Юродство как особый культурный феномен России 15-20 веков

ЮРОДСТВО КАК ОСОБЫЙ КУЛЬТУРНЫЙ ФЕНОМЕН РОССИИ 15­ 20 ВЕКОВ В   отечественной   исследовательской   традиции   феномену   юродства посвящено   немало   трудов.   Практически   во   всех   из   них   юродство рассматривается в узком смысле – как особый тип христианской святости, заключающийся в принятии подвижником видимости безумия и уподоблении Христу в его земных страданиях. Однако если рассматривать юродство более широко и понимать его как особый феномен русской культуры, то можно поставить   вопросы   об   уникальности   русского   юродства   как   одного   из основных элементов русской духовной культуры. Юродство как культурное явление   появляется   на   определенном   этапе   развития   русской государственности, а именно как культурный феномен зарождается во 2 пол XV века и достигает расцвета в XVI­XVII веках Актуальность темы исследования Актуальность   данной   работы   с   точки   зрения   науки   заключается   в важности   понимания   феномена   юродства     и   его   значения   в  отечественной культуре  изучаемого периода. Юродство как массовое явление религиозной и светской   жизни   России   появляется   не   одновременно   с   принятием христианства   Киевской   Русью     а   значительно   позднее   –   почему?   15   век определен   отправной   точкой   исследований   по   причине   его   переломного значения для отечественной религиозной и светской культуры: это период высокого   религиозного   напряжения   и   богословского   кризиса.   В   чем   они проявляются? По летоисчислению от сотворения мира 1492 год являлся 7000­ ным,   а   по   представлениям   русских   книжников   (не   владеющими   глубокой экзегезой Священных текстов Библии)   должен был наступить конец света (пасхалии   –   расчеты   переходящего   дня   празднования   Пасхи   –   были рассчитаны   до   7000   года).   Как   известно   конец   света   не   произошел,   но ожидания его имели место. Далее – 15 век – появление на Руси первых ересей (стригольников   и   жидовствующих).   Первые   –   ересь   больше   социально­ правовая   нежели   богословская,   а   жидовствующие   –   «импортная»,   но   её   и можно   назвать   собственно   богословской,   так   как   ставились   под   сомнения божественность   Иисуса   Христа   и   Его   миссианское   достоинство.   Глубокое проникновение   антихристианских   идей   в   элиты   русского   общества (священство,   боярство)   говорит   о   слабом   богословском   образовании   даже церковной элиты (элиты в смысле социальной группы).  1 Полемика «иосифлян» и «нестяжателей» о церковном землевладении, образе монашеского служения и методах противодействия ересям еще одно следствие кризиса религиозной культуры. Победившая логика прп. Иосифа Волоцкого     являет   зацикленность   русской   религиозной   культуры   на спасительности обрядов, а не на следовании христианским принципам во всех областях жизни.    В этот период (2 пол. 15 века) появление святого юродивого совпадает по времени с угасанием княжеской святости. И это совпадение не случайно. 15   век   потребовал   от   христианского   мирянства   нового   подвижничества   – соответствие   нормам   христианской   морали   во   всей   жизни,   а   не   только   в церкви. Спасительным для христианина должны быть вера, дела благочестия и подвиги   ради   ближних   и   избегания   зла,   а   не   механическое   соблюдение обрядов и ритуалов которые представлялись спасительными сами по себе (в силу   своего   совершения).   Юродивый   стал   преемником   святого   князя   в социальном   служении.   Юродивый   совершал   хулиганские   с   точки   зрения общественной морали действия обличая  «бытового православия».  Важно рассмотреть феномен юродства как культурный феномен, то есть как реакцию на формализацию религиозной и общественной жизни – важное место в служении юродивых занимает обличение лицемерия властителей и граждан.  Научный анализ юродства как культурного феномена позволит четко определить   признаки   ложного   юродства   (иногда   в   русской   культуре именуемого   не   совсем   точно   «кликушеством»).   Сложность   исследованиям придает отсутствие репрезентативной и достоверной информации о жизни и деятельности   конкретного   юродивого.   Жития   юродивых   составлялись   как правило   значительно   позднее   их   смерти   и   при   отсутствии   достоверной информации о каком­то периоде жизни – заимствовались из ранних житий других юродивых, то есть образ юродивого индивидуально обезличивался. Понимание   образа   юродивого   и   его   служения   представляется актуальным   на   современном   этапе   отечественной   культуры.   Характерной чертой   современного   антихристианского   (как   внутрицерковного   так   и общественно­светского)   является   противостояние   высшей   церковной иерархии  в  лице  Патриарха  и  епископата. Непрозрачность  расходования  и аккумуляции   церковных   средств,   вызывающая   роскошь   жизни   отдельных церковных иерархов и священников ведет к обличения церковной иерархии и 2 противопоставление   ей   так   называемой   «народной   веры»   и   «народного благочестия». Богословская безграмотнось церковных обличителей апелирует к   тайному   духовному   видению   неких   «старцев»   (почитаемых   такими церковными обличителями за юродивых, и блаженных провидцев), которые и противостоят   «развращенной   и   неблагодатной»   церковной   иерархии. Гипертрофированный   образ   юродивого   представляется   истинным   и единственным образом «истинного» христианского служения. Для обличения ложности   таковых   представлений   необходим   научный   анализ   принципов юродства и историческая ретроспектива юродства в национальной  русской культуре   и   верное   понимание   смысла   служения   юродивого   с     целью противодействия   и   обличения   профанации     и   ложного   представления   о национальной светской и религиозной культурах.   Современная мода на пророчества и предсказания от имени «святых людей»   или   псевдоюродствующих   дизориентирует   современного   жителя России и исследователя отечественной культуры – юродство часто сводится к антиобщественному   поведению   в     воспитательных   целях   без   исторической перспективы   исследования   самого   явления   –   почему,   например,   всплеск активности   юродствующих   совпадает   не   только   с   кризисными   периодами отечественной   культуры,   но   и   относительно   спокойными   (такими,   когда общественная жизнь устоялась). Почему только юродивые дерзают обличать властителей за их беззаконие, но при этом молчит церковная иерархия (то есть   выступает   не   соборно,   а   только   по   инициативе   отдельных   её представителей).   Более   того   юродивые   обличают   именно   жестокость правителя,   на   что   церковная   иерархия   в   целом   не   протестует.   Например, основанием отлучения от церкви Ивана Грозного стал его пятый брак, а не жестокости   и   репрессии.   Или   еще   пример   –   юродивые   часто   обличают угодничество   и   заискивание   перед   власть   имущими,   то   есть,   те   грехи,   к которым   русская   православная   церковь   была   в   исповедальной   практике малочувствительна (или даже снисходительна) Степень исследованности проблемы Для   удобства   рассмотрим   основные   работы   о   юродстве   в хронологическом порядке. 3 Вплоть   до   второй   половины   XIX   в.,   исключая   житийную   и околожитийную   (включая   апокрифические     сказания)   литературы,   в отечественной   исследовательской   традиции   не   было   издано   ни   одного крупного труда, посвященного юродству как  культурному феномену в его связи со светской культурой и общественно­политической культурой. В 60­х гг. XIX в. выходят в свет и вызывают широкий общественный резонанс работы русского   публициста,   историка   и   этнографа   И.