорадку.    Боккаччо считает необходимым истолковать эту совокупность мифов, однако находит задачу чрезвычайно трудной. Прометей, по его мнению, двойствен, как двойствен и сам человек: это — всемогущий Бог, произведший человека из земли; с другой стороны — это человек   Прометей,  о   котором   Теодонций   якобы   читал   где­то,   что этот   Прометей   в молодости, будучи увлечен жаждой ученых занятий, оставил на своего брата Эпиметея («думающий после») жену и дочерей, уехал учиться мудрости в Ассирию, а после  удалился на вершину горы Кавказ, где усовершенствовался в созерцании и астрономии. Вернувшись затем к людям, он научил их астрологии и нравам и таким образом как бы сотворил их заново. Точно так же двойствен и сам человек: в своем природном состоянии он груб и невежествен и нуждается в воспитании со стороны ученого, который, дивясь такому   созданию   природы,   как   человек,   и   видя   его   несовершенство,   как   бы   с   небес наделяет   его   мудростью.   Одиночество   Прометея   на   Кавказе   означает,   по   Боккаччо, необходимость   уединения   для   приобретения   мудрости. Солнце,   от   которого   Прометей берет   огонь,   означает   единого   истинного   Бога,   просвещающего   всякого   человека, грядущего в мир. Наконец, пламя, одухотворяющее человека,— это свет учения в груди глиняного   человека.   Ту   часть   мифа,   где   Прометея   насильно   отводят   на   Кавказ   и приковывают там, Боккаччо считает неистинной ввиду чисто человеческого заблуждения, будто боги могут сердиться на кого бы то ни было из людей. Прометей отправился на Кавказ по своей воле, ведомый мудрым посланцем богов Гермесом. Орел соответствует вы соким помыслам Прометея, тревожащим   его,   а   восстановление   его   тела   после   укусов орла ­ внутреннему удовлетворению мудреца по нахождении истины. Итак, Прометей во вт ором смысле был человек, учитель мудрости.   Если давать общую оценку толкованию мифа о Прометее у Боккаччо, то мы прежде всего убедимся в том, что Боккаччо избегает слишком суровых и слишком жестоких моментов этого мотива. И в связи с этим получает особое знание и сама личность Прометея. В то время как у Эсхила Прометей является по крайней мере двоюродным братом Зевса, если не прямо его дядей, то у Боккаччо Прометей вовсе не бог, а самый обыкновенный человек. Во   всяком   случае   божественного   в   нем   нисколько   не   больше,   чем   обыкновенного человеческого. Но человек этот — мудрый, ученый, много знающий. Он хочет научить этой мудрости и всех других людей. О том, что он похитил огонь с колесницы Аполлона, во­ первых, этот огонь и свет принадлежат единому и истинному Богу, а во­вторых, никто не находит   в   этом   никакого   преступления.   И   никто   Прометея   не   наказывает.   А   если   он проводит   известное   время   на   Кавказе,   то   только   потому,   что   Прометей   сам   искал уединения, необходимого для того, чтобы углубить свою мудрость. По Боккаччо выходит также и то, что никакой орел вовсе и не терзал печени Прометея. Орел — это только те высокие   всякого   мыслящего   человека, ушедшего в уединение для большей глубины своей мудрости.    Согласно Боккаччо, Прометей двойствен в такой же мере, в какой двойствен и всякий человек. И сейчас, в перспективе шестисот лет, мы прекрасно понимаем, почему Боккаччо, один   из   предначинателей   новоевропейского   мировоззрения,   заговорил   именно о двойственности   и   человека   вообще   и   его   прообраза   —   Прометея.   Человек   Нового времени настолько сильно ощущал свою личность, свой субъект и свое творчество, что всегда готов был отождествить себя с абсолютным существом, то есть с богом. А с другой стороны,   Прометей,   как   прообраз   самого   обыкновенного   человека,   поехал   учиться   в ученую страну, оставил свою семью и даже предавался уединению на Кавказе. При этом само творение людей Прометеем Боккаччо, по­видимому, совсем не принимает всерьез. А всерьез он принимает обучение людей наукам, которые как бы и творят бывших жалких невежественных   и   неученых   людей   совершенно   заново.   Насколько   можно   судить,   по Боккаччо, это и есть подлинное творение человека, а не то творение из глины и земли, о котором говорят античные мифы.     Другими   словами, Прометей   как   символ   получает   у   Боккаччо   совершенно   новое толкование, а именно характерное для Новой Европы. Прометей здесь — символ науки и мудрости, которые требуют от человека многих усилий и многих лишений, заставляют часто страдать, уединяться и создавать науки. При помощи них человечество в дальнейшем будет только воскресать и как бы твориться  заново.  Для XIV в. Боккаччо достаточно глубоко и ясно очертил символику Прометея уже не в античном и не в средневековом смысле, а именно в новоевропейском смысле, то есть в смысле созидания, развития (часто мучительного)   и   преподавания   наук   для   целей   личного   обучения   людей   и   помыслы, терзают   которые для целей всеобщего исторического прогресса.