Романтические образы поэтической системы Федора Ивановича Тютчева.

ОГЛАВЛЕНИЕ Введение                                                                                      с.2 Глава I. Становление Ф.И.Тютчева как поэта­романтика                                        1.1. Романтические мироощущения как основа тютчевских образов                    с.3 1.2. Истоки романтических образов Ф.И.Тютчева. Разные  точки    зрения в  литературоведении на их появление                                                                          с.7  Глава II. Традиции и новаторство Ф.И.Тютчева в передаче   романтических              образов 2.1. Романтические образы натурфилософской поэзии Ф.И.Тютчева                  с.13 2.2. Своеобразие романтических образов любовной лирики                                с.22 Заключение                                                                                                                 с.27 Библиография                                                                                                             с.28 1 ВВЕДЕНИЕ Объектом   данной   работы   являются   романтические   образы   поэтической системы Федора Ивановича Тютчева.  Поставленная   перед   нами   цель   –   представить   во   всем   многообразии поэтическую   систему   Тютчева­романтика,   указать   на   традиционные   черты   его романтической поэзии и новаторство. Для этого нужно: ­проследить раскрытие романтических образов в лирике Тютчева ­установить истоки романтических образов поэта ­сопоставить   разные   точки   зрения   литературоведов   на   преломление романтических образов в поэтическом мире Ф.И.Тютчева                    В процессе работы применялись такие методы, как монографический, сопоставительный, Б.Я.Бухштаба, В.Н.Касаткиной, В.В.Кожинова,  Ю.М.Лотмана, К.В.Пигарева.   анализ   стихотворений,   были   использованы   труды  Данная тема считается актуальной. Литературоведы и  сейчас занимаются исследованием поэтического творчества поэта, т.к. не существует единого мнения в трактовке романтических образов Тютчева. Федор   Иванович   Тютчев   –  поэт   мирового   значения.  Перед   его   талантом можно   только   преклоняться.   Недаром   И.С.Аксаков   замечает:   «Такого   рода художественной   красоты,   простоты   и   правды   нельзя   достигнуть   ни   умом,   ни восторженностью духа, ни опытом, ни искусством: здесь уже явное, так сказать, голое поэтическое откровение, непосредственно творчество таланта» (18, с.55) . 2 ГЛАВА  I. СТАНОВЛЕНИЕ Ф.И.ТЮТЧЕВА КАК ПОЭТА­РОМАНТИКА 1.1.   РОМАНТИЧЕСКОЕ   МИРООЩУЩЕНИЕ   КАК     ОСНОВА ТЮТЧЕВСКИХ       ОБРАЗОВ Федор Иванович Тютчев начинает свою литературную деятельность в 20 – 30 годы XIX века. В своем  творчестве Тютчев широко использует романтический метод.  Романтизм   –   в   широком   смысле   слова   художественный   метод. Доминирующее   значение   имеет   субъективная   позиция   автора   по   отношению   к изображаемым   явлениям   жизни,   тяготение   его   не   столько   к   воспроизведению, сколько к пересозданию действительности, что ведет к развитию в особенности условных   форм   творчества,   к   выдвижению   на   первый   план   исключительных характеров и сюжетов, к усилению субъективно­оценочных элементов в авторской речи, к произвольности композиционных связей. Самый термин возник от слова «роман»,   т.е.   имелось   в   виду   особенное   значение   художественного   вымысла, произвола («как в книге», а «не как в жизни»). Такого   рода   черты   творчества   вызывались   к   жизни   стремлением   автора отойти от неудовлетворяющей его действительности, ускорить ее развитие или, наоборот, вернуться к прошлому, приблизить в образах желаемое или отбросить неприемлемое   в   ней.   Это   отнюдь   не   лишало   романтизм   глубины   обобщения действительности, верности понимания направления жизненного процесса и силы художественной  убедительности в тех случаях, когда критика действительности исходила из прогрессивного к ней отношения. В   особенности   развернуто   и   полно   черты   романтизма   проявились   и утвердились как литературное течение в европейской литературе в нач. XIX века.  3 Поэтому   для   него   характерно   ощущение   зыбкости,   непрочности, неустойчивости  мира, находящегося в состоянии внутреннего брожения и хаоса или   идущего   вперед   таинственными,   непостижимыми   путями,   разочарование, отражение   переходного   состояния,   назревание   глубоких   перемен   в   жизни, предчувствие   нового.   По   определению   А.М.Горького,   «основная   нота» романтизма   –   «ожидание   чего­то   нового,   тревога   перед   новым,   торопливое нервозное стремление познать это новое. Все это нашло отражение в поэтической системе Тютчева.    Романтизму   свойственен   усиленный   интерес   к   человеческому   «я». Центральной коллизией романтизма становится  личность и вселенная. Романтики впервые открыли необычайную сложность, противоречивость души человеческой, ее   неисчерпаемость.   Человек   для   них   –   малая   вселенная,   микрокосмос. Погруженность   в   глубины   духа,   напряженный   интерес   к   сильным   и   ярким чувствам,   грандиозным   страстям,   к   тайным   движениям   души,   к   «ночной»   ее стороне,   тяга   к   интуитивному   и   бессознательному   –   сущностные   черты романтизма. Все они нашли отражение в творчестве Федора ИвановичаТютчева. Создавая художественный образ, романтик следует не столько объективной логике развития явлений, объективным закономерностям самой действительности, сколько   логике   своего   восприятия   объективных   явлений,   «закономерностям» своего внутреннего мира. Не объект, а субъект, не действительность, а личность художника   становится   в   романтизме   исходным   принципом   построения   образа. Поэт­романтик,  по   выражению   Жуковского,   смотрит   на   жизнь   «сквозь   призму сердца».   Также   и   Тютчев   создавал   стихотворения,   в   которых   выражал   свой внутренний мир, свое понимание действительности. В.Г.Белинский   подчеркивал   то,   что   поэт   «пересоздает   жизнь   по собственному   идеалу,   зависящему   от   образа   его   воззрения   на   вещи,   от   его отношения к миру, к веку и народу, в котором он живет». Сильной, прогрессивной стороной русского романтизма было утверждение личности,   т.