Г.   Прыжова,   в   которых юродство осмысливается с критической, подчеркнуто светской позиции. Сюда относится,   прежде   всего,   работа   «Двадцать   шесть   московских   пророков, юродивых,   дур   и   дураков»   (1865   г.)   (см.   Прыжов   И.Г.   Двадцать   шесть московских пророков, юродивых, дур и дураков // Он же. Нищие и юродивые на Руси. – СПб.: Авалонъ, Азбука­классика, 2008. – 256), а также его статьи и очерки, посвященные юродству и близким ему явлениям русской культуры («Нечто   о   воронежских   пустосвятах   и   юродивых»   (1861),   «Московские юродивые» (1861), «Сказание о кончине и погребении московских юродивых Семена   Митрича   и   Ивана   Яковлевича»  (1862),  «Русские   кликуши»  (1862), «Юродственное племя» (1862), «Углицкие юродивые и предсказатели» (1865). Важные,   сведения   исторического   и источниковедческого характера о юродстве можно почерпнуть также из труда известного   отечественного   историка   В.О.   Ключевского   «Древнерусские жития   святых   как   исторический   источник»,   изданного   в   1871   г.   (см. Ключевский В.О.  Древнерусские жития святых как исторический источник. М. Астрель, 2003.)   хотя   и   немногочисленные, В   конце   XIX   –   начале   XX   вв.   увидел   свет   ряд   видных   работ   по христианскому   юродству,   которые   по   большей   части   были   написаны православными авторами и носили апологетический характер (см. например ­ :  Тихомиров Е.  Юродивые Христа ради и их благотворная для общества деятельность // Душеполезное чтение. – 1884. – Сентябрь. – T.3. – С. 98­114; Тареев   М.М.  Молитва.   Пост.   Христианское   юродство   /   Христианское мировоззрение // Основы христианства.Т.3. – Сергиев Посад, 1908. – 318 с.; Кузнецов   И.И. (протоиерей).  Святые   блаженные   Василий   и   Иоанн,  Христа ради   Московские   чудотворцы   //   Записки   Московского   археологического института. – М., 1910. – Т. VIII; Экземплярский В. Христианское юродство и христианская   сила.   К   вопросу   о   смысле   жизни.   –   Изд­е   журнала «Христианская мысль». – Киев, 1916. – 56 с.; Беленсон Е. О подвиге юродства // Путь. – 1927. – №8; Ильин И.А. Свобода духа в России.). 4 Первая попытка системного анализа православного юродства была сделана священником   Иоанном   (Ковалевским)   –   работа,     изданная   в   1898   г. «Юродство о Христе и Христа ради юродивые» (см. так же  Ковалевский И. Юродство о Христе и Христа ради юродивые Восточной и Русской церкви. Исторический очерк и жития сиих подвижников благочестия. – М., 1902. – 183 с. (Исправленное и дополненное издание: Подвиг юродства / Сост. свящ. Иоанн Ковалевский. – М.: Лепта, 2000.)  Кузнецов   А. Огромное   влияние   вышеуказанной   работы   Иоанна   (Ковалевского) заметно   в   труде   другого   православного   автора,   священника   Алексия (Кузнецова)   (см.  Юродство   и   столпничество:   Религиозно­ психологическое,   моральное   и   социальное   исследование.   –   Спб.,   1913; репринт   М.,   2000.),   В   данной   работе   автор   развивает   основные   темы   и вопросы, рассматривавшиеся И. Ковалевским, не добавляя к ним каких­либо принципиально   новых   идей   о   сущности   и   специфике   юродства.   Кратким перечислением   русских   юродивых   ограничивается   в   своем   труде   «Святая Русь» (1929 г.) русский историк Н.В. Тальберг (см. Тальберг Н. Святая Русь. – Париж, 1929. – Джорданвилль, 1964.). Другой известный русский историк и религиозный мыслитель – Г.П. Федотов – в своем труде «Святые Древней Руси» (1931 г.) также обращается к проблеме юродства (см.  Федотов Г.П. Святые   Древней   Руси.   –   Спб.:   Сатисъ,   2004.).   В   главе,   посвященной юродивым,   он   пытается   выделить   основные   сущностные   черты   этого   вида подвижничества, давая собственную оценку места и роли данного феномена в религиозной   жизни   Древней   Руси.   На   указанную   работу   Г.П.   Федотова   в основном   опирается   в   своих   рассуждениях   о   юродстве   иеромонах   Иоанн (Кологривов)  в  труде  «Очерки  по   истории  русской  святости»,  изданном  в Брюсселе   в   1961   г.   Он   рассматривает   юродство   в   том   же   ключе,   что   и предыдущие авторы, и дополняет их свидетельства некоторыми фактами.  В   1960­1990­х   гг.   появляется   ряд   светских   критических   (я   бы   назвал   их ругательными) статей о русском юродстве, в которых юродивые выступают как   люди   с   поврежденной   психикой   либо   мошенники,   а   традиция   их почитания   –   как   средство,   используемое   Церковью   для   обмана   народных масс,  или   же   как   способ   выражения   властям   народных   чаяний  –  в  общем стандартный набор аргументом коммунистов против Церкви в тот период (см. См.:  Будовниц И.У.  Юродивые Древней Руси // Вопросы истории религии и атеизма. –T.12. – 1964; Лавров В. Юродивые, прорицатели и другие // Москва. – 1988. – №9.)  Но среди работ советского периода 70­80­годов появились добротные и научно   корректные   издания.   Среди   работ   этого   периода   стоит   выделить работу А.М. Панченко 5 «Смех как зрелище» (см. Панченко А.М. Смех как зрелище // Лихачев Д.С., Панченко А.М. «Смеховой мир» Древней Руси. – Л.: Наука, 1976. – 204 с. (Второе, дополненное издание вышло в 1984 г., его соавтором стала также Н.В. Понырко) См. также:  Панченко А.М.  Юродивые на Руси //  Он  же.  О русской истории и культуре. – СПб.: Азбука, 2000.) (1976 г.), открывшую новую  страницу в  отечественной традиции  исследования  юродства.  В  этой главе, которая входит в состав коллективной монографии «“Смеховой мир” Древней   Руси»,   написанной   автором   совместно   с   Д.С.   Лихачевым,   автор подробно   рассматривает   смеховую   природу   юродства,   подчеркивая   его социальную значимость, элементы протеста, зрелищность и парадоксальность. Итнересно   (и   впервые   в  отечественной   историографии   по   юродству)   А.М. Панченко   упоминает   о   некоторых   культурных   параллелях   юродивых   – например, о ветхозаветных пророках и католических блаженных. Подход   вышеназванных   авторов   к   пониманию   юродства   в   контексте смеховой культуры вызвал полемику в научном мире. Так Б.А. Успенский в противовес смеховому пониманию юродства выдвинул концепцию юродства как   «дидактического   типа»   антиповедения,   изложенную   в   нескольких   его работах (см. например  Успенский Б.А.  Антиповедение в культуре Древней Руси // Проблемы изучения культурного наследия. – М., 1985.). Концепция антиповедения   и   сегодня   является   популярной   среди   исследователей юродства   и   древне­русской   культуры   вообще   (См.,   например:  Юрков   С.Е. Православное юродство как антиповедение // Он же. Под знаком гротеска: антиповедение в русской культуре (XI­начало ХХ вв.). – СПб., 2003.). Наиболее полный и обстоятельный  анализ юродства как культурного феномена   представлен   в   монографиях   современного   отечественного византолога   С.А.   Иванова   «   «Блаженные   похабы:   Культурная   история юродства» М. 2005 г.. Данный исследователь так же, как и А.М. Панченко, придерживается культурологического подхода к понимаю юродства, однако трактует его не как явление смеховой культуры, а скорее как литературное явление. В ней автор более подробно останавливается на русском юродстве, приводит   новые   примеры   схожих   с   юродством   явлений   в   католичестве   и исламе, а также корректирует свою позицию в отношении аналогов юродства в других   культурах:   признает   между   этими   явлениями   типологическое,   а  не генетическое   родство   (ввиду   отсутствия   свидетельств   прямого   или косвенного влияния христианства на возникновение в них юродства), но по­ прежнему   считает,   что   подлинное   юродство   существовало   только   в православной традиции. В 1997 г. выходит в свет работа Т.