НПК по теме "Судьба детей тоталитарного режима"

Судьба детей тоталитарного режима Руководитель учитель истории: Сибгатуллина В.В., Тема «Большого террора» актуальна потому, что она близка мне самой.   Память о репрессированных никогда не перестанет волновать людей, бередя  старые раны и душу болью сердца. Мне хочется рассказать о том, какую цель преследуют поисковики, о том,  для чего они ведут поисковые работы. 30­октября ­ день памяти, день скорби, день когда стонут сердца тех, кто  на себе испытал или  прикоснулся к истории сталинских репрессии. К  сожалению, время быстротечно  и очевидцев того грозного времени остается все меньше и меньше. Нам захотелось найти в нашем городе хотя бы одного  человека, который бы мог рассказать нам, современным подросткам о том, что  было в 1937­1938 годах. В нашем городе, в сквере у Вечного огня, обрели свою символическую  могилу безвинно казненные. В Бугульминской тюрьме содержались  «политически неблагонадежные». С 1930по 1950годы по политическим мотивам  расстреляли 257 человек. Нам захотелось встретиться с очевидцами тех событий.  По улице Крылова дом 7,квартира 16 проживает ГаффароваЧачка  Ахатовна. Она нам  поведала суровую историю тех страшных дней. Ей было тринадцать лет. Старшей из четырёх детей в семье сельского  учителя. Они жили в деревне НадыровоАльметьевского района, когда в октябре  1938 года арестовали отца, АхатаСаразовича Садыкова.  На всю жизнь остались  сиротами – её мама, братья и сестра, бабушка, отцова мать. Гонения на семью  начались при советской власти из­за того, что дедушка, был зажиточным  крестьянином. Бабушка  с дедом проживали в деревне Кама­Исмагилово, но за  то, что не захотели записаться в колхоз, их выселили из собственного дома, отобрали скот и имущество.  Дед умер, младшего сына, забрали в армию, и  бабушка поселилась у Чачки Ахатовны. А в её доме  расположился медпункт.  После ареста отца бабушка уехала в соседнюю деревню к дочери, которая в то  время мыкалась с семью детьми. Эта семья была разорена раньше нашей,  жила в заброшенном домишке, похожем на сарай. Чачка Ахатовна говорит: « Я помню, как забирали отца. Поздно ночью  нагрянули чужие люди, обыскали дом. Но что они хотели, да и могли найти  в  доме учителя, кроме тетрадок и книг? Все книги, которые были дома, и тетради  сложили в баул и составили протокол. Конфисковали и корову (единственное  наше богатство). Дом, а мы жили при школе, после ареста отца пришлось покинуть. Отец два года просидел в Бугульминской тюрьме, а потом его обвинили в том, что он состоял   в   антисоветской   националистической   организации   (так   написано   в документах)». И сослали на пять лет на строительство железной дороги на север Коми. Там  он и умер.   Бедная наша мама. Она осталась без мужа и кормильца с детьми мал­  мала меньше на руках. Помощи было ждать неоткуда. Еще раньше разорили  семью, в которой она сама выросла.   Моя мама Шамсия из рода Рамазановых в Иркене. Семья была бедной.  Дед Рамазан по прозвищу Хромой, зарабатывал на жизнь тем, что плел и  продавал лапти. Но сыновей своих он выучил, как мог. Оба закончили  деревенское медресе, были очень набожными людьми. Старший из сыновей  Минзариф, после смерти муллы выполнял его обязанности, за что в деревне  люди стали называть его «мулла­абзый»,а  младшего сына Шугаепа звали  «шакертабзый». Эти имена­ прозвища закрепились за ними навсегда. Мулла­абзыйМинзариф был трудолюбив, терпеть не мог лодырей и  лентяев. Жил зажиточно. Работал в колхозе ­ тоже на совесть. Но это его не  спасло. Однажды приехали за ним люди в формах­ прямо на иркенское поле, где колхозники скирдовали солому, затолкали в черную машину… Через десять дней, как свидетельствуют документы, расстреляли.  Осталась жена и пятеро детей. Их из дома выгнали, скотину отобрали. Дети, мои двоюродные сестры и братья, пережили тот же позор, что и мы впоследствии.   