е.   признание   ее   высокого   достоинства,   ее   равенства   с   другими 4 личностями,   ее   свободы.   Но   эта   свобода   понималась   как   категория психологическая,   моральная,   а   не   социальная,   политическая.   И   это благоприятствовало   росту   индивидуалистических   тенденций.   Личность рассматривалась   здесь   абстрактно­психологически,   вне   ее   зависимости   от национальных,  исторических и социальных условий. Такому пониманию человека и   его   свободы   отвечал   характер   романтического   протеста   у   Жуковского   и Батюшкова: они не приемлют окружающей действительности, но избирают путь ухода от нее, а не борьбы с ней. Пушкин, у которого дворянская революционность была почвой романтизма, отмежевался от Жуковского и Батюшкова.  Романтизм   принес   в   литературу   много   нового.   Углубление   в   свой внутренний   мир,   которое   часто   воспринимается   как   некая   ущербная односторонность, на самом деле явилось огромным шагом вперед, т.к. помогало раскрывать неограниченные возможности человеческой личности. Требование   универсальности,   выдвинутое   романтиками,   создавало   и жанровое своеобразие, и свободную разработку каждого жанра. В   развитии   лирики   романтизм   вывел   тенденцию   охватить   все   богатство жизненных впечатлений и выявить субъективное отношение ко всему увиденному. Богатый и сложный духовный мир романтической лирики потребовал более широких и более гибких художественно­речевых средств. В романтическом стиле большую,   а   нередко   и   основную   роль   начинает   играть   эмоциональная   окраска слова, его вторичные значения, его семантическое, предметное, основное значение отступает на второй план. Тому же стилистическому принципу подчиняются и разнообразные   изобразительно­выразительные   средства   художественного   языка. Романтики   предпочитают   эмоциональные   и   оценочные   эпитеты   предметным, тяготеют к необычным метафорам; особенно значительную роль начинает играть авторская речь. Подводя   итог,  можно   отметить,  что   романтизм   прошел   длительный   путь становления,   выработав   свои   основные   черты.   Тютчев   как   поэт­романтик использует в своем  творчестве    эти черты. В его стихотворениях  встречаются 5 характерные для романтизма   обостренное чувство личности, устремленность к глубинам   человеческого   сознания,   к   «внутреннему   миру   души   человека, сокровенной   жизни   его   сердца»,   к   таинственному,   создание   особого,   более прекрасного, идеального   и истинного мира, страстная, всеохватывающая жажда совершенства,   что   составляет   сущность   романтического   двоемирия,   ощущение непрочности, неустойчивости, зыбкости мира, обращение к таким образам   как хаос,   смерть,   ночь,   день,   буря,   рок,   свобода,   сон.   Поэтому   Ф.И.Тютчев неотъемлемо связан с романтиками и неотделим от них. В то же время Тютчев все эти   черты   переосмысливает,   и   они   приобретают   глубокую   философскую направленность, выраженную вопросами: что такое Вселенная и Земля, каковы тайны рождения и смерти, первородных стихий и сил бытия, в чем глубинный смысл времени, пространства, движения, какое место занимает человек в мире и в чем его судьба.  6 1.2. ИСТОКИ РОМАНТИЧЕСКИХ ОБРАЗОВ В ПОЭЗИИ                                                  Ф.И.ТЮТЧЕВА                                                       РАЗНЫЕ ТОЧКИ ЗРЕНИЯ В ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИИ НА                                                      ИХ   ПОЯВЛЕНИЕ    Прежде чем рассматривать тютчевские романтические образы, обратимся к истокам   их   возникновения,   рассмотрим,   кто   из   поэтов   оказал   влияние   на формирование романтического мировоззрения Федора Ивановича Тютчева. На   становление   поэтического   гения   Тютчева,   на   его   умственное   и нравственное   формирование   оказал   сильное   влияние   С.Раич,   бывший   его домашним учителем и воспитателем.           В начале 1820 г. вокруг Раича сложился кружок, в который, кроме Тютчева, входили Д.Веневитинов, С.Шевырев и др. Их художественные интересы лежали в области античности, Возрождения, особенно итальянского классицизма. Вместе с тем С.Раич чутко воспринял предромантические веяния и в начале творческого пути  отдал   дань    «легкой   поэзии».  Эстетические   искания  сочетались  у  него  с философскими. Все это восприняли участники кружка, в том числе и Ф.И.Тютчев. Они издавали журнал «Галатея», альманах «Новые Аониды». Члены кружка Раича   стали   первыми   русскими   шеллингианцами   –   сторонниками   философии Шеллинга, которая легла в основание важных направлений романтической мысли. В литературе о Тютчеве широко распространено убеждение, что решающее влияние   на   формирование   мировоззрения   поэта   оказал   Шеллинг.   Сведения   о личном   знакомстве   Ф.И.Тютчева   с   Шеллингом,   о   высокой   оценке   немецким философом   ума   и   образования   русского   поэта   только   укрепляли   это 7 представление.   «Значение   личных   отношений   между   знаменитым   основателем натурфилософских систем и поэтом­романтиком, творчество которого пронизано натурфилософскими   мотивами,   вряд   ли   возможно   преувеличить»,   –   писал В.В.Гиппиус.   Действительно,   многие   темы,   мотивы,   образы   поэзии   Тютчева допускают сближение их с философскими идеями Шеллинга. Такие сближения неоднократно делались в различных работах о Тютчеве. Рассмотрим их.                       В.А.Малаховский   отмечал,  что «двойственность   Тютчева  похожа   на двойственность Шеллинга. Полярные противоположности: темное и светлое, злое и доброе, конечное и бесконечное взаимно проникаются друг другом, сходятся, обобщаются во всеедином» (15, с.225). В.В.Гиппиус   усматривал   связь   тютчевского   представления   о   хаосе   как первооснове всего мироздания с теорией Шеллинга о «происхождении мира из бездны,   темной,   бессознательной   основы   божества,   темной   воли,   которая стремится к обнаружению и просветлению» (15, с.225). Он же считает «решающей для   философского   развития»   Тютчева   учение   Шеллинга   о   «мировой   войне», приводящей   космические   силы   к   единству,   но   лишь   путем   преодоления   воли индивидуальной».  