А. Недоспасовой «Русское юродство XI­XVI   вв.»,   в   которой   предпринимается   попытка   выявления   сущности русского   юродства   и   особенностей   восприятия   его   окружающим   миром. Автор выделяет три формы юродства – юродство всех христиан, юродство 6 подвижников   и   юродство   самих   Христа   ради   юродивых   –   и   приводит собирательный   образ   русского   юродивого   (составленный   в   соответствии   с житийной литературой), делая вывод о том, что «русское общество не могло не видеть в юродивых святых подвижников» в силу особенностей русского менталитета. В   1999   г.   публикуется   работа   А.В.   Юдина   «Русская   народная   духовная культура» (см. Юдин А.В. Русская народная духовная культура. – М.: Высшая Школа, 1999.),  содержащая   главу  «Русские   юродивые».  Глава  о   юродивых носит реферативный характер, то есть автор рассуждает о юродстве, опираясь на   идеи   Б.А.   Успенского,   С.А.   Иванова,   Г.П.   Федотова   и   не   выдвигает собственной концепции юродства. В   этом   же   году   выходит   в   свет   статья   отечественного   религиоведа   А.П. Забияко «Антиномии русского сознания: мудрость и безумие» (см.  Забияко А.П.  Антиномии   русского   сознания:   мудрость   и   безумие   //   Литературная учеба.– 1999. – № 1, 2 , 3. – С. 139­157.) в которой проводится сравнительный анализ   категорий   мудрости   и   безумия   на   основе   обширного культурологического   материала.   В   2006   г.   под   его   же   авторством   в энциклопедическом словаре «Религиоведение» выходит статья «Юродивый», в   которой   отмечается,   что   в   религиоведении   понятие   «юродивый» прилагается   «не   только   к   христианским   подвижникам,   но   также   и   к представителям   иных   религиозных   традиций,   которые   занимают   особое положение   в   своей   религиозной   группе   и   демонстрируют   определенные религиозно   обусловленные   признаки   (см.   подробнее:  Забияко   А.П. Юродивый // Религиоведение. Энциклопедический словарь / Под ред. А.П. Забияко, А.Н. Красникова, Е.С. Элбакян. – М.: Академический Проект, 2006. – 1256 с. Он же: Юродивый // Энциклопедия религий. – М.: Академический Проект; Гаудеамус, 2008. – С. 1467.). Таким образом, А.П. Забияко впервые в отечественной исследовательской традиции напрямую трактует юродство в широком смысле – как явление, представленное и за пределами христианской культуры, – а также приводит основные характеристики феномена юродства в соответствии с такой трактовкой. В   2000­е   гг.   выходит   в   свет   значительное   количество   изданий   о юродстве   агиографического   характера   и   апологетической   направленности (см.   например:  Русские   юродивые   и   блаженные  /   Сост.   Н.   Рубина   и   А. Северский.   –   Челябинск:   Аркаим,   2003.   –   360   с.;  Блаженные   Санкт­ Петербурга:   От   святой   блаженной  Ксении   Петербургской   до   Любушки Сусанинcкой. – СПб.: Свято­Троицкая Сергиева Лавра; «Воскресение», 2007 г.;  Рябинин Ю.В.  Русское юродство. – М.: РИПОЛ классик, 2007 г. ;  Ларше Ж.­К. Исцеление психических болезней: Опыт христианского Востока первых веков. – М.: Изд­во Сретенского монастыря, 2007. ).  7 Митина   Е.В. В этот же период публикуется несколько научных работ, рассматривающих отдельные   аспекты   юродства   или   конкретные   проблемы,   связанные   с   его изучением   –   например,   фундаментальное   исследование   жития   Андрея Юродивого, проведенное А.М. Молдованом (Молдован А.М. «Житие Андрея Юродивого»   в   славянской   письменности.   –   М.:   «Азбуковник»   (Институт русского языка им. В.В. Виноградова РАН), 2000.), диссертация Е.В. Митиной (см.  Категория   мудрости   в   древнерусском   религиозном сознании:   диссертация   кандидата   философских   наук   :   09.00.13   /   Митина Елена Викторовна. – Москва, 2001.), затрагивающая проблему соотношения категорий мудрости и безумия в древнерусской культуре, интересный с точки зрения   культурных   параллелей   русского   юродства   труд   А.Д.   Синявского «Иван­дурак:   Очерк   русской   народной   веры»   (см.  Синявский   А.Д.  Иван­ Дурак:   Очерк   русской   народной   веры.   –   М.:   Аграф,   2001.),   статья   О.В. Гладковой,   посвященная   житию   Исидора   Твердислова   (см.  Гладкова   О.В. Агиографический канон и «западная тема» в «Житии Исидора Твердислова, Ростовского юродивого» // Древняя Русь. – 2001. – № 4. – С. 80­88.), работа С.Е. Юркова о православном юродстве как антиповедении (см.  Юрков С.Е. Православное юродство как антиповедение //  Он же.  Под знаком гротеска: антиповедение в русской культуре (XI­начало ХХ вв.). – СПб., 2003. – С. 52­ 69.), статья А.И. Гончарова о «Слове» Даниила Заточника (см. Гончаров А.И. Энтелехия юродства в «Слове» Даниила Заточника // Вестник ВГУ. – 2004. – №1.   –   С.   92­101.),   а   также   монография   И.В.   Мотеюнайте   о   восприятии юродства   русской   литературой   XIX­XX   вв.   (См.:  Мотеюнайте   И.В. Восприятие юродства русской литературой XIX­XX вв. – Псков, 2006. – 304 с.  О   юродсве   в   русской   литературе   см.   также:  Забияко   А.А.  Юродство   как форма литературного поведения // Религиоведение. – 2008. – №2. – С. 160­ 177;  Она   же.   Литературное   кликушество:   драма   женской   души   и   форма этнорелигиозной идентификации // Религиоведение. 2010. – №1. – С. 157­166.) В 2003 и 2006 гг. выходят в свет работы А.Л. Юрганова (см.   Юрганов А.Л. Нелепое ничто или Над чем смеялись святые Древней Руси? // Каравашкин А.В.,   Юрганов   А.Л.   Опыт   исторической   феноменологии.   Трудный   путь   к очевидности. – М., 2003; Юрганов А.Л. Убить беса. Путь от средневековья к Новому времени. – М.: РГГУ, 2006г.), в которых затрагивается тема юродства, рассматриваемого   автором   с   позиций   исторической   феноменологии (Отметим, что данный метод вызвал ряд критических замечаний, в том числе со стороны такого авторитетного исследователя юродства, как С.А. Иванов (см.: Иванов С.А. Блаженные похабы… С. 21). В   заключении   отметим,   последние   по   времени   работы,   специально посвященные   юродству.     Монография   Н.Н.   Ростовой   «Человек   обратной перспективы:   опыт   философского   осмысления   феномена   юродства   Христа ради» (См.: Ростова Н.Н. Человек обратной перспективы: опыт философского 8 осмысления   феномена   юродства   Христа   ради.   –   М.:   Издательство Московского   государственного   индустриального   университета   (серия «Современная русская философия»), 2008. – 140 с. (второе издание работы – 2010   г.).   Соответствующее   диссертационное   исследование:  Ростова   Н.Н. Человек   обратной   перспективы:   философско­антропологическое исследование   феномена   юродства   Христа   ради:   диссертация...   кандидата философских наук: 09.00.13 / Ростова Наталья Николаевна. – Москва, 2008. – 193   с.).   представляет   собой   первое   и   пока   единственное   в   отечественной науке исследование феномена юродства с философских позиций (а именно – с позиций философской антропологии). Анализируя подходы предыдущих исследователей юродства, Н.Н. Ростова  отмечает их акцентирование внимания исключительно на внешних факторах  юродства (эпатаж, служение миру, дидактика, зрелищность, протест и т.п.)  при одновременном пренебрежении внутренними мотивами (например,  стяжанием святости), внутренним миром самого юродивого. В отличие от  Б.А. Успенского, Ю.М. Лотмана, С.А. Иванова и др., Н.Н. Ростова считает,  что основные причины юродства лежат внутри личности, а не определяются  внешними факторами – соответственно, юродивому вовсе не нужна публика,  перед которой он будет играть: юродивый всегда остается юродивым, даже  наедине с самим собой (Н.Н. Ростова упоминает о борьбе в современной  философской антропологии двух основных парадигм: первая ведет свое  начало от М.М. Бахтина и его последователей (в том числе А.