Качество питания и одежда городского населения в 30 – е годы 20 века

Автор: учитель истории и права

ГКОУ РД «РЦДОДИ»

Сефербеков Физули Шихмагомедович

Качество питания и одежда городского населения в 30 – е годы 20 века

В конце 1920 - х гг. отказ от НЭПа резко обострил продовольственную проблему в стране.

В 1932—1933 гг. все основные хлебородные районы поразил голод, который унес по меньшей мере 3—4 млн жизней и на несколько лет повлиял на рождаемость. Хотя политика государства была направлена на то, чтобы обеспечить городское население, смертность росла, рождаемость падала, потребление мяса и сала на человека составляло в 1932 г. меньше трети от того, что было в 1928 г. Для большей части городского населения вся жизнь вертелась вокруг бесконечной борьбы за самое необходимое — еду, одежду, крышу над головой.

 В 1933 г. в средней рабочей семье в Москве в рационе практически отсутствовали жиры, было мало молока и фруктов, а мяса и рыбы — всего лишь пятая часть от нормы потребления на рубеже столетия [12, с. 77]. В 1935 г. положение несколько улучшилось, но неурожай 1936 г. породил новые проблемы: бегство крестьян из колхозов и длинные очереди за хлебом в городах весной и летом 1937 г. Самый высокий урожай, надолго сохранившийся в народной памяти, был собран осенью 1937 года. Однако предвоенные годы принесли с собой еще большее падение уровня жизни.

В условиях острого дефицита ресурсов государство неизбежно должно было расставить приоритеты в снабжении. В соответствии с проводимым курсом на ускоренную индустриализацию, а также определением Советского государства как государства диктатуры пролетариата привилегированным классом в снабжении был объявлен пролетариат. Была восстановлена карточная система распределения, которая явилась не только следствием политики форсированной индустриализации, но и одним из средств ее осуществления. Важнейшей целью карточного снабжения, оправдывающей его введение, была необходимость приоритетного и стабильного снабжения городов и населения, занятого в промышленном производстве. Отпуск населению хлеба по карточкам был начат с городов Украины — Одесса, затем Мариуполь, Херсон, Киев, Днепропетровск... К началу 1929 г. карточная система была введена во всех городах СССР.В Москве это произошло в последнюю очередь, фактически в марте 1929 г. Начавшись с хлеба, нормированное распределение было распространено и на другие дефицитные продукты (сахар, мясо, масло, чай и пр.), а к середине 1931 г. — и на промышленные товары.

 В 1932—1933 гг. были введены даже карточки на картофель. Место торговли заняло отоваривание по «заборным документам» и ордерам через закрытые распределители (ЗР), закрытые рабочие кооперативы (ЗРК), отделы рабочего снабжения (ОРСы) [11, с. 94]. «Заборные документы» не получали только лица, лишенные избирательных прав. Каждая область имела свою форму и порядок выдачи карточек. В Москве это были семейные книжки. Однако в условиях продовольственного кризиса установленные на местах нормы снабжения не выполнялись. Власти старались гарантировать в первую очередь снабжение индустриальных центров: появились постановления о снабжении Москвы, Ленинграда, Донбасса.

При определении групп и норм снабжения первоначально решающую

роль сыграл идеологический и экономический момент — ставка на «класс - гегемон». Было установлено 4 группы снабжения: рабочие - пайщики потребительской кооперации (I), рабочие, не являющиеся пайщиками (II), прочие трудящиеся — пайщики (служащие, члены семей рабочих и служащих, кустари, лица свободных профессий) (III), прочие трудящиеся — не пайщики (IV) [11, с. 127]. Однако практика снабжения в 1929—1930 гг. показала, что правительство было не в состоянии выдержать установленный ассортимент и нормы снабжения населения.

Политсводка Секретариата СНК СССР по приему заявлений и жалоб свидетельствует о том, что продовольственные трудности были основными причинами недовольства населения. Представители местных властей (окружкомы, торготделы) подтверждали, что недоброкачественная продукция, низкие нормы, пайки выдаются с опозданием, нет четкости в определении категорий снабжения. Пришедшие за пайками люди слышали ответ: «Не ходите и ноги не сбивайте. Хлеба нет для местного снабжения. Кто где хочет, пусть там и берет». Реальное положение со снабжением на местах описано в письме мобилизованных на работу в Сибирь: «...в магазинах, кроме селедки, свежей рыбы, сахара и чая, ничего не было» [12, с. 53].