Отчасти повторяя мысли предыдущих исследователей, Б.Я.Бухштаб  писал, что в поэзии Тютчева «связь образов ночи и хаоса, мысль о «ночной» стороне человеческой психики как бессознательной подпочве жизни идет от Шеллинга» (15, с.225). По мнению Бухштаба, Тютчева привлекали в шеллингианстве «идеи, сулящие разорванной, отъединенной от мира душе исцеление в слиянии с цельным, единым,   всеобщим».   Но,   как   бы   ни   были   порою   «тезисообразны»   (выражение Бухштаба)   поэтические   мысли   Тютчева,   и   Гиппиус,   и   Бухштаб   справедливо отмечают, что это еще не дает оснований к тому, чтобы рассматривать его лирику как   некую   стройную   философскую   систему,   изложенную   в   стихах.   Столь   же малооправданным   было   бы   видеть   в   стихотворениях   Тютчева   своего   рода поэтическую популяризацию учения Шеллинга.  8 Вопросу об идейной зависимости поэзии Тютчева от философии Шеллинга уделяли внимание и зарубежные исследователи.           Автор французской монографии о Тютчеве Д.Н.Стремоухов отказывается видеть   в   тех   или   иных   «шеллингианских»     стихотворениях   поэта   пересказ отдельных положений философской системы Шеллинга. «Его понимание природы, –   пишет     Стремоухов   о   Тютчеве,     –   или,   точнее,   его   чувство   природы складывалось в гораздо большей степени под влиянием романтиков и Гете, ими истолкованного,  чем под влиянием философии определенной школы» (15, с.226). По мнению Сечкарева, если и нельзя говорить о полном подчинении Тютчева Шеллингу, все же он глубоко проникся «поэтическими» сторонами философской системы   немецкого   мыслителя   и   сумел   найти   для   них   высокохудожественное выражение. Наиболее   близкой   к   истине   представляется   точка   зрения,   высказанная Д.Н.Стремоуховым.   Конечно,   Тютчев   не   мог   не   быть   знаком   с   философией Шеллинга.   И   тем   не   менее   ни   одному   из   исследователей,   писавших   о   так называемом «шеллингианстве» Тютчева, не удалось с полной неопровержимостью доказать,   что   приведенные   ими   примеры   из   стихов   поэта   имеют   своим исключительным и непосредственным источником трактат немецкого философа. Наоборот, есть все основания полагать, что влияние Шеллинга на Тютчева было сильно  опосредованным,  что те  мотивы  и  образы его  лирики,  которые  обычно рассматривают   как   «шеллингианские»,   являются   более   или   менее   общими мотивами и образами предромантической и романтической поэзии. Они были, как бы  растворены  в той  поэтической  атмосфере,  в которой  созревало   творчество Тютчева.  Мюнхенский   период   в   творчестве   Ф.И.Тютчева   также   ознаменовался   его повышенным   интересом   к   поэзии   Генриха   Гейне,   которая   была   созвучна   его мироощущению. Ф.И.Тютчев был знаком с Генрихом Гейне. Внимание Тютчева привлекло небольшое стихотворение «Ein Fichtenbaum steht einsam...», которое стало одним 9 из популярных произведений Гейне. Тютчевский перевод («На севере мрачном, на дикой скале») был помещен в альманахе «Северная лира».          Следующим стихотворением Гейне, переведенным Тютчевым, было «Fragen» («Вопросы»), в котором уже прослеживаются общие тенденции: думы и сомнения главного   героя   были   созвучны   думам   и   сомнениям   самого   Тютчева.   Для   него загадка смысла жизни осталась неразрешенной.                                      Однако   поэзия   Ф.И.Тютчева   испытывала   не   только   влияние   немецких романтиков. Она сложилась на почве творческого усвоения большой поэтической культуры, к которой принадлежали и классики русской литературы. По   мнению   В.Н.Касаткиной,  Тютчев  «связывал   красоту   и   праздничность, великолепие,   блеск   природы,   ликование   ее   и   людей»   (6,   с.18).   В   этом   он продолжает традиции поэзии Ломоносова, поэзии 18 века. Связь с Ломоносовым в видении красоты с большой очевидностью проявляется в стихотворениях «Небо бледно­голубое» и «Современное».           Литературовед  К.В.Пигарев считает, что особенности тютчевских стихов  не раз заставляют вспомнить и о Державине. Со знаменитым зачином державинской оды   «На   смерть   князя   Мещерского»:   «Глагол   времен!   Металла  звон!» перекликаются стихи тютчевской «Бессонницы»: «Металла голос погребальный Порой   отталкивает   нас».   В   начальных   строках   стихотворения   Тютчева «Чародейкою зимою околдован, лес стоит» оживает образ «седой чародейки» из оды   Державина   «Осень   во   время   осады   Очакова».   Тютчевское   выражение «стихийные   споры»   («Певучесть   есть   в   морских   волнах»)   восходит   к державинскому «бурные стихиев споры» («На выздоровление Мецената»). Как и Державин,   Тютчев   любит   красочные   образы   и   эпитеты.   Его   «румяный   свет» майского   дня   («Нет,   моего   к   тебе   пристрастья»)   сродни   державинскому «румяному   лучу»  зари   («Водопад»).     У   Державина   –   в   чистой   струе   ключа, отражающей   утреннюю   зарю,   горят   «пурпуры   огнисты»  и  «розы   пламенны» («Ключ»); у Тютчева – закат «сыплет искры золотые» и «сеет розы огневые» в «темно­лазурную» волну реки («Под дыханьем непогоды»). Усваивает Тютчев и 10 излюбленный  эпитет Державина – «златой», «золотой», употребляемый как в прямом,   так   и   в   переносном   смысле.   Державин   является   прямым предшественником Тютчева в живописном и звуковом изображении грозы. Таким образом,   высокий   слог   и   жанр   философской   оды   классицизма   тоже   были творчески переосмыслены Тютчевым.  Знакомство   Ф.И.Тютчева   с   поэзией   одного   из   провозвестников   русского романтизма     М.Н.Муравьева   сказалось   не   только   в   прямых   заимствованиях, Тютчева   сближало   с   ним   глубоко   эмоциональное   отношение   к   природе.   В стихотворении   «Роща»   много   «тютчевского»:   в   ощущении   своего   единства   с природой, в очеловеченном образе земли. При появлении денницы внезапная сила вливается в «жилы» поэта и «их трепетать заставляет», но ему кажется, что то   же   испытывает   и   сама   земля:   она   «содрогается»,   пробужденная   утренней росой,   и   с   нею   вместе   пробуждается   все   живое.   