М. Панченко и  Д.С. Лихачева) и ставит на первое место диалог в культуре, вторая исходит из доминирующей роли метафизического аутизма (представители – Э. Брейлер, Ю.М. Бородай, Ф. Гиренок и др.). Себя Н.Н. Ростова относит ко второму  подходу).  Н.Н. Ростовой юродивый толкуется в терминах богословия иконы – как «человек обратной перспективы», а его поведение – как «умозрение в  поступках». Основываясь на эйдетическом подходе, Н.Н. Ростова проводит  рефлексивный анализ житий православных юродивых, а также дает  философскую оценку различным аспектам юродства, в том числе в контексте  теорий современной отечественной философской антропологии. Отметим,  что при этом Н.Н. Ростова придерживается мнения, что юродство  олицетворяет собой соборное начало и немыслимо вне христианской церкви. В ноябре 2011 года сотоялась защита  Мартиросян О. А. диссертации «Юродство   в   русском   литературном   сознании»  по   специальности Специальность 10.01.01 – русская литература на соискание  ученой степени кандидата филологических наук. Достоинство работы в том, что проблема юродства   в   русской   литературе   впервые   рассмотрена   в   эволюции,   как   и трансформация   типа   юродивого   в   литературных   произведениях   ХII–ХХ веков,   что   позволяет   глубже   понять   ментальные   особенности   русского характера. Изучение феномена юродства в историческом аспекте расширяет 9 научные представления о художественной картине мира, создаваемой русской литературой   на   протяжении   ХII–ХХ   веков,   вносит   новые   оттенки   в осмысление историко­литературного процесса, происходящего в России. В феврале 2012 года состоялась защита Е. А. Воронковой диссертации «Юродство как транскультурный религиозный феномен» на соискание ученой степени кандидата философских наук (На правах рукописи Воронкова Е. А. Юродство как транскультурный религиозный феномен 09.00.14 – Философия религии и религиоведение.   Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата философских наук. Благовещенск – 2011). Достоинство работы   в   том,     что   выявляются   общие   характерные   черты   юродства   как феномена культуры в различных традициях. Среди зарубежных исследований юродства можно выделить работы, в которых   дается   богословское   обоснование   юродства   –   например, опубликованная в 2009 г. в Великобритании диссертация А. Томаса «Юродивые: теологическое исследование»(см.  Thomas  A.  The  Holy  Fools:  A Theological  Enquiry  (thesis)   –  University  of  Nottingham,   2009.),   работа «Юродивый   во   Христе   как   пророк   и   апостол»   митрополита   Каллиста Диоклийского (см. Kallistos of Diokleia. The Holy Fool as Prophet and Apostle // Sobornost’.   V.   6.   1984.),   а   также   статья   «Мудрый   безумец   и   безумная мудрость» исследовательницы А. Безансон Спенсер (см. Besancon Spencer A. The Wise Fool (And The Foolish Wise) // Novum Testamentum. – V. 23. №4. – 1981.) Существуют   публикации,   в   которых   рассматриваются   канонизация  Language, ипочитание   юродивых   в   современной   России   (Bodin  P.­A. Canonization and Holy Foolishness. Studies in Postsoviet Russian Culture and the Orthodox Tradition. – Stockholm, 2009.) Основные задачи  работы : Определение юродства как образа христианской святости. Общее  огпределение юродства как «отказ от собственного разума» имеет библейские примеры и обоснования . Сам термин юродивый восходит к греческому салос  – отказавшийся от собственного разума во имя божественного откровения –  человек ожидающий вразумления Бога.   Ветхозаветных пророков, совершавших противоречившие здравому смыслу и общественной морали поступки, можно считать предшественниками  юродивых Христа ради, например, Исаия ходил нагим и босым в течение трех  лет в предзнаменование скорого плена египтян (см.: Ис 20, 2–3); Иезекииль  лежал перед кирпичом, обозначавшим осажденный Иерусалим, и ел хлеб,  10 испеченный на человеческом кале (см.: Иез 4); Осия символизировал своим  браком с блудницей неверность Израиля Богу (см.: Ос. 3). Все эти поступки  походят на поведение юродивых — по своей нестандартности (и даже  скандальности, от греческого термина скандалон, производного от глагола  скандати – подпрыгивать от возмущения, то есть в широком смысле,крайняя  форма негодования), символичности, по своему пророческому значению, но в  то же время есть различия. Прежде всего, в первом случае речь идет о  действиях единичных, которые не соответствуют общей симуляции безумия и  не создают их автору репутацию сумасшедшего. Затем, цель этих действий  ветхозаветных пророков единственно в том, чтобы поразить зрителей и  привлечь их внимание к некоей истине. Наконец, все действия в подробностях продиктованы Богом и скорее соответствуют Его воле в рамках пророческого служения их совершителей, чем аскетическим стремлениям последних.  Главный библейский источник, обосновывающий безумие во Христе,  следует скорее искать в Новом Завете:  В Послании к Римлянам и в Первом послании к Коринфянам апостол  Павел подчеркивает коренную противоположность, существующую между  мудростью мира и мудростью Божией:  то, что является мудростью в глазах  мира, есть безумие в глазах Божиих: называя себя мудрыми, обезумели (Рим  1, 22); Не обратил ли Бог мудрость мира сего в безумие? (1 Кор 1, 20); Ибо  мудрость мира сего есть безумие пред Богом (1 Кор 3, 19);   то, что является мудростью в глазах Божиих, есть безумие в глазах мира:  Душевный человек не принимает того, что от Духа Божия, потому что он  почитает это безумием (1 Кор 2, 14);  слово о кресте для погибающих юродство есть (1 Кор 1, 18);  благоугодно было Богу юродством проповеди спасти верующих (1 Кор 1,  21);  мы проповедуем Христа распятого… для Еллинов безумие (1 Кор 1, 23);  потому что немудрое Божие премудрее человеков (1 Кор 1, 25);   то, что является безумием в глазах мира, есть мудрость в глазах Божиих:  Бог избрал немудрое мира (1 Кор 1, 27).  Из­за того, что мудрость по Богу есть безумие для мира, безумным  называют Самого Христа (см.: Ин 10, 20), а также апостола Павла (см.:  11 Деян 26, 24). Таким образом, Спаситель и апостол Павел могли стать  примерами для юродивых — для тех ревностных христиан, которые  стремились следовать Учителю во всем, претерпеть то, что Он претерпел,  стать во всем, следовательно и в этом, подражателями Христа и святых, по слову апостола: Будьте подражателями мне, как я Христу (1 Кор 11, 1; ср.: 1 Кор 4, 16; Еф 5, 1; Флп 3, 17; 2 Тим 3, 9).  Как еще более сильный призыв звучит утверждение святого апостола  Павла: Бог избрал немудрое мира (1 Кор 1, 27).  Теперь быть безумным в глазах человеческих становится путем избранных, путем, который соответствует Божественному избранию или даже  призыву. Более того, апостол Павел подчеркивает свое безумие:  «Мы безумны Христа ради (1 Кор 4, 10) и призывает к нему: Если кто…  думает быть мудрым… тот будь безумным, чтобы быть мудрым (1 Кор 3,  18).  Не являются ли безумные во Христе, или более точно: безумные Христа  ради (moroi dia Hriston), по выражению апостола Павла, христианами,  принявшими последнее утверждение как заповедь и применившими его  буквально? Не могут ли они сказать вслед за апостолом: Мы безумны  Христа ради?  Глубокое знание Писания не свойственно для народной культуры из  которой выходили юродивые. Дело не в малогармотности а в особенности  русской книжности – она пркедставляла собой знакомство с определенным корпусом текстов и набора цитат, более того знакомство со Священныим  текстами происходила на слух с голоса священника в храме, а значит  главное основание юродства во Христе надо искать не в текстах  Священного Писания. Безумие, о котором в них идет речь, соответствует  той переоценке ценностей, которая была совершена Христом и  многократно описана в Евангелии (особенно Мф 18, 4; 20, 16; Мк 9, 35; 10, 44; Лк 14, 11). Безумие здесь понимается в духовном смысле, а не в  психопатологическом, если не по аналогии. В таком же духовном смысле  12 преподобный Иоанн Кассиан давал наставление монаху: «[Следует, чтобы  ты] был буй в мире сем, чтобы тебе сделаться премудрым» (Прп. Иоанн  Кассиан Римлянин. О постановлениях киновитян. 