О жанровом своеобразии комедии Чехова «Вишневый сад» (Материалы литературной гостиной)

О жанровом своеобразии комедии Чехова «Вишневый сад» (Материалы литературной гостиной) Чехов   назвал   «Вишневый   сад»   комедией.   В   своих   письмах   он   неоднократно   и специально подчеркивал это. Но современники воспринимали его новую вещь как драму. Станиславский писал: «Для меня „Вишневый сад" не комедия, не фарс – а трагедия в первую очередь». И он поставил «Вишневый сад» именно в таком, драматическом ключе. Постановка,   несмотря   на   шумный   успех   в   январе   1904   года,   не   удовлетворила Чехова: «Одно могу сказать: сгубил мне пьесу Станиславский». Как будто бы дело ясное: Станиславский ввел в комедию драматические и трагедийные ноты и тем самым нарушил чеховский   замысел.   Но   в   действительности   все   выглядит   гораздо   сложнее.   Попробуем разобраться почему. Не секрет, что жанр комедии вовсе не исключал у Чехова серьезного и печального. «Чайку», например, Чехов назвал комедией, но это пьеса с глубоко драматичными судьба­ ми людей. Да и в «Вишневом саде» драматург не исключал драматической тональности: он заботился,   чтобы   звук   «лопнувшей   струны»   был   очень   печальным,   он   приветствовал грустный   финал   четвертого   акта,   сцену   прощания   героев,   а   в   письме   к   актрисе   М.П. Лилиной,   исполнявшей   роль   Ани,   одобрил   слезы   при   словах:   «Прощай,   дом!   Прощай, старая жизнь!» Но   в   то   же   время,   когда   Станиславский   обратил   внимание,   что   в   пьесе   много плачущих,   Чехов   сказал:   «Часто   у   меня   встречаются   ремарки   „сквозь   слезы",   но   это показывает только настроение лиц, а не слезы». В декорации второго акта Станиславский хотел ввести кладбище, но Чехов поправил: «Во втором акте кладбища нет, но оно было очень давно. Две, три плиты, лежащие беспорядочно, – вот и все, что осталось». Значит, речь шла не о том, чтобы устранить из «Вишневого сада» грустный элемент, а о том, чтобы смягчить его оттенки. Чехов подчеркивал, что грусть его героев часто легковесна,   что   в   их   слезах   подчас   скрывается   обычная   для   слабых   и   нервных   людей слезливость. Сгустив драматические краски, Станиславский, очевидно, нарушил чеховскую меру в соотношении драматического с комическим, грустного со смешным. Получилась драма там, где Чехов настаивал на лирической комедии. Литературовед А.П. Скафтымов обратил внимание, что все герои чеховской пьесы даются в двойственном освещении. Нельзя не заметить, например, ноток сочувственного отношения  автора к Раневской  и даже Гаеву.  Они настолько очевидны,  что некоторые исследователи   драматургии   Чехова   стали   говорить   о   поэтизации   автором   уходящего дворянства,   назвали   его   певцом   дворянских   гнезд   и   даже   упрекали   в   «феодально­ дворянской романтике». Но ведь сочувствие Чехова к Раневской не исключает скрытой иронии над ее практической беспомощностью. Определенные   сочувственные   ноты   есть   у   Чехова   в   изображении   Лопахина.   Он чуток и добр, у него руки интеллигента, он делает все возможное, чтобы помочь Раневской и Гаеву удержать имение в своих руках. Чехов дал повод другим исследователям говорить о его «буржуазных симпатиях». Но ведь в двойном чеховском освещении Лопахин далеко не идеален: в нем есть деловая прозаическая бескрылость, он не способен увлекаться и любить, в отношениях с Варей Лопахин, подобно Дмитрию Старцеву, комичен и неловок. Наконец, он и сам недоволен своей жизнью и судьбой. В   советское   время   большинство   исследователей   и   режиссеров   усматривали единственные авторские симпатии в освещении молодых героев пьесы – Пети Трофимова и Ани. Появилась даже традиция, не изжитая до сих пор, – представлять их «буревестниками революции», людьми будущего, которые «насадят новый сад». Но   вот   один   любопытный   эпизод   из   воспоминаний   Гайдебурова.   