В   подобных   же   образах воплощалось тютчевское чувство слияния с миром вселенной: «Как бы эфирною струею // по жилам лето протекло», «Жизни некий преизбыток // в знойном воздухе   разлит,   как   божественный   напиток,   //   в   жилах   млеет   и   горит». Очеловеченной   земле   в   стихах     Муравьева   близок   образ   земли,   природы   в стихотворении Ф.И.Тютчева «Летний вечер».            Интересно проследить и влияние на  становление романтических образов Тютчева  поэзии Жуковского. Эйхенбаум отмечает, что как бы ни был Тютчев далек   по   своему   внутреннему   складу   от   Жуковского,   он   не   избежал определенного воздействия его поэтической системы. Когда Тютчев пишет: «Как тихо веет над долиной // далекий колокольный звон» («Вечер»), то в этих словах нам слышится отзвук стиха Жуковского: «Как тихо веянье зефира по водам» («Вечер»).  Даже   в   поздних   стихотворениях   встречаются   словосочетания, напоминающие   Жуковского:   «очаровательная   мгла»,   «легкая   мечта», «волшебный призрак», «воздушный житель».  Для   Жуковского,   как   поэта­романтика,   была   характерна   «надежда   на лучший, неизменный   свет», на свидание «там» с теми, кого любил «здесь». 11 Баратынский    также  находил  «печаль   любви»  сладкой,  а «слезы  сожаления» отрадными. Но Тютчев в этом отходит от них: для него воспоминание чаще всего являлось источником болезненной тоски и жизненной горечи:  «Усопших образ тем страшней, Чем в жизни был милей для нас».                   От Жуковского более чем от кого­либо другого из современных ему романтиков   воспринял   Тютчев  субъективность   и  эмоциональность   поэтической семантики:   предметное   значение   слова   у   него   как   бы   растворяется   в   своих дополнительных   значениях   и   оттенках,   в   то   же   время,   не   утратив   своего логического содержания.          Если романтизм Жуковского своими истоками уходил в русский фольклор, то     установить   какую­либо   связь   между   творчеством   Тютчева   и   фольклором трудно.   Но   народнопоэтическая   струя   проявляется   в   стихах   то   зачином   «Ты, волна моя морская…», напоминающим зачин народной песни «Ты, река ли, моя реченька…»,   то   постоянными   эпитетами   –   «камень   самоцветный»,   «земля сырая», «сердце ретивое».    Таким   образом,   можно   отметить,   что   фольклор,   немецкие   и   русские романтики,   высокий   слог   и   образы   классицистов   оказали   влияние   на формирование  романтического   миросозерцания  Федора   Ивановича  Тютчева,  но при этом поэт выработал свою систему взглядов на восприятие романтических образов. 12 ГЛАВА II. ТРАДИЦИИ И НОВАТОРСТВО Ф.И.ТЮТЧЕВА В ПЕРЕДАЧЕ                                        РОМАНТИЧЕСКИХ ОБРАЗОВ  2.1. РОМАНТИЧЕСКИЕ ОБРАЗЫ НАТУРФИЛОСОФСКОЙ ЛИРИКИ                                                                                                                                                          Ф.И.ТЮТЧЕВА В   предыдущей   главе   мы   рассмотрели   формирование   Тютчева   как   поэта­ романтика   и   истоки   его   романтических   образов, непосредственно к рассмотрению романтических образов.   следует   перейти «Прежде всего, бросается в глаза при знакомстве с нашим поэтом созвучие его   вдохновения   с   жизнью   природы,   –   совершенное   воспроизведение   им физических явлений как состояний  и действий живой души» – пишет В.Соловьев (19, с.198).    «Для Тютчева мир природы не является «храмом богов», каким он был у «древних народов», не является и храмом единственного бога, творца вселенной, каким воспевал его один из виднейших представителей французского романтизма Ламартин. В глазах Тютчева природа жива сама по себе, одушевлена сама по себе» (15, с.228). В   тютчевских   стихотворениях   мир   природы   складывается   из   различных образов.  13 Главным   оказывается   образ   матери­земли,   который   обладает   мировой обобщенностью. Земля у Тютчева центр Вселенной. Он обожествлял ее, молился ей. Нет, моего к тебе пристрастья Я скрыть не в силах, мать­Земля! Духов бесплодных сладострастья,  Твой Верный сын, не жажду я.                                    («Нет, моего к тебе пристрастья…») Поэта   интересует   бытие   матери­земли   в   его   общих   проявлениях, привлекают природные стихии, с которыми связано существование матери­земли: воды, огня, воздуха. В особенности поэта влечет водяная стихия.  «Вода, по его определению, холодна, неподвижна и изменчива, она живая, гармоничная, самая древняя и   самая могущественная стихия» (6, с.12). Волны пели еще у колыбели Земли; в глубинах земли – вода («ток подземных вод»); конец жизни на земле означится ее победой: «все зримое опять покроют воды». Вода   у   Тютчева   получила   определение  «великой   зыби»,  она   и   благодатна   для матери­Земли, она же и погубит Землю, в конце концов. Воде противостоит огонь. Он  также и животворен, и опасен. Родина огня – небо, которое у Ф.И.Тютчева «твердь пламенная». «Небеса сияют», освещенные огнем солнца. Огонь благодатен, он «родимый», «живой», т. к. дает свет, тепло, жизнь. Но огонь и злая стихия. Это «злой истребитель», «стихийная и вражья сила», он  «словно красный зверь», пожирающий все живое, все испепеляющий и мертвящий. С   особым   благоговением   поэт   относится   к   воздушной   стихии.   Воздух   у Тютчева   –   бездна,  «бездна   голубая»  и  «животворная».  Воздух,   как   река опоясывает землю и является условием жизни. Воздух – самая легкая и чистая стихия. У Тютчева эфир «чистый и незримый», небо «чистое» 14 Воздух связывает все живое, вбирает  в себя распространенные проявления жизни. Но и эта стихия может быть грозной. Буря, ночной ветер, холодный воздух приближающейся зимы враждебны всему живому. От этих противоречивых, изменчивых стихий зависит бытие матери­земли.  Природные стихии воды, огня, воздуха и земли при всем различии и внешней противоположности качеств находятся в глубокой связи. Тютчев любит сближать противоположные стихии: огонь и воду, землю и небо, воздух. Один из любимых тютчевских образов – проникновение огня в воду, огонь солнца в водяных струях: «повисли перлы дождевые, и  солнце нити золотит», «мирный вечера пожар волна морская поглотила»,  «фонтан пламенеет».  