4. 41 (рус. пер.: Указ.  изд. С. 47).), а преподобный Симеон Новый Богослов отмечал: «Ученики  мудрецов века сего считают учеников Божиих безумными…» (Прп.  Симеон Новый Богослов. Главы богословские, умозрительные и  практические. 3. 85 (рус. пер.: Указ. изд. С. 70).). С тем же значением  говорил преподобный Антоний: «Приходит время, когда люди будут  безумствовать, и если увидят кого не безумствующим, восстанут на него и  будут говорить: «Ты безумствуешь», — потому что он не подобен им»  (Апофтегмы (алфавитное собрание). Об авве Антонии. 25 (рус. пер.:  Достопамятные сказания. С. 427).) Юродство, таким образом , особое призвание и добровольный выбор  человека, притворное безумие разыгрывается ими ради того, чтобы  привлечь на себя все те унижения, которые изливаются на безумного почти в каждом обществе со стороны его сограждан.  Как нам кажется, письменным источником, обосновывающим безумие во  Христе, является тот широкий контекст, в котором было употреблено  выражение: мы безумны Христа ради, то есть весь отрывок из Первого  послания к Коринфянам (4, 9–13): «Ибо я думаю, что нам, последним  посланникам, Бог судил быть как бы приговоренными к смерти, потому  что мы сделались позорищем для мира, для Ангелов и человеков. Мы  безумны Христа ради, а вы мудры во Христе; мы немощны, а вы крепки; вы в славе, а мы в бесчестии. Даже доныне терпим голод и жажду, и наготу и  побои, и скитаемся, и трудимся, работая своими руками. Злословят нас,  мы благословляем; гонят нас, мы терпим; хулят нас, мы молим; мы как сор для мира, как прах, всеми попираемый доныне». Можно указать как письменный источник параллельное место из Второго  послания к Коринфянам (6, 8–10): «в чести и бесчестии, при порицаниях и  похвалах: нас почитают обманщиками, но мы верны; мы неизвестны, но нас  узнают; нас почитают умершими, но вот, мы живы; нас наказывают, но мы  не умираем; нас огорчают, а мы всегда радуемся; мы нищи, но многих  13 обогащаем; мы ничего не имеем, но всем обладаем». А также — девятую  заповедь блаженств: «Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и  всячески неправедно злословить за Меня» (Мф 5, 11).  В заключение заметим, что апостол Павел, когда говорит о безумном  человеке, употребляет слово moros, но для обозначения юродивого Христа  ради чаще используется греческое слово salos, которым в разговорном  языке обычно называют cумаcшедшего.  Последняя четверть века ознаменована культурными вызовыми к  Почему юродивые появляются на Руси как культурный феномен с 2 пол  XV  которым ни русское общество ни церковная иерархия готовы не были. Речь  идет о движении стригольников, выступающих против денежных взносов за  рукоположение священников и диаконов, а так же  периодическими  отчислениями в епископскую казну.  Против этого выступило не священство,  а прихожане (ремесленные братства Пскова, в частности). Среди прочих  следствий юродство возникает в этот период как протест против лицемерия и  бытового обрядоверия (должно заметить, что до XVII века венчались в  основном представители знати, в народе же присутствие священника на  свадьбе являлось основой духовной легитимности брака). Более того Русь  оставалась в этот период крещенной номинально – нехристианские обычаи и  суеверия были массово распространены. В данный период из русской культуры исчезает образ праведного князя  (канонически князей не прославляют) Аскетическое, пророческое и социальное служение юродивых 14­19 веков. Необычное обилие "Христа ради юродивых", или "блаженных" в святцах  русской церкви и высокое народное почитание юродства до последнего  времени, действительно, придает этой форме христианского подвижничества  национальный русский характер. Юродивый так же 'необходим для русской  церкви, как секуляризованное его отражение, Иван­дурак, ­ для русской  сказки. Иван­дурак, несомненно, отражает влияние св. юродивого, как Иван­ царевич ­ святого князя.  Здесь не место останавливаться на очень трудной духовной  феноменологии русского юродства. Совершенно схематически укажем на  следующие моменты, соединяющиеся в этом парадоксальном подвиге:  14 Дар пророчества приписывается почти всем юродивым. Прозрение  духовных очей, высший разум и смысл являются наградой за попрание  человеческого. разума подобно тому, как дар исцелений почти всегда связан с аскезой тела, с властью над материей собственной плоти.   Лишь первая и третья сторона юродства являются подвигом, служением,  трудничеством, имеют духовно­практический смысл. Вторая служит  непосредственным выражением религиозной потребности. Между первой и  третьей существует жизненное противоречие. Аскетическое подавление  собственного тщеславия покупается ценою введения ближнего в соблазн и  грех осуждения, а то и жестокости. Св. Андрей цареградский молил Бога о  прощении людей, которым он дал повод преследовать его. И всякий акт  спасения людей вызывает благодарность, уважение, уничтожает аскетический  смысл юродства. Вот почему жизнь юродивого является постоянным  качанием между актами нравственного спасения и актами безнравственного  глумления над ними.  В русском юродстве вначале преобладает первая, аскетическая сторона, в  XVI столетии уже, несомненно, ­ третья: социальное служение.   В Киевской Руси мы не встречаем юродивых в собственном смысле слова.  Но о некоторых преподобных мы слышим, что они юродствуют временно:  Исаакий, затворник Печерский, и Авраамий Смоленский. Впрочем,  относительно Авраамия нет уверенности в том, не называет ли его биограф  юродством нищую, странническую жизнь святого. Социальное уничижение,  "худые ризы" преп. Феодосия, тоже, ведь, граничат с юродством смирения.  Временно нес тяжкое бремя юродства, и преп. Кирилл Белозерский. Как и для Исаакия, его юродство мотивируется желанием избежать славы. Что оно  имело характер моральный (имморальный) ­ по крайней мере, нарушения  дисциплины, ­ видно из налагавшихся на него игуменом наказаний. Впрочем в  юродстве преподобных мы не должны искать резких черт классического типа: для них достаточно и отдаленного приближения к нему. Это не особая форма  служения, а привходящий момент аскезы.   Первым настоящим юродивым на Руси был Прокопий Устюжский. К  сожалению, его житие составлено (XVI в.) много поколений после его  кончины, которую оно само относит к 1302 г., помещая отдельные события  его то в ХII­ое, то в ХV­ое столетие. Житие эго приводит Прокопия в Устюг  из Новгорода и, что самое поразительное, делает его немцем. Был он смолоду  15 богатым купцом "от западных стран, от латинска языка, от немецкой земли".  В Новгороде он познал истинную веру в "церковном украшении", иконах,  звоне и пении. Крестившись у святого Варлаама Хутынского (тут явный  анахронизм, следствие позднего составления Жития) и раздав свое имение, он "приемлет юродственное Христа ради житие и в буйство преложися", по  апостолу. В чем состояло его буйство, не указывается. Когда его начали  "блажити" в Новгороде (автору жития следовало сказать о "блажении" до  принятия юродства), он отпрашивается у Варлаама в "восточные страны", и  идет по градам и весям, непроходимым лесам и болотам, "взыскуя древнего  погибшего отечества". Его юродство навлекает на него от людей "досаду и  укорение и биение и пхание", но он молится за своих обидчиков. Город Устюг, "великий и славный", он избрал для жительства тоже за "церковное  украшение". Житие он ведет жестокое, с каким не могли сравняться самые  суровые монашеские подвиги: не имеет кровли над головой, спит "на гноище"  нагой, после ­ на паперти соборной церкви. Молится тайно, по ночам, прося  "полезных граду и людем". Принимает у богобоязненых людей по малу пищи,  но никогда ничего у богатых.  