Зейнаб вспоминала: когда она подала заявление о вступлении в комсомол, один  из тех, кто клеветал на её отца, науськивал молодых комсомольцев ­ мол,  спросите её, где отец? Это было унижение, которое дети репрессированных  пронесли через свою жизнь. Им не было дороги в будущее. Младший брат шакерт­абзыйШугаеп учительствовал в карабашской  школе. Его арестовали прямо в школе: вызвали с урока и увезли. Но Шугаепу  повезло. Через полтора года, которые он провел в бугульминской тюрьме, он  вернулся­ чуть живой, весь в лохмотьях и струпьях. Ни один из пятерых детей  не узнал поначалу отца. Могла ли наша мать просить помощи у семей старших братьев, когда они  сами перебивались с хлеба на воду, жили по чужим углам, боялись выйти на  улицу? И таких семей было много в наших деревнях. Да что Татарстан! Страна  жила, не смея поднять глаз. ГаффароваЧачка Ахатовна в 1940 году закончила 1 курс Бугульминского  Педагогического училища. Осенью после каникул она приехала из деревни в  Бугульму на 2­ой курс, но всем объявили, что учеба будет платная. В семье  денег не было. Она забрала документы и отправилась на работу. Устроилась  работать на птичник. Началась война,  она работала,  семья перебивалась, как  могла. После войны закончила Педагогическое училище, по направлению была  отправлена в Новую Писмянку. Отработала год, решила на время отпуска  поехать домой. В доме, где жила её мама, жила ещё одна семья. Эта семья  собиралась в Казахстан. Зная о том, что Чачка Ахатовна окончила  Педагогическое училище, предложили: «Пусть Чачка едет с нами, в Казахстане  нужны учителя, там ей будет лучше».  Её собирали всем семейством. На вокзале ночевали трое суток, так как в кассе билетов не было. Купили билеты в Ташкент на товарный поезд. Ехали 17 суток. Устроилась в городе Ташкенте, работала  учительницей начальных классов. Вышла замуж. Семья  будущего мужа­Гаффаровы­ бежали в начале тридцатых годов от  надвигающихся репрессий в Киргизию. В те годы Средняя Азия приютила сотни  тысяч человек из Советского Союза. Там они жили в относительном  спокойствии.    Девять лет прожила Чачка Ахатовна в Ташкенте, вернулась домой и  решила узнать в прокуратуре о своём отце. Ей велели прейди через 15 суток. «  Эти дни тянулись так долго»,­ вспоминает Чачка Ахатовна. Она пришла и ей  показали личное дело, из которого она узнала, что отец из Бугульминской  тюрьмы был направлен в Коми на строительство железной дороги, там через три  месяца он умер и похоронен в селе Ижма Республики Коми в 1941 году.     Реабилитирован в 1959 году. Нашей маме была выплачена компенсация  1400 рублей. В память об отце решили купить что­нибудь памятное. Купили  шаль за 900 рублей. Остальные деньги отдали внучкам, а их было ровно пять.   Волна величественного покоя, исходящая из этих воспоминаний ­ это не  свидетельство успокоения боли ­ такое не отболит, это переход человека в  качественно иное состояние. Физическая немощь, среда сдавливает человека со  всех сторон, не позволяет гордо выпрямиться. Но зато даёт горькую  возможность выдержать испытание жизнью. Преодоление личного страдания  поднимает человека над ситуацией, дает ему возможность и право говорить об  общей судьбе народа.   Искалечить жизнь меня хотела. Злом изранить, отравить неверьем. Верю правде сердца. Правде тела. Верю детям. Птицам. И деревьям.     Даже без пристанища, без крова,      Под чужою запертою дверью                             Всё равно, я верю счастью, верю. Пусть не у меня, так у другого. Отступить от веры не могу я. Душу не возьму себе другую. Верю очагу, и верю дому. Верю вечному теплу земному. «Ничто не забыто, ничто забвению не подлежит».   Список литературы: 1. Анкета арестованного Садыкова АхатаСаразовича лист№9; 19 октября  1938; 2. Выписка из протокола Садыкова АхатаСаразовича № 56, особого  совещания при Народном Комиссаре Внутренних дел от 2 июля 1940года; 3. Справка о признании пострадавшим от политических репрессий  Гафаровой Чачки Ахатовны № 13­766­95,/97; Прокуратура Республики  Татарстан;  4.  Справка о реабилитации Гафаровой Чачки Ахатовны № 13­766­95/97  от 05.09.2001; Прокуратура Республики Т Садыков АсхатСаразович 1937г.