Небо своей прозрачностью будто   противоположно   твердой   земле,   но   поэт   их   сближает.   У   него  небо   – «твердь пламенная», «грунт небес». «Контрастом   прекрасному   светлому   миру   матери­земли   у   Тютчева выступает   темная,   беспредельная,   бестелесная,   бессознательная,   мертвящая живую жизнь земли стихия хаоса. Противостояние природы и человека темной бездне   хаоса   воспринимается   поэтом   трагически.   В   «поздний     мертвый   час» человек   стоит   перед   лицом   вечности,   как  «сирота   бездомный»  (7,   с.15).  За хаосом мы видим  чувство одиночества, оторванности от мира, глубокое неверие в силы этого мира, сознание неизбежности его гибели. Мотив одиночества звучит в стихах   Тютчева   о   бездомном,   чужом   миру   страннике   («Странник»,   «Пошли, господь, свою отраду…»), о жизни прошлым и отказе от настоящего («Душа моя, элизиум теней…»), о поколении, вытесненном из жизни и «занесенном забвением» («Бессонница», «Как птичка, раннею зарей…»), об отвращении к шуму, к толпе, о жажде уединения, тишины, мрака, безмолвия. Человек призрачен в своем отрыве от   единого   и   цельного   «мира   природы»,   в   своей   иллюзорной   отъединенности («жизни частной») и свободе.  Мир объемлется хаосом, следовательно, ему «суждено исчезнуть в вечной беспредельной стихии» (1, с.13). 15 «Призрак»   –   обычный   образ   прошедшего   у   Тютчева:   «минувшее,   как призрак друга, Прижать к груди своей хотим», «О бедный призрак, немощный и   смутный,   Забытого,   загадочного   счастья»,  «призраки   минувших   лучших дней». От «живой жизни» остаются только воспоминания, но и они неизбежно выветриваются и исчезают: душа осуждена «следить, как вымирают в ней все лучшие воспоминанья». Весь внешний мир осознан Ф.И.Тютчевым как призрачный «покров, накинутый над бездной»:             Но меркнет день – настала ночь;            Пришла, и с мира рокового            Ткань благодатную покрова            Сорвав, отбрасывает прочь...  И бездна нам обнажена  С своими страхами и мглами,  И нет преград меж ей и нами –   Вот отчего нам ночь страшна!                                         («День и ночь») Поэт использует образ тишины, молчания, который приписывается воздуху («В   душном   воздуха   молчанье»),   тени   («молчаливей   Ложится   по   долине тень»),   росе   («неслышна   роса   ложится   на   цветы»),   тьме   («сквозь   немую тьму»),   звездам.   В   стихотворении   «Silentium!»   («Молчи,   скрывайся   и   таи   И чувства   и   мечты   свои…»)   «молчание»   трактуется   как   путь   к   «высшему» познанию:             Лишь жить в себе самом умей –   Есть целый мир в душе твоей   Таинственно­волшебных дум;            Их оглушит наружный шум,  Дневные разгонят лучи, –  Внимай их пенью – и молчи!.. 16 Для этой темы характерно противопоставление дня как «наружного шума» и ночного уединения как пути к «подлинному» познанию. Это отмечено образом звездной   ночи,   обычного   романтического   символа   таинственного,   глубинного познания.   Параллельно ему проходит образ подземных вод, глубинных ключей («Взрывая, возмутишь ключи, – Питайся ими – и молчи», «Внимай их пенью – и молчи»). Связан с образом подземных вод образ «водоискателя»:   Иным достался от природы   Инстинкт пророчески­слепой –              Они им чуют, слышат воды   И в темной глубине земной…                                     («Иным достался от природы…»)            Тютчеву не чуждо характерное для романтической философии  и поэзии «откровение», его поиски приписаны  «безумью жалкому», которое в пустыне ищет ключевые воды и воображает, что слышит их «пенье» под землей:              И мнит, что слышит струй кипенье,              Что слышит ток подземных вод,    И колыбельное их пенье,    И шумный из земли исход!..                                          («Безумие») Ряд   тютчевских   стихотворений   содержит   порыв   к   небу,   в   «горний выспренний   предел».   Он   основан   на   противопоставлении   неба   земле   («И   гроб опущен уж в могилу…», «С поляны коршун поднялся…»,  «Кончен пир, умолкли хоры…»)   или   горных   вершин   –   долине   («Какое   дикое   ущелье!..»,   «Над виноградными холмами…», «Яркий снег сиял в долине…»).  Через все творчество Ф.И.Тютчева проходит устойчивый образ «блаженного мира». Это, как правило, летний и южный мир. В ряде стихотворений перед нами на   лазурном   небе  «солнце   светит   золотое»,   летний   зной   умеряется   тихим ветром, веянием моря, тенью деревьев, прохладой фонтана. Этот мир погружен в 17 тишину,   застыл   в   дремотном   блаженстве.   Отсюда   появляется   следующий романтический  образ – сон. «Что за таинственная вещь – сон,   в сравнении с неизбежной пошлостию действительности, какова бы она ни была!.. И вот почему мне кажется, что нигде не живут такой полной настоящей жизнью, как во сне…» (17, с.473­474). Сон выступает у Тютчева и как освобождение от суеты дня, и как отдых, и как нечто сковывающее, обволакивающее («В сладкий сумрак полусонья Погрузись   и   отдохни»,   «Дремотою   обвеян   я»,   «И   всю   природу,   как   туман, Дремота жаркая объемлет»).  Характер   сновидений   в   поэзии   Ф.И.Тютчева   может   быть   рассмотрен   на примере ряда контекстов. Так, о «всезрячем сне» морской стихии поэт говорит в стихотворении «Лебедь», а связь его пророческих снов с божественным началом, космизм и мистика ночных снов запечатлены в стихотворениях «Видение», «Сон на море». «Тютчев чувствует зыбкость и условность границ между сном и явью. «Что это? Сон иль ожиданье, И близок день или далек?.. Во сне ль все это снится мне, Или гляжу я в самом деле…»Поэт видит сны как в мире природном, так и в духовном:  «Здесь,   погрузившись   в   сон   железный,   Усталая   природа   спит», «Нивы дремлющие зреют…Усыпительно безмолвны» (4, с.25). Всезрящему сну, пророческим   снам,   доброму   сну,   золотым   снам   радужным   снам   у   Тютчева противопоставляются   тяжелые,   смертные   сны:   утомительные   сны,   сновиденье безобразное, сон болезненный, безотрадный сон.  