Первому русскому юродивому удалось, по­видимому, ввести в  заблуждение устюжан. Мнимый "юрод" не пользовался авторитетом, как это  видно из эпизода об огненной туче. Однажды Прокопий, войдя в церковь,  возвещает Божий гнев на град Устюг "за беззаконные неподобные дела зле  погибнут огнем и водою". Никто не слушает его призывов к покаянию, и он  один плачет целые дни на паперти. Только когда страшная туча нашла на  город, и земля затряслась, все бегут в церковь. Молитвы перед иконой  Богородицы отвратили Божий гнев, и каменный град разразился в 20 верстах  от Устюга, где столетия спустя можно было еще видеть поваленный лес.   Пророческий дар, неотъемлемый от юродства, Прокопий проявляет и во  втором эпизоде жития, из которого мы узнаем, что были у него в Устюге и  друзья. В страшный мороз, какого не запомнят устюжане, когда замерзали  люди и скот, блаженный не выдержал пребывания на паперти в своей  "раздранной ризе" и пошел просить приюта у клирошанина Симеона, отца  будущего святителя Стефана. В этом доме он предсказывает Марии о  рождении от нее святого сына. Так, как рисуется здесь его облик в общении с  людьми, в нем нет ничего сурового и мрачного. Он является "светлым  видением и сладким смехом". Хозяина, который обнимает его и целует, он  приветствует словами: "Брате Симеоне, отселе веселися и не унывай".  16 В этой устюжской повести явственны следы влияния греческого жития  Андрея Юродивого, особенно в описании морозного терпения святого.  Не даром устюжское предание приводит первого русского юродивого из  Великого Новгорода. Новгород был родиной русского юродства. Все  известные русские юродивые XIV в. и начала XV связаны с Новгородом. Здесь буйствовали в XIV веке Николай (Кочанов) и Федор, пародируя своими  драками кровавые столкновения новгородских партий Торгового и  Софийского районов города. Никола жил на Софийской стороне, Федор на  Торговой. Они переругивались и перебрасывались через Волхов. Когда один  из них пытался перейти реку по мосту, другой гнал его назад, крича: "Не ходи на мою сторону, живи на своей". Легенда прибавляет, что после таких боев  блаженным случалось возвращаться не по мосту, а прямо по воде, яко по  суху.   В пятнадцати верстах от Новгорода, в Клопском Троицком монастыре  подвизался св. Михаил († 1453), именуемый юродивым (или Салос), хотя в его житиях (известно 3 редакции) не видим юродства в собственном смысле  слова. Св. Михаил является провидцем, а его жития собранием "пророчеств",  вероятно, записывавшихся в монастыре. Лишь причудливость формы,  символическая театральность жестов, с которыми связаны некоторые из его  пророчеств, могли быть истолкованы, как юродство. Самое большое о  юродстве говорит начало жития, рисующее его необычайное появление в  Клопском монастыре.  В ночь под Иванов день (1409 г.), во время всенощной, в келье одного из  монахов оказался неведомо откуда пришедший старец. "Пред ним свеща  горит, а пише седя Деяния апостольска". На все вопросы игумена неизвестный отвечает буквальным повторением его слов. Его, было, приняли за беса,  начали кадить "темьяном" но старец, хотя "от темьяна закрывается", но  молитвы повторяет и крест творит. В церкви и трапезной он ведет себя "по  чину" и обнаруживает особенное искусство сладкогласного чтения. Он не  желает только открывать своего имени. Игумен полюбил его и оставил жить в  монастыре. Не говорится, был ли он пострижен и где. Монах он был  образцовый, во всем послушлив игумену, пребывая в посте и молитве. Но  житие его было "вельми жестоко". Не имел он в келье ни постели, ни  изголовья, но лежал "на песку", а келью топил "наземом да коневым калом", и  питался хлебом да водой.  17 Его имя и знатное происхождение обнаружилось во время посещения  монастыря князем Константином Дмитриевичем, сыном Дмитрия Донского. В трапезной князь пригляделся к старцу, который читал книгу Иова, и сказал:  "А се Михаиле Максимов сын рода княжеска". Святой не отрицал, но и не  подтверждал, и князь, уезжая, просил игумена: "Поберегите, отцы, сего  старца, нам человек той своитин". С тех пор Михаил жил в монастыре,  окруженный всеобщим уважением. При игумене Феодосии он изображается  рядом с ним как бы правителем монастыря... Молчание свое он прерывает для загадочных пророчеств, которые составляют все содержание его жития. То он  указывает место, где рыть колодезь, то предсказывает голод и учит кормить  голодных монастырской рожью. Суровый к сильным мира сего, он  предсказывает болезнь посаднику, обижавшему монастырь, и смерть князю  Шемяке и архиепископу Евфимию I. В этих пророчествах Михаила много  политики, и при том демократической и московской, которая ставит его и  игумена в оппозицию к новгородскому боярству. Позднейшие предания  приписывают ему провидение о рождении Ивана III и предсказание о гибели  новгородской свободы.  Во всем этом нет настоящего юродства, но есть причудливость формы,  поражавшая воображение. Предсказывая смерть Шемяке, он гладит его по  голове, а обещая владыке Евфимию хиротонию в Литве, берет из рук его  "ширинку" и возлагает ему на голову. За гробом игумена идет в  сопровождении монастырского оленя, которого приманивает мохом из своих  рук. Можно было бы сказать, что лишь общее уважение к юродству в  Новгороде XV столетия сообщает нимб юродивого суровому аскету и  прозорливцу.  Житие Ростовского юродивого Исидора († 1474) составлено, в  значительной степени, по устюжским и новгородским легендам. Живет он в  "куще", на болоте, юродствует днем, а по ночам молится. Его гонят и смеются над ним, несмотря на чудеса и предсказания, исполнение которых заслужило  ему его прозвище: "Твердислов". И этот юродивый "от стран бе западных,  роду римского, языка немецкого". Эти слова ­ прямое заимствование из жития Прокопия ­ не являются надежным свидетельством. Выведение юродивых из  немецкой земли могло быть выражением их чуждости окружающей жизни, их  странничества на земле. Отвержение родины есть аскетический подвиг,  особенно связанный с юродством. Но вот для другого ростовского юродивого  Иоанна Власатого (или Милостивого † 1581) его нерусское происхождение  18 кажется вероятным. На гробнице его в церкви св. Власия до последнего  времени сохранялась псалтырь на латинском языке, по преданию ему  принадлежавшая. В надписи на листах, относящейся ко времени св. Дмитрия  Ростовского (1702­9), читается: "От времени преставления блаженного  Иоанна Власатого и милостивого, даже доселе, бяше на гробе его книжица  сия, зело ветха, псалтырь Давыдов, на латинском диалекте, юже той угодник  Божий моляся к Богу чтяше". Известно, что католический Запад не знал  юродства. Как ни странным представляется избрание этого подвига  перешедшим в православие немцем, опыт нашего времени показывает, что  нередко православные немцы обнаруживают максимум русскости: и в  славянофильстве и в религиозной ревности. Но иностранное происхождение  первого русского юродивого св. Прокопия сомнительно.  1. Ряд московских юродивых начинается с Максима († 1433),  канонизованного на соборе 1547 г. Житие его не сохранилось. XVI век дал  Москве Василия Блаженного и Иоанна, по прозванию Большой Колпак.  Многословное и витиеватое житие св. Василия не дает никакого  представления о его подвиге. Его образ сохранен в народной московской  легенде, известной и в поздних записях. Она полна исторических небылиц,  хронологических несообразностей, местами прямых заимствований из  греческого жития св. Симеона. Но это единственный источник для знакомства с русским народным идеалом "блаженного". Не знаем только, в какой мере он  соответствует московскому святому XVI века.  