Став монополистом в снабжении, государство не справлялось даже с обеспечением рабочего класса. В мае 1930 г. нарком продовольствия А. И. Микоян получил служебную записку из Киева: «Мяса не выдаем по карточкам никому вот уже вторую неделю, рыбы к нам не завозят, картофель на исходе, свободных запасов муки и зерна для снабжения Киева осталось на 4—5 дней... настроение рабочих повышенное».

Стало ясно, что равное снабжение рабочих невозможно. В конце 1930 г. решением ЦК ВКП (б) было установлено сначала два, а с 1931г. четыре списка городов, подлежащих централизованному снабжению [11, с. 110].

Начался новый этап карточного распределения. Право преимущественного и первоочередного снабжения по карточкам имели рабочие особого и первого списков, в которые вошли ведущие индустриальные объекты (предприятия Москвы, Ленинграда, Баку, Донбасса, Караганды, Восточной Сибири, Дальнего Востока и Урала). Рабочие второго и третьего списков покупали только часть товаров по карточкам. Они обеспечивались централизованным снабжением по хлебу, сахару, крупе, рыбе, остальное — за счет местных ресурсов.

Дальнейшая дифференциация снабжения была связана с Постановлением Пленума ЦК ВКП(б) «О народнохозяйственном плане на 1931 г.» (декабрь 1930 г.). В соответствии с ним все трудящееся городское население было разделено на группы по классово - производственному признаку. В первую группу снабжения входили рабочие, которые, в свою очередь, делились на индустриальных и прочих. К индустриальным помимо рабочих фабрично - заводских предприятий, а также рабочих транспорта и связи были отнесены: инженерно - технический персонал на производстве, комполитсостав Красной Армии и Флота, войск ОГПУ, строевой состав милиции, оперативные работники УГРО, ученики и преподаватели школ, ФЗУ. К прочим, кроме незанятых в промышленном производстве, относились кустари, учащиеся и преподаватели индустриальных вузов и техникумов. Вторую социальную группу снабжения составили служащие, а также члены семей рабочих и служащих, лица свободных профессий.

Третью группу — дети до 14 лет [10, с. 329].

В 1931 г. появились первые постановления о снабжении интеллигенции, в частности врачей и учителей. Они устанавливали, что снабжение этих групп населения должно зависеть от того, где они проживают и кто пользуется их услугами. В городах врачи и учителя должны были получать нормы индустриальных рабочих того списка, к которому относился данный город. Централизованное карточное снабжение не распространялось на лиц, лишенных избирательных прав, и на не занятых «общественнополезным трудом». К ним были отнесены арендаторы, владельцы контор, бюро, частные маклеры, торговцы, а также те, кто лишь год назад сменил «нетрудовое занятие» на трудовое. Для этих семей было разрешено выдавать продуктовые карточки только детям [11, с. 126].

Распределительная политика периода карточной системы отразила особое положение партийно - государственного руководства в обществе.С другой стороны, нормированное снабжение было элементом карательной системы. Государство использовало свою монополию в снабжении для того, чтобы наказывать голодом «провинившихся».

Дефицит товаров стал неотъемлемой чертой советской экономики. В 1930&е гг. люди не говорили «купить», а говорили «достать». На случай если попадется что - нибудь из дефицитных товаров, люди ходили с сетками, прославившимися под названием «авоськи». Завидев очередь, они пристраивались в нее и, лишь заняв свое место, спрашивали, зачем она стоит. В этой связи любопытны наблюдения А. Литвиновой, жены наркома иностранных дел М. Литвинова. По ее собственному признанию, она думала, что в революционной России «…идеи» — это все, а «вещи» — ничто. Но, «гуляя по улицам Москвы и заглядывая в окна на первом этаже, я увидела беспорядочно набитые во все углы вещи и поняла, что они никогда еще столько не значили» [14, с. 72].

Когда в 1929— 1930 гг. впервые начались перебои с продовольствием и появились очереди за хлебом, население было встревожено и возмущено. Вот цитата из обзора читательских писем в «Правду», подготовленного для партийного руководства: «В чем выражается недовольство?

Во - первых, в том, что рабочий голодный, не употребляет никаких жиров, хлеб — суррогат, который невозможно кушать... Обычное явление,что жена рабочего стоит в очереди по целым дням, придет муж с работы, а обед не готов, и тут все ругань на советскую власть. В очередях шум, крик и драка, ругань по адресу советской власти» [3, с. 78].