Вечер в поэзии Тютчева – это прежде всего освобождение от томительного зноя, замирание резкого света и громкого звука, наступление блаженной тишины и восторг   перед   целительным   сумраком,   погружающим   душу   в   полудремное забвение. Ночь в стихотворениях теплая, светлая, тихая, но не мертвенно­безмолвная, а с приглушенным, мерным звуком, «дальним гулом». («Над спящим градом, как в   вершинах   леса,   Проснулся   чудный,   еженочный   гул»,   «Слышал,   тайно 18 очарован, Дальний гул как бы во сне»). Ночь красочна, колоритна, только в тонах, смягченных лунным светом:     Как сладко дремлет сад темно­зеленый,     Объятый негой ночи голубой,     Сквозь яблони, цветами убеленной,     Как сладко светит месяц золотой!..                                     («Как сладко дремлет сад темно­зеленый») Поэзия   Тютчева   –   поэзия   контрастов.   Светлому   миру   гармонического наслаждения   противопоставлен   мрачный   мир   холода,   тьмы   и   мертвенной неподвижности. Это противопоставление не только погоды и сезона, но именно края; это тема севера и юга. В то же время это и контраст зимы и лета, ибо север в поэзии Тютчева обычно дается зимой или поздней осенью, юг – весной или летом. Север   –   царство   тьмы,   «киммерийской   грустной   ночи».   Этот   край,   его жизнь,   его   природа   характеризуются   обильными   оценочными   эпитетами: «мрачный», «грустный», «немой», «пустынный», «бесцветный», «мертвенный», «безлюдный», «безымянный», «бедный», «скудный», «угрюмый». Конкретными деталями стихи о севере беднее, чем стихи о юге. «Свинцовый небосклон»,   «снег   обильный»,   «царство   вьюги»,   «морозный   туман», «оледенелая   река»;   лишь   изредка   конкретнее:  «бледные   березы,   Кустарник редкий, мох седой». Природу севера Тютчев стремится показать как пустынную, безмолвную,   бесцветную:   «Ни   звуков   здесь,   ни   красок,   ни   движенья,   Жизнь отошла…». Живительному началу противопоставлено мертвящее: «мертвенный покой», «сон полумогильный». На севере и месяц встает, «как призрак гробовой», на юге – «тот же месяц, но живой». Север в поэтической системе Тютчева – как бы символ угасания жизни, угасания души «в однообразьи нестерпимом».  С   образом   севера   связан   образ   зимнего   мира   –   оледенелого, «околдованного»,   чародея.   («О   Север,   Север   –   чародей,   Иль   я   тобою околдован?»,   «и   холод,   чародей   всесильный,   Один   здесь   царствует   вполне», «Как   околдованный   зимой»).   Через   этот   образ   раскрывается   тема   жизни 19 замороженной и таящейся лишь в глубине, весны, расколдовывающей природу от зимних чар.           С первых шагов в поэзии Тютчев проявлял интерес к грозовым явлениям в природе. «Гроза интересовала как обновление жизни, ее взрывная сила и как миг выявления сути, озарение смысла изнутри. Гроза желанна, в грозу внутренние силы души   человеческой   находят   выход»   (14,   с.122).   Поэтому   у   Тютчева   так томительно предчувствие, ожидание грозы.  В душном воздуха молчанье,  Как предчувствие грозы, Жарче роз благоуханье, Звонче голос стрекозы…                           («В душном воздуха молчанье…») Гроза   делает   жизнь   более   интенсивной,   более   яркой.   «Зеленеющие   нивы зеленее под грозой», – пишет Тютчев в стихотворении «Неохотно и несмело». Тютчев рассматривал грозы по сезонам. Весенние грозы – это весенняя новь, идущая в рост жизнь, жизнь, «разлитая в настоящем». Летние грозы продолжение весенних.   Летняя   гроза   сильна,   под   ней,   как   «под   незримою   пятой»,   гнутся исполинские   деревья,  «тревожно   ропщут   их   вершины».   Явление   грозы,   стихии были   родственны   поэту­философу.   Через   образ   грозы   Тютчев   утверждал   свою любовь к природе. С образами вихря, грозы, бури связан в лирике Ф.И.Тютчева образ рока в жизни человека, в мировой истории, особенно в любви. Рок предстает независимо от «блаженного мира», но если они сталкиваются, то   «роковая»   стихия   оказывается   изначальной   и   подлинной,   а   «светлый   мир» предстает иллюзией, призраком.   «Прекрасная» природа может быть роковой, может таить в себе болезнь, разрушение смерть: Все та ж высокая, безоблачная твердь, Все та же грудь твоя легко и сладко дышит, 20 Все тот же теплый ветр верхи дерев колышет, Все тот же запах роз, и это все – есть Смерть!..                                                                       («Mal`aria»)  Следует   отметить   переходные   состояния   в   природе,   которые   Тютчев использует   для   раскрытия   полноты   романтических   образов.   Это   «переходные состояния   между   светом   и   тьмой,   теплом   и   холодом   –   состояния,   как   бы совмещающие противоположности уходящего света и надвигающейся тьмы. Часты переходные, так сказать, времена суток и года: утро и вечер, весна и осень» (3, с.44).   В вечере показывается замирание шума, спад жары, сумеречный свет – полусвет­полутьма.  В   стихах   об   утре   Тютчев   возвращается   ко   времени,  когда первые   лучи   света   разгоняют   ночной   мрак   («Альпы»,   «Декабрьское   утро», «Молчит   сомнительно   Восток…»).   Весну   поэт   любит   показывать   в   ее   первых днях, когда еще не ушла зима:  «Еще в полях белеет снег, // А воды уж весной шумят»  («Весенние   воды»).   Осень     дается   на   фоне   уходящего   лета   или наступающей   зимы.   Для   изображения   переходных   явлений   осени   характерно исчезновение,   замирание   жизни,   затухание,   угасание:  «Та   кроткая   улыбка увядания». Среди   переходных   состояний   примечателен   образ   радуги.   Тютчев показывает ее «в несколько этапов: вся полнота жизни, изнеможение, побледнение и окончательный уход» (8, с.5). Немаловажен человек в поэтической системе Тютчева. У поэта он предстать «как   бог»,   «как   небожитель»  хоть   бы   и  «на   миг»,   может   быть   и   «глубоко причастным   всемирному   бытию»   (13,   с.310).   В   дальнейшем   образ   человека преломляется   у   Тютчева.   Он   «только  «допущенный»  на   совет   богов,   которые милостиво позволяют ему пить из их чаши» (13, с.293). Но  в стихотворении «Два голоса»   человек   по­своему   равен   олимпийцам;   более   того,   «они,   счастливцы, блаженствующие   в   своем   бессмертии,   глядят   «завистливым   оком»   на   борьбу смертных, но непреклонных сердец» (13, с.293). 