Курс лекций. История картин. П.А.Федотов. «Вдовушка». История изобразительного искусства. ДХШ.

Муниципальное бюджетное учреждение дополнительного образования «ДШИ  Починковского  района» Курс лекций. История картин. П.А.Федотов. «Вдовушка».  История изобразительного искусства. ДХШ. Разработчик: преподаватель художественного отделения                         МБУ ДО «ДШИ      Починковского района»                          Казакова Инна Викторовна2017 П.А.Фед отов «Вдовушка»    Мысль об этой картине зародилась в нем   еще в Москве, когда с бессилием терзался  над судьбой сестры Любиньки, мучившейся при жизни мужа, а теперь, после его  смерти, повергнутой в пучину новых бедствий — долгов, нищеты, да еще в ожидании  готового вот­вот явиться на свет ребенка. Уже тогда употребил он в письме к  Дружинину слово «вдовушка», использовав свойство, кажется, одному русскому языку  свойственное — придавать ласковый оттенок уменьшительному обороту.  Он не захотел сочинять «сложную» композицию, подробно рассказывая о бедствии.  Может быть, прежде и показалось бы соблазнительным изобразить гроб, стоящий на  столе в убогом жилище, толпу кредиторов, осаждающих испуганную молодую  женщину, оставшуюся без покровительства, судебного исполнителя, руководящего  накладыванием печатей на имущество, старушку няню, тщетно пытающуюся урезонить  незваных пришельцев, и прочее , но сейчас ему интересно было не столько событие в  неприглядной живописности его бытовых подробностей, сколько сама несчастная и еегорести. Все прошедшее и будущее должно было только угадываться в намеках.  На переднем плане разместилась Вдовушка, облокотившись на комод. Вещей немного.  Столовое серебро, наваленное в корзину и бесприютно выставленное прямо на пол.  Стул, придвинутый к опечатанной двери. Крохотный столик на одной ноге. Постель,  еле видная в темном углу. На стуле свеча, но не для света, а для того, чтобы греть на  ней сургуч. На всем болтаются ярлыки с печатями. Только несколько вещей остались не поруганы казенным сургучом. Это комод красного дерева, а на нем портрет мужа (тут Федотов не удержался, написал себя самого, только в гусарском мундире), образ Спаса, корзинка с яркими мотками ниток для вышивания,  шкатулка, папка, из которой высовывается нотный листок, толстая книжка с закладкой, может быть Евангелие, да еще на полу прислоненные к комоду пяльцы с неоконченным  вышиванием, бережливо обернутые чистой тряпицей.  Это маленький островок сбившихся беспорядочно, подобно овцам в грозу, вещей — то  немногое, что у Вдовушки осталась, к чему она оттеснена нашествием казенного мира,  за что она держится,— кусочек ее прошлой жизни, состоявшей из незатейливых  радостей и необременительных забот. Написать все это Федотова не затруднило. Главное препятствие, надолго задержавшее  его работу, было в самой героине. Вдовушка виделась ему не просто молодой женщиной, проливающей слезы по мужу, а  воплощением женственности, чистоты, гармонии — идеальных черт, поднимающих ее  над обыденной жизнью, и скорбь ее должна была быть страданием чистой души в  грубом и жестоком мире. Он долго бился над ускользающими из­под рук очертаниями идеала. Просил  позировать знакомых дам. Бродил по Смоленскому кладбищу, присматриваясь к  молодым женщинам, горюющим на могилах. С особым вниманием присматривался он и  к детским лицам, в них ища нужные ему чистоту и нежность. В августе он приехал в Царское Село к давнему приятелю Лебедеву. В тот же вечер  друзья отправились в Павловск на концерт , и там среди слушателей Федотов" вдруг  углядел молодую девушку в трауре.  «Счастливый вечер; вот у меня есть и любящие глаза!» Через неделю картина была уже закончена.  Лебедев клялся, что ее героиня как две капли воды похожа на павловскую незнакомку.  Федотова поздравляли с удачей, но сам он, чем более присматривался к картине,  начинал понимать, что желаемого все­таки не достиг. Незнакомка хоть и помогла, да не до конца. Милая и добрая женщина была чересчур обыденна со своим опухшим от слез  лицом, заметно выдавшимся вперед животом и несколько неуклюжей позой. В ней была покорность страданию, даже растворенность в страдании, но не было высокой  духовности, способной поднять человека над любыми страданиями, на которые  обрекает его жестокость жизни и слабость собственной плоти. Первый вариант Тут­то и проверяется характер. Федотов не разломал подрамник, не изрезал в куски  холст и не бросил его в печку. Стыдиться ему было нечего, работа была сделана насовесть. Не стал переписывать лицо — это значило бы замучивать живопись.  Огорченный, но не обескураженный, он начал новый вариант. Перекомпоновал почти все детали. Изменил колорит. Решительно обошелся с героиней: переменил лицо, позу, фигуру, даже одел немного иначе. Переделал и портрет мужа,  написав вместо себя другого человека. Не скоро дело делается, однако и вторая  «Вдовушка» стала наконец перед ним, готовая вполне и выделанная так же тщательно,  как первая, однако он и ею остался недоволен. Приземленность и невзрачность в самом деле ушли, однако взамен явились качества,  совсем неожиданные и даже неуместные. Молодая женщина стала поизящнее, но в этой  изящности обнаружилось сродство с модной картинкой — так кокетливо она изогнула  свой стан, так жеманно отогнула мизинчик, так манерно ниспадали складки платья, так  холодно и по­светски томно стало выражение лица, так ярки губы, а в слегка  приоткрытой груди чудилось нечто едва ли не игривое. Второй вариант Он и этот вариант довел до законченности, после чего отставил в сторону и принялся за третий. На академическую выставку 1851 года (предыдущую пропустил) он, подумав,  выбрал первый вариант в нем все­таки было больше жизни и неподдельного чувства. На выставке «Вдовушка» шума не произвела. Собственно, и провисела­то она всего  несколько дней. Богач и меценат К.Солдатенков забрал картину, не дожидаясь  закрытия выставки, и увез к себе в Москву. А Федотов начал работать над третьим вариантом. Уже и фигуру уточнил, чтобы не так простовата была, как первая, но и не так манерна,  как вторая, и руки расположил иначе, и складки на платье, сохранил только верно  найденный наклон головы к правому плечу.  Однако лица­то не было. Он продолжал совершать вылазки на Смоленское кладбище и присматриваться ко всем  встречаемым на улице женщинам. Написал вдруг картину «Мадонна с младенцем» и,  смеясь, объяснил пораженному Дружинину: «Штука вот такого рода. Эта мысль не  давала мне покоя, и я захотел испробовать свои силы. Сверх того, мне нужно добыть  себе мягкости, грации, неземной красоты в лицах. Он решил занять столь желанной  гармонии и у древних, больших мастеров по этой части. Поставил голову Венеры  Медицейской и стал ее рисовать в нужном повороте. Потом снова рисовал свою  героиню, приближая ее к Венере. То ли христианские, то ли языческие боги помогли, или, наконец, время подошло,  чтобы неутомимый труд дал плод, но случилось то чудо, что случается порой у  больших художников. Федотов сел перед едва начатым холстом, на котором была  только едва набросанная фигура и несколько отделанных предметов, и, проработав  подряд вечер, ночь и утро, закончил картину. Ликование его было так велико, что им  невозможно было не поделиться. Проезжавший мимо Дружинин был остановлен, как обычно, стуком в оконное стекло,  вслед за чем и сам Федотов выскочил на улицу: «Заходите, заходите живее... Хорошо,  что вы были у меня вчера... вы увидите вещь, за которую меня иной может ославить  лгуном!»Совершенно готовая картина поразила Дружинина: «Вы шутите надо мною, Павел  Андреич, неужели это дело одного вечера и одного утра?» — «И одной ночи. Нынче,  слава богу, рано рассветает. Со мной произошла штука, феномен, чтобы сказать  благообразнее, о котором я до сих пор понятие имел только приблизительно. У меня  будто искра зажглась в голове; я не мог спать, я чувствовал в себе силу чрезвычайную;  мне было весело; я сознавал каждой жилкой то, что мог в эти минуты сделать. Никогда  не доводилось мне работать с такой легкостью и так успешно: каждый штрих ложился  куда следовало, каждое пятнышко краски подвигало все дело.»