Наиболее серьезный и широкомасштабный рецидив хлебных очередей наблюдался зимой 1936/37 гг. Еще в ноябре 1936 г. сообщалось о нехватке хлеба в городах Воронежской области, вызванной якобы наплывом крестьян, приезжающих за хлебом в город. В Западной Сибири зимой люди стояли за хлебом с 2 часов ночи. Из Пензы мать писала дочери: «У нас ужасная паника с хлебом. Тысячи крестьян ночуют у хлебных ларьков, за 200 километров приезжают в Пензу за хлебом, прямо неописуемый ужас.

В магазине стекла перебили, дверь сломали». В деревне было еще хуже. «Мы стоим в очереди за хлебом с 12 часов ночи, а дают только по килограмму, даже если умираешь с голоду, — писала мужу женщина из ярославского колхоза. — Два дня ходим голодные... Все колхозники стоят за хлебом, и сцены бывают ужасные — люди давятся, многих зашибли. Пришли чего- нибудь, не то умрем с голоду» [12, c. 94].

Дефицит не ограничивался хлебом. Не лучше было положение с основными продуктами питания: мясом, молоком, маслом, овощами, не говоря уже о таких необходимых вещах, как соль, мыло, керосин и спички. Не хватало одежды, обуви и различных потребительских товаров.

Такое положение вещей отражало как приоритеты государственного производства, строго ориентированного на тяжелую промышленность, так и последствия уничтожения ремесел и кустарной промышленности. В конце 1930&х гг., так же как и в начале, постоянно говорили об острой нехватке одежды, обуви, текстильной продукции: в Ленинграде собирались очереди по 6000 чел. По сообщениям НКВД, к одному обувному магазину в центре Ленинграда выстраивались такие длинные очереди, что они мешали уличному движению, а окна магазина были выбиты в давке [4, с. 68].

С 1930 по 1936 г. в СССР были открыты магазины Торгсина, торговавшие дефицитными товарами за иностранную валюту, золото, серебро и прочие ценности. Магазины Торгсина отличались тем, что были открыты для любого гражданина, имевшего средства. Цель — пополнить советские запасы твердой валюты, чтобы дать стране возможность импортировать больше техники для индустриализации. Цены Торгсина были невысоки (ниже «коммерческих» и цен колхозного рынка), но советскому гражданину покупки в Торгсине обходились дорого, ибо ему приходилось жертвовать либо остатками фамильного серебра, либо золотыми часами и собственным обручальным кольцом. Некоторые из центральных магазинов Торгсина, особенно московский магазин на улице Горького, возникший на месте прославленного «Елисеевского» гастронома, отличались роскошной обстановкой и пышным убранством.

«Коммерческими» первоначально назывались государственные магазины, в которых по более высоким ценам продавались товары без карточек. Как легальные торговые учреждения они появились в конце 1929 г.

Сначала там торговали одеждой, хлопчатобумажными и шерстяными тканями, но скоро ассортимент расширился, стал включать как шикарные деликатесы вроде копченой рыбы и икры, так и более насущные товары: водку, сигареты, основные продукты питания. В период карточной системы коммерческие цены, как правило, вдвое - вчетверо превышали цены на товары, отпускаемые по карточкам. Так, например, в

1931 г. туфли, стоившие в обычном магазине 11—12 руб., в коммерческом — 30—40 руб.; брюки в обычном магазине продавались за 9 руб., в коммерческом — за 17 руб. Сыр в коммерческом магазине был дороже вдвое, сахар — более чем в восемь раз. В 1932 г. коммерческие магазины дали десятую часть всего розничного оборота. К 1934 г., после значительного уменьшения разницы между коммерческими и обычными ценами, их доля возросла до одной четвертой части [11, с. 161].

Приобрести товары любого рода, от туфель до квартир, по официальным государственным каналам распределения было крайне трудно.

Во - первых, товаров просто не хватало. Во - вторых, ведомства, распределявшие их, делали это исключительно неэффективно и были насквозь коррумпированы. Дефицит создавал условия для спекуляции. Советское руководство называло «спекуляцией» любое приобретение товаров для перепродажи по более высокой цене и рассматривало подобные действия как преступление. По мнению историка Л. Люкса, «…и спекуляция, и моральное осуждение ее крайне прочно утвердились в Советской России» [6, с. 119]. Дефицит продовольствия и товаров, ставший следствием политики государства, в итоге привел к формированию различных стратегий выживания советских граждан и пассивным формам протеста.