21 Мир   человеческой   души   у   Тютчева   исконно   трагичен.   «Стремясь приобщиться к гармонии, стройному величию вселенной человек испытывает и притяжение хаоса. Лишь на время в нем засыпают страсти, под которой «хаос шевелится»– пишет Л.М.Лотман. Таким   образом,   можно   подчеркнуть,   что   лирике   Ф.И.Тютчева   присуще многообразие   романтических   образов,   через   которое   поэт   раскрывает   свое видение мира.                                                                   2.2.   СВОЕОБРАЗИЕ   РОМАНТИЧЕСКИХ   ОБРАЗОВ   ЛЮБОВНОЙ ЛИРИКИ 22 Любовная лирика занимает видное место в поэтической системе наряду с натурфилософской.   Любовь   престает   в   целомудренном   свете   настолько,   что возлюбленная   представляется   каким­то   бесплотным  созданием  –  «сильфидой», которая не только может, никем не замеченная, прятаться в цветах и колебать струны арфы, но и преображаться в легкокрылую бабочку: Взлетел мотылек, и с цветка на другой, Притворно­беспечный, он начал порхать. О, полно кружиться, мой гость дорогой! Могу ли, воздушный, тебя не узнать?                                      («CACHE­CACHE») Облик   любимой   девушки   принимает   черты  «младой   феи»  –   это просматривается в стихотворении «Я помню время золотое». Своеобразие любовной лирики Тютчева, резко отличающейся от любовной лирики других поэтов, заключается не в тех немногих стихах, в которых любовь рисуется как светлое и гармоничное чувство, а в тех, где она изображается как «роковая» страсть, приносящая с собой душевные муки и даже гибель.  В стихотворении «Близнецы» Тютчев ставит рядом любовь и самоубийство. В  «буйной   слепоте   страстей»  видел   он   воплощение   извечной   основы   мира  – «древнего хаоса», наследие которого таится в душе человека. Такая любовь, как бы ни была она сильна, не могла  вселить в поэта чувство «душевной полноты», а лишь   обостряла   «страшное   раздвоение»,   и   без   того   присущее   его   сознанию. Безоблачное  «утро жизненного дня»  осталось в прошлом. На смену наступил «разгар лета»  с его  «поздними грозами»  –  «взрывами страстей»  и  «слезами страстей». Свое   художественное   выражение   «чувство   раздвоения»   нашло   в стихотворении  «Итальянская  villa»:   «мятежный  жар»  должен  «опалить»  и «испепелить» тех, кто им охвачен. 23 О губительной силе любви до Тютчева писал Баратынский. Но то, что в поэзии Баратынского промелькнуло эпизодически, прошло через всю любовную лирику Тютчева. По   мнению   литературоведа   Пигарева   К.В.,   в   романтическом   понимании Тютчева   судьба   представляется   либо   в   виде   отвлеченного   образа,   подобно античному   року,   либо   ее   орудиями   выступают   люди.  Это   может   быть   и   один человек, становящийся невольным виновником мук и гибели любимого существа, может быть и «толпа», «свет», «суд людской». По   словам   поэта,   две   роковые   силы   держат   человека   в   своей   власти   в течение всей жизни: «одна есть смерть, другая – суд людской» (15, с.250). Свет поэт   представляет   «жестокой   в   своей   косности   силой,   которая   не   терпит «борьбы»,   «разноголосья»,  и   старается   истребить   все   лучшее,   все   живое,   все выходящее за рамки общепринятых, часто условных понятий» (15, 250). Для   Тютчева   характерно,   что   «гордая   сила»,   вступающая   в   борьбу   с общественным мнением, с «судом людским», воплощается в его стихах в образе молодой женщины. До   Ф.И.   Тютчева   этим   образом   пользовались   и   Пушкин,   называя   ее «беззаконной   кометой»,  и     Баратынский,   у   которого   это   –  «прелестница опасная»,  женщина  неукротимых,  «бурных  страстей»,  но  лишенная  сердца.  Не любовь,   а  «душевная   пустота»  толкает   ее   добиваться   «побед   бесстыдных»   и «соблазнительных связей». Героиня тютчевской любовной лирики не похожа на «беззаконную комету» Пушкина,   ни   на   «упившуюся   вакханку»   Баратынского.   «Женщина   в стихотворениях Тютчева – это, прежде всего человек глубокого и постоянного чувства. В его стихах выведена женщина, которая  «одной заветной предалась любви» и осталась верна ей «наперекор и людям, и судьбе» (15, 251). Образ   женщины   наделен   ярко   индивидуальными   чертами,   хотя   они   не детализированы. Нельзя ясно представить, как выглядит героиня, красива она или нет. «Изящно­дивные черты» представляют цену в глазах поэта лишь случае, если 24 они   служат   зеркалом   внутренней,   «чисто   человеческой»   красоты   женщины. Поэтому особенно привлекали образ глаз и улыбка. «Чистый   огонь»  женских   глаз,   в   которых   светится  «златой   рассвет» впервые   зародившегося   чувства   любви,   Тютчев   противопоставляет   черствым   и закореневшим в «ночи греха» сердцам, в которых «правды нет». В   полюбившихся   поэту   очах   читается   вся   сложность   душевных переживаний: «Я очи знал, – о, эти очи!»  Образ   женщины   Ф.И.Тютчев   создает   так,   что   героиня   в   стихотворениях выше, сильнее, прямее и самоотверженнее мужчины. Это объясняется тем, что не «он»,   а   «она»   является   центральным   образом   любовной   лирики.   Внутреннее превосходство женщины над мужчиной ярко вырисовывается в стихотворении «Не раз ты слышала признанье»: Перед любовию твоею Мне больно вспомнить о себе –  Стою, молчу, благоговею И поклоняюся тебе… В  «борьбе неравной двух сердец»  нежнее оказывается сердце женщины, а поэтому оно неизбежно должно  «изныть»  и зачахнуть. Мужчина в поэтической системе Тютчева выступает носителем «рокового», губительного начала. Он весь во   власти   безотчетливого   страстного   порыва   и  «пламенно­чудестной»  игре женского   взора   готов   предпочесть   «угрюмый,   тусклый   огнь   желанья», мерцающего из­под  «опущенных ресниц».  Сам того не ощущая, он приобретает образ палача любимой женщины: О, как убийственно мы любим, Как в буйной слепоте страстей Мы то всего вернее губим, Что сердцу нашему смелей.                          («О, как убийственно мы любим…») 25 «Поэт не раскрывает причин, почему союз двух любящих сердец принимает «роковой» поворот, но намекает на вмешательство «суда людского», от которого «он» не смог уберечь ее» (15, с.254).  