По народной легенде, Василий был в детстве отдан к сапожнику и тогда  уже проявил свою прозорливость, посмеявшись и прослезившись над купцом,  заказавшим себе сапоги: купца ожидала скорая смерть. Бросив сапожника,  Василий начал вести бродячую жизнь, ходя нагим (как св. Максим) по  Москве, ночуя у одной боярской вдовы. Как сирийский юродивый, он  уничтожает товары на рынке, хлеб и квас, наказывая недобросовестных  торговцев. Все его парадоксальные поступки имеют скрытый мудрый смысл,  связанный с объективным видением правды; они совершаются не по  аскетическому мотиву юродственного самоунижения. Василий швыряет  камни в дома добродетельных людей и целует стены ("углы") домов, где  творились "кощуны": у первых снаружи виснут изгнанные бесы, у вторых  плачут ангелы. Данное царем золото он отдает не нищим, а купцу в чистой  19 одежде, потому что купец потерял все свое состояние и, голодая, не решается просить милостыню. Поданное царем питие он выливает в окошко, чтобы  потушить далекий пожар в Новгороде. Самое страшное ­ он разбивает камнем  чудотворный образ Божией Матери у Варварских ворот, на доске которого  под святым изображением был нарисован чорт. Дьявола он всегда умеет  раскрыть во всяком образе и всюду его преследует. Так он узнал его в нищем,  который собирал много денег у людей, посылая в награду за милостыню  "привременное счастье". В расправе с нищим­бесом есть мораль, острие  которой направлено против благочестивого корыстолюбия; "Собираеши  счастьем христианские души, в сребролюбивый нрав уловляеши".  Не раз блаженный представляется обличителем ­ хотя и кротким ­  Грозного царя. Так он укоряет царя за то, что, стоя в церкви, мыслями был на  Воробьевых горах, где строились царские палаты. Скончавшийся в 50­х гг.  XVI века, св. Василий не был свидетелем опричного террора Грозного. Но  легенда заставляет его перенестись в Новгород во время казней и погрома  города (1570). Оказавшись под мостом у Волхова в какой­то пещерке,  Василий зазывает к себе Иоанна и угощает его сырой кровью и мясом. В ответ  на отказы царя, он, обнимая его одной рукою, другой показывает на небесах  возносящиеся души невинных мучеников. Царь в ужасе машет платком,  приказывая остановить казни, и страшные яства превращаются в вино и  сладкий арбуз.   О почитании св. Василия, канонизованного в 1588 г., говорит посвящение  ему храмов еще в XVI столетии и самое переименование народом  Покровского (и Троицкого) собора, в котором он был погребен, в собор  Василия Блаженного.  При царе Феодоре Ивановиче в Москве подвизался другой юродивый, по  прозвищу Большой Колпак. В Москве он был пришельцем. Родом из  вологодских краев, он работал на северных солеварнях, в качестве водоноши.  Переселившись в Ростов (он собственно ростовский святой), Иоанн построил  себе келью у церкви и в ней спасался, увешав свое тело веригами и тяжелыми  кольцами. Выходя на улицу, он надевал свой колпак, т. е. одежду с  капюшоном, как ясно объяснено в житии и изображается на старинных  иконах. Едва ли не Пушкин первый назвал этот колпак железным в "Борисе  Годунове". Как об особом подвиге Иоанна, рассказывается, что он любил  подолгу смотреть на солнце, помышляя о "праведном солнце". Дети и  20 безумные люди смеялись над ним (слабые отголоски действительного  юродства), но он не наказывал их, как наказывал Василий Блаженный, и с  улыбкой предрекал будущее. Перед смертью блаженный переселился з  Москву, но мы ничего не знаем о его здешней жизни. Умер ч мовнице (в бане),  и во время его погребения в том же Покровском соборе, где схоронен  Василий, произошло "знамение": страшная гроза, от которой многие  пострадали. У англичанина Флетчера читаем, что в его время "холил по  улицам нагой юродивый и восстановлял всех против Годуновых, которых  почитают правителями государства". Обыкновенно отождествляют этого  юродивого с Иоанном, хотя нагота его как будто противоречит одежде  Колпака.   Но обличение царей и сильных мира в XVI веке уже сделалось  неотъемлемой принадлежностью юродства. Самое яркое свидетельство дает  летопись в рассказе о беседе псковского юродивого св. Николы с Иоанном  Грозным. Пскову в 1570 г. грозила участь Новгорода, когда юродивый вместе  с наместником кн. Юрием Токмаковым велели ставить по улицам столы с  хлебом­солью и с поклоном встречать царя. Когда, после молебна, царь зашел  к нему благословиться, Никола поучал его "ужасными словесы еже престати  велия кровопролития". Когда Иван, несмотря на предупреждение, велел снять колокол со святой Троицы, то в тот же час у него пал лучший конь "по  пророчеству святого". Так пишет псковский летописец. Известная легенда  прибавляет, что Никола поставил перед царем сырое мясо, несмотря на  великий пост, и в ответ на отказ Иоанна ­ "я христианин, и в пост мяса не ем",  ­ возразил: "А кровь христианскую пьешь?". Это кровавое угощение  Псковского юродивого, конечно, отразилось на народной легенде московского Василия.  По понятным причинам иностранцы­путешественники больше русских  агиографов обращают внимание на политическое служение юродивых.  Флетчер пишет (1588 г.): "Кроме монахов, русский народ особенно чтит  блаженных (юродивых) и вот почему: блаженные, подобно пасквилям,  указывают на недостатки знатных, о которых никто другой и говорить не  смеет. Но иногда случается, что за такую дерзкую свободу, которую они  позволяют себе, от них тоже отделываются, как это и было с одним, двумя в  предшествующее царствование, за то, что они уже слишком смело поносили  правление царя". Флетчер же сообщает о Василии Бл., что "он решился  упрекнуть покойного царя в жестокости". Об огромном уважении русских к  21 юродивым еще в начале XVI в. пишет Герберштейн: "Юродивые ходили  нагими, средина тела у них закрыта тряпкой, с дико распущенными волосами,  железной цепью на шее. Их почитали и пророками: явно обличаемые ими  говорили: это по грехам моим. Если они что брали в лавке, торговцы еще  благодарили".  Из этих описаний иностранцев мы заключаем, во­первых, что юродивые в  Москве были многочисленны, составляли особый класс, и что Церковь  канонизовала из них весьма немногих. (Впрочем, в виду народного  преимущественно почитания блаженных, установление точного списка  канонизованных святых этого чина встречает много трудностей). Во­вторых,  общее уважение к ним, не исключавшее, конечно, отдельных случаев  насмешки со стороны детей или озорников, самые вериги, носимые на показ,  совершено меняли на Руси смысл древне­христианского юродства. Менее  всего это подвиг смирения. В эту эпоху юродство есть форма пророческого, в древнееврейском смысле, служения, соединенная с крайней аскезой.  Специфически юродственное заключается лишь в посмеянии миру. Уже не  мир ругается над блаженным, но они ругаются над миром.  Не случайно, что пророческое служение юродивых получает в XVI веке  социальный и даже политический смысл. В эту эпоху осифлянская иерархия  ослабевает в своем долге печалования за опальных и обличения неправды.  Юродивые принимают на себя служение древних святителей и подвижников.  С другой стороны, этот мирянский чин святости занимает в Церкви место,  опустевшее со времени святых князей. Различие условий" государственной  жизни вызывает совершенно противоположные формы национального  служения. Святые князья строили государство и стремились к осуществлению в нем правды. Московские князья построили это государство крепко и  прочно. Оно существует силой принуждения, обязанностью службы и не  требует святой жертвенности. Церковь передает государственное  строительство всецело царю. Но неправда, которая торжествует в мире и в  государстве, требует корректива христианской совести. И эта совесть  выносит свой суд тем свободнее и авторитетнее, чем меньше она связана с  миром, чем радикальнее отрицает мир. Юродивый вместе с князем вошли в  Церковь, как поборники Христовой правды в социальной жизни.   Общее понижение духовной жизни с половины XVI века не могло не  коснуться и юродства. В XVII веке юродивые встречаются реже, московские  22 уже не канонизуются церковно. Юродство ­ как и монашеская святость ­  локализируется на севере, возвращаясь на свою новгородскую родину.  