В   1918   году «Вишневый сад» шел на сцене Александрийского театра. Зал заполняла простая публика. Солдат, сидевший рядом с Гайдебуровым, при словах «Мы насадим новый сад» во весь голос, вступая в диалог с Петей и Аней, сказал: «Не насадите!» Он почувствовал пафос че­ ховской драмы проницательнее многих советских литературоведов. Своеобразие конфликта и его разрешение в «Вишневом саде». На первый взгляд, в «Вишневом саде» дана классически четкая расстановка социальных сил в русском обще­ стве и обозначена перспектива борьбы между ними: уходящее дворянство (Раневская и Гаев), поднимающаяся буржуазия (Лопахин), новые революционные силы, идущие им на смену   (Петя   и   Аня).   Социальные,   классовые   мотивы   встречаются   и   в   характерах действующих лиц: барская беспечность Раневской  и Гаева, практическая их беспомощ­ ность;   буржуазная   деловитость   и   предприимчивость   Лопахина   со   свойственной   этой прослойке душевной ограниченностью; наконец, революционная окрыленность Пети и Ани, устремленных в «светлое будущее». Однако   центральное   с   виду   событие   –   борьба   за   вишневый   сад   –   лишено   того значения, какое отвела бы ему классическая драма и какого, казалось бы, требует сама логика расстановки в пьесе действующих лиц. Конфликт, основанный на противоборстве социальных сил, у Чехова приглушен. Лопахин, русский буржуа, лишен хищнической хват­ ки и агрессивности по отношению к дворянам Раневской и Гаеву, а дворяне нисколько не сопротивляются ему. В чем же главный узел драматического конфликта? Вероятно, не в экономическом банкротстве Раневской и Гаева. Ведь уже в самом начале лирической комедии у них есть прекрасный вариант экономического процветания, по доброте сердечной предложенный тем же Лопахиным: сдать сад в аренду под дачи. Но герои от него отказываются. Почему? Очевидно,   потому,   что   драма   их   существования   более   глубока,   чем   элементарное разорение, глубока настолько, что деньгами ее не поправишь и угасающую в героях волю к жизни не вернешь. С другой стороны, и покупка вишневого сада Лопахиным тоже не устраняет более глубокого конфликта этого человека с миром. Торжество Лопахина кратковременно, оно быстро   сменяется   чувством   уныния   и   грусти.   Этот   странный   купец   обращается   к Раневской со словами укора и упрека: «Отчего же, отчего вы меня не послушали? Бедная моя, хорошая, не вернешь теперь». И как бы в унисон со всеми героями пьесы Лопахин произносит со слезами знаменательную фразу: «О, скорее бы все это прошло, скорее бы изменилась как­нибудь наша нескладная, несчастливая жизнь». Здесь Лопахин впрямую касается скрытого, но главного источника драматизма: он заключен не в борьбе за вишневый сад, а в субъективном недовольстве жизнью, в равной мере, хотя и по­разному, переживаемом всеми без исключения героями «Вишневого сада». Драма жизни заключается в разладе самых существенных, корневых ее основ. И потому у всех героев пьесы есть ощущение временности своего пребывания в мире, чувство постепенного   истощения   и   отмирания   тех   форм   жизни,   которые   когда­то   казались незыблемыми   и   вечными.   В   пьесе   все   живут   в   ожидании   неотвратимо   надвигающегося рокового конца. Распадаются старые основы жизни и во внешней жизни, и в душах людей, а новые   еще не  нарождаются,  в лучшем  случае  они  смутно предчувствуются,  причем  не только молодыми героями драмы. Тот же Лопахин говорит: «Иной раз, когда не спится, я думаю: Господи, Ты дал нам громадные леса, необъятные поля, глубочайшие горизонты, и, живя тут, мы сами должны бы по­настоящему быть великанами». Грядущее задает людям вопрос, на который они, по своей человеческой слабости, не в состоянии дать ответа. Есть в самочувствии чеховских героев ощущение какой­то обре­ ченности и призрачности их существования. С самого начала перед нами люди, тревожно прислушивающиеся   к   чему­то   неотвратимому,   что   грядет   впереди.   Это   дыхание   конца вносится в самое начало пьесы. Оно не только в известной всем роковой дате 22 августа, когда вишневый сад будет продан за долги. Есть в этой дате и иной, символический смысл – абсолютного конца старого уклада русской жизни. В свете абсолютного конца призрачны их разговоры, неустойчивы и капризно­переменчивы отношения. Люди как бы выключены на добрую половину своего существования из набирающего темп потока жизни. Они живут и чувствуют вполсилы, они безнадежно опаздывают, отстают. Символична и кольцевая композиция пьесы, связанная с мотивом опоздания сначала к приходу, а потом к отходу поезда. Чеховские герои глуховаты по отношению друг к другу не потому, что они эгоисты, а потому, что в их ситуации полнокровное общение оказывается попросту невозможным. Они бы и рады достучаться друг до друга, но что­то постоянно «отзывает» их. Герои слишком погружены в переживание внутренней драмы, с грустью   оглядываясь   назад   и   с   робкими   надеждами   всматриваясь   вперед.   Настоящее остается вне сферы главного их внимания, а потому и на способность слышать друг друга им просто не хватает сил. Перед   лицом   надвигающихся   перемен   победа   Лопахина   –   условная   победа,   как поражение   Раневской   –   условное   поражение.   Уходит   время   для   тех   и   других.   Есть   в «Вишневом саде» что­то и от чеховских инстинктивных предчувствий надвигающегося на него рокового конца: «Я чувствую, как здесь я не живу, а засыпаю или все ухожу, ухожу куда­то   без   остановки,   как   воздушный   шар».   Через   всю   пьесу   тянется   этот   мотив ускользающего времени. «Когда­то мы с тобой, сестра, спали вот в этой самой комнате, а теперь мне уже пятьдесят один год, как это ни странно», — говорит Гаев. «Да, время идет», — вторит ему Лопахин. Время идет! Но кому суждено быть творцом новой жизни, кто «насадит новый сад»? Жизнь не дает пока ответа на этот вопрос. Готовность есть как будто бы у Пети и Ани. И там, где Трофимов говорит о неустроенности жизни старой и зовет к жизни новой, автор ему определенно сочувствует. Но в рассуждениях Пети нет личной силы, в них много слов, похожих   на   заклинания,   а   порой   проскальзывает   и   некая   пустопорожняя   болтливость, сродни разговорчивости Гаева. К тому же он «вечный студент», «облезлый  барин». Не такие люди овладевают жизнью и становятся творцами и хозяевами ее. Напротив, жизнь сама Петю изрядно потрепала. Подобно всем недотепам в пьесе, он нескладен и бессилен перед нею. Молодость, неопытность и жизненная неприспособленность подчеркнуты и в Ане.   Не  случайно   же   Чехов   предупреждал   М.П.  Лилину:   «Аня   прежде   всего   ребенок, веселый, до конца не знающий жизни». Итак, Россия, как она виделась Чехову на рубеже двух веков, еще не выработала в себе действенный идеал человека. В ней зреют предчувствия грядущего переворота, но люди пока к нему не готовы. Лучики правды, человечности и красоты есть в каждом из героев «Вишневого сада». Но они так разрозненны и раздроблены, что не в силах осветить грядущий день. В финале пьесы есть ощущение, что жизнь кончается для всех, и это не случайно.   Люди   «Вишневого   сада»   не   поднялись   на   высоту,   которой   требует   от   них предстоящее испытание. Погружаясь в состояние глубокого религиозного кризиса, они потеряли над жизнью контроль, и она ускользнула от них к лакеям Яшам, к неудачникам Епиходовым. «Наса­ дить новый сад», как и предчувствовал Чехов, им, конечно же, не удалось. А Чехов писал «Вишневый сад» в преддверии революции 1905 года.