Ко многим стихам Тютчева, в которых рисуется образ женщины, как считает К.В.Пигарев, могли бы послужить эпиграфом такие строки: «Очарование ушло»… Ушло потому, что она остается одна с «судом людским», не найдя в любимом человеке твердой опоры против «толпы», ушло потому, что «союз души с душой родной» превратился в «поединок роковой». В стихотворении «Не говори: меня он, как и прежде любит…» женщина гибнет   в   борьбе   с   роком,   орудием   которого   являются   люди   и,   прежде   всего любимый человек, но, как это свойственно Тютчеву, гибнет победительницею, – «судьбы не одолевшей, но и себя не давшей победить».    Ф.И.Тютчев   предает   чувство,   вызываемое   утратой   любимой   женщины, утраты не через разлуку, не через измену. Здесь поэт обращается к образу смерти. («Весь день она лежала в забытьи…», «Есть и в моем страдальческом застое…»). Тут   же   у   поэта   сочетаются   образы   жизни   и   смерти.   Ф.И.Тютчев   даже   в минуты сокрушающего его горя, у постели угасающей возлюбленной, помнит о том, что жизнь торжествует над смертью, увяданием, болезнью. Он слышит за окном «веселый» – не грустный, не однообразно­унылый, а именно веселый – шум летнего дождя, образ, характерный для романтического видения Тютчева. И этот веселый шум выводит из забытья умирающую, и присущая ей любовь  к жизни вспыхивает в последний раз. Преодолевая смертельный недуг: И медленно опомнилась она, И начала прислушиваться к шуму, И долго слушала – увлечена, Погружена в сознательную думу…                                         («Весь день она лежала в забытьи…») «Тютчев знает, что время лечит душевные язвы и притупляет боль утраты. Это   кажется   ему   самым   ужасным.   Острота   боли   для   него   отраднее,   чем 26 омертвевшие   мысли   и   чувства»   (15,   с.259).   Страстная   мольба   о   том,   чтобы навсегда сохранить эту остроту боли созвучны в стихотворении «Есть и в моем страдальческом застое…». Образ боли встречается и в стихотворении «Накануне годовщины 4 августа 1864 года». Поэту еще тяжело и нравственно, и физически  («замирают ноги»), но вместе с тем чувствуется, что он уже на пути к тому, чтобы примириться со своим положением. И уже не острота боли нужна поэту, а иллюзия того, что не вовсе порвана духовная связь между ним и возлюбленной. Любовь у Тютчева раскрывается с помощью романтических образов. При этом, не скрывая свою противоречивость. «Любовь предстает   как  «солнца луч приветный»,  как «воздух благовонный», «с лазуревых высот». Но «золотому рассвету   небесных   чувств»  противостоит   «ночь   греха»,  «небесному   свету»  – «пламень адский» (3, с.48).  Образы   пламени,   молнии   преобладают   в   передаче   любовной   страсти («страстный   взор…немой,   как   опаленный   небесной   молнии   огнем»,   «сквозь опущенных ресниц // угрюмый, тусклый огнь желанья»).  Любовь предстает в тютчевских образах грозы и бури («Но поздние, живые грозы,   //   Но   взрыв   страстей,   но   страсти   слезы»,   «Мне   сладок   сей   бури порывистый глас, // на ложе любви он баюкает нас»). «Стыдливости румянец»  поэт сравнивает с  «лучом Авроры»,  а  «тайные радости» греховной любви с «палящим летним зноем». Но   у   Тютчева   есть   и   тяга   к   греховному,   болезненному,   губительному. Воспевается   сладострастие   («Люблю   глаза   твои,   мой   друг»),   чары   лукавой обманщицы, наслаждение притворством и изменой («К N.N.»), сила «злой жизни с ее мятежным жаром», разрушающим гармонию «светлого мира». 27 ЗАКЛЮЧЕНИЕ Подводя итог данной работе, можно сделать следующие выводы: ­Ф.И.Тютчев в основу своего творчества кладет романтический метод и его основные   черты:   устремленность   к   глубинам   познания,   к   таинственному, идеальному миру, чувство непрочности, отсюда возникают тютчевские образы – смерть,   рок,   буря,   гроза,   ночь,   приобретающие   глубокую   философскую направленность ­становление   Тютчева   происходило   под   влиянием   немецких   и   русских романтиков, но при этом поэт выражает свою концепцию романтических образов; каждый образ раскрывается через восприятие поэта  ­романтические образы Тютчев наделяет таинственностью, загадочностью ­образам,   основанным   на   контрасте,   противостоянии,   присущи определенные качества, конкретные детали ­наделяя   любовную   лирику   романтическими   образами,   Тютчев переосмысливает образ возлюбленной ­любовь раскрывается с помощью таких романтических образов, как смерть, жизнь, молния, гроза, буря Лирике   Тютчева   присуще   многообразие   образов,   которые   поэт   наделяет романтическими чертами, и все они направлены на раскрытие видения мира поэта.                28 БИБЛИОГРАФИЯ 1. Ауссем М.А. Я помню время золотое. // Русская речь, №6, 2003. 2. Баевский В.С. История русской поэзии 1730 – 1980. Компендиум. – М., 1987. 3. Бухштаб Б.Я. Русские поэты. – Л., 1970. 4. Грек А.Г. Пророческие мотивы в творчестве В.Иванова. // Русская речь,     №6, 2003. 5. «Как слово наше отзовется». Избранная лирика. – М., 1986. 6. Касаткина В.Н. Поэзия Ф.И.Тютчева. – М., 1987. 7. Касаткина В.Н. Ф.И.Тютчев (К 115­летию со дня рождения). // Литература в       школе, №6, 1978.   8. Ковтунова И.И.  Поэтика уходящего мгновения. // Русская речь, №6, 2003.   9. Кожинов В.В. Пророк в своем отечестве Федор Тютчев – история России                   век XIX. – М., 2001.          10. Краткая литературная энциклопедия. / Ред. А.А.Сурков. – М., 1974.          11. Лотман Л.М. История русской литературы. – М., 1982.          12. Лотман Ю.М. О поэтах и поэзии. – СПб, 1996.          13. Непомнящий И.Б. О нашей мысли обольщенье. – Брянск, 2002.          14. Озеров Л.А. Необходимость прекрасного. – М., 1983.             15. Пигарев К.В. Ф.Тютчев и его время. – М., 1978.            16. Словарь литературоведческих терминов. / Ред.­сост. Л.И.Тимофеев,                      С.В.Тураев. – М., 1974.          17. Тютчев Ф.И. Стихотворения. Письма. – М., 1952.          18. Ф.И. Тютчев. Лирика. Анализ текста. Основное содержание. Сочинения /             Авт.­сост. Н.Ю. Буровцева – М., 2001.          19. Чагин Г.В. О ты, последняя любовь: женщины в жизни и поэзии  Ф.И.             Тютчева. – СПб, 1996. 29 30