Вологда, Тотьма, Каргополь, Архангельск, Вятка ­ города последних святых  юродивых. На Москве власть, и государственная и церковная, начинает  подозрительно относиться к блаженным. Она замечает присутствие среди них  лже­юродивых, натурально безумных или обманщиков. Происходит умаление  и церковных празднеств уже канонизованным святым (Василию Блаженному).  Синод вообще перестает канонизовать юродивых. Лишаясь духовной  поддержки церковной интеллигенции, гонимое полицией, юродство  спускается в народ и претерпевает процесс вырождения. Почему мало прославлено общецерковных русских юродивых? Основными причинами скудность биографических данных и достоверных фактов   чудес   и   подвигов   юродивых.   Более     того   многие   канонизации совершаются значительно позднее смерти юродивого и возможности собрать достоверную информацию нет. Это является подтверждением юродства как феномена   культуры   потому,  что   юродивый   представляется   современником целостным культурным типом, а не конкретным человеком с его слабостями, достоинствами   и   недостатками.   Юродивый   представляется   «иконой» обращенной к современникам. И интерес к чего жизни (тому, что называется биографическими данными) немыслим как немыслим вопрос на какой породы дерева   написана   икона,   или   краски   какой   фирмы   применялись   при   ее написании. Юродство ­ уникальный личный подвиг или общественное служение, достойное подражания: зачем канонизируют юродивых? Подвиг юродства – общественное служение так ка все юродивые соей жизнью молитвой словом делами   служат   людям   а   не   собственному   спасению.   Юродивый   стремится совими   поступками,   своей   жизнью   привлечь   внимание   людей   к   чему­то важному и не заботится о том, всегда ли он понят. Терминологическое единство в русской культуре понятий «юродивый» и «блаженный» ­ в чем причины этого единства? Характерно культурное единство понятий юродство и блаженство, свойственно только для русской культуры.  Это   означает   что   пророчества   и   действия   юродивого   благи   для людей.  Характерно   что   характерным   признаком   лжеюродивого     (кликуши) 23 считаются дурные пророчества (запугивание народа) а обличения какого­либо человека злы и пагубны для обличаемого и становятся поводом для сплетен. Блаженный   говорит   правду   о   человеке   так   ,   что   человек   стремится   к переменам   собственной   жизни(или   даже   покаянию),   лжеюродивый   говорит правду так, что она может его убить или положить вражду с ближними.  Юродство   как   культурный   феномен   в   период   кризиса   и   периоды стабильности  ­ есть ли отличия?  Выяснить почему до  XVI века в житиях юродивых преобладает аскеза и притворное безумие после XVI века пророчество и прозорливость. XVI век   ознаменован   триумфом   раннего   царствования   и   трагедией   позднего царствования Ивана Грозного. Реализуя принцип Макиавелли «политика – вне морали» Иван  Грозный все  делал  искренне –  искренне  грешил и искренне каялся,   но   при   этом   оправдывал   свои   беззакония   (многочисленные   браки, репрессии и пр.) том что «царю можно все».  Жестокость царя народу была если   не   приемлема,   то   объяснима,   а   вот   убийство   игумена   Корнилия, митрополита Филиппа  ­ лежали за гранью понимания и на грани терпения. Ни один   из   русских   правителей   до   него   так   не   царствовал   –   и   это   явилось поводом трансформации служения юродивых , они становятся обличителями «сильных мира» Народное   почитание   юродивого   как   одна   из   основ   канонизации   – может ли народ ошибаться? Народ, живущий церковной жизнью  ­ вряд ли. В том смысле, что будучи не всегда праведен в делах, представления о грехе остаются   незыблемыми.   Кстати,   планируется   решить   интересный   и   очень важный   культурологический   вопрос   –   какие   христианские   представления оставались неизменными на Руси в исследуемый период?  Автору представляется   что   неизменным   оставалось   представление   о   грехе.   Зло совершали   многократно   и   изощренно,   но   представление   о   том,   что совершается именно зло (а не какое –то особенное добро), оставалось. Опять же образ Ивана Грозного – он понимал что совершает зло, но зло во имя государства, так как он царь – но это в его понимании оставалось бременем царя, а не государственной объективной необходимостью. В чем причины вырождения юродства. Как жития юродивых могут препятствовать трансляции подвига юродства? 24 Если рассмотреть канонизацию хронологически     то общерусских святых было канонизировано немного: XIV век – 4 XV век – 11 XVI  век ­ 14 XVII век ­  7 Характерно что юродивых было много но канонизированы единицы  После   раскола   Церковь    XVII  века   подозрительно   относится   к юродивым (среди них много старообрядцев и раскольников) юродство как явление перемещается на Север (Архангельск, Вятка, Вологда) Как   рано на Руси явились мнимо­юродивые   ­   на   это   есть   прямые указания   лишь начиная с XVI века. Иоанн Грозный во втором послании к собору жаловался, что "лживые пророки, мужики и женки, и девки, и старые бабы     бегают     из   села   в   село,   нагие   и   босые,   с   распущенными   волосами, трясутся и   бьются, и кричат: св. Анаcтacиa и св.   Пятница   велят   им".   В следующем     затем   столетии   о   таких   лжеюродивых   упоминают   патриарх Иоасаф 1­й (в указе 1636 г.) и собор 1666 ­ 1667 г. Церковная власть времен Петра I  преследовала лже­юродивых, которых предписывалось помещать  в монастыри  "с употреблением их в труд до конца жизни"; указом 1732  года воспрещалось "впускать юродивых в кощунных одеждах в церкви", где они кричали,  пели   и   делали     разные     бесчинства     во     время       богослужения, единственно   из корыстного желания обратить на себя внимание богомольцев. И в   настоящее время иногда являются лже­юродивые и   находят   немало почитателей. Когда юродство принимает явную политическую и антигосудартвенную окраску – то в это проявляется не только большое искушение для власти ликвидировать юродство как социальное и культурное явление, но и соблазн для самих юродивых впасть в обличение не отдельных грехов властителей а ниспровергать власть как один из элементов  мироустройства.   С развитием житийного   канона   юродства   –   стал   складываться   образ   юродства   не   как личного подвига, а как изначальной предрасположенности к таковой жизни. Жития   в   силу   отсутствия   достоверной   информации   о   рождении   и   жизни, скажем   так,   юродивых   до   «явного   юродства»   жития   писались   по   Канону 25 (определенному   стандарту).   ТО   есть   по   житиям   выходило   что   человек рождался предрасположеным к юродству и в какой то период жизни являл свой   дар   миру.   Опасностью   было   то,   что   при   таком   толковании   подвиг юродство   (и   вообще   любого   образа   святости)   представлялся   лично неповторимым,   а   посему   далеким   и   невозможным   для   подражания.   Это привело к тому, что часто в народной культуре слабоумие представлялось юродством   либо   за   токовое   выдавали   психическое   расстройтсов. Способствовали   дискредитации   юродства   и   раскольнические   радикалы (призывающие к самоубийству во имя веры) Образ юродивого в русской литературе  Редко находим мы для русских юродивых житийные биографии, еще реже   ­   биографии   современные.   Почти   везде   неискусная,   привычная   к литературным шаблонам рука стерла своеобразие личности. По­видимому, и религиозное   благоговение   мешало   агиографам   изобразить   парадоксию подвига. Многие юродивые на Руси ходили нагие, но агиографы стремились набросить   на   их   наготу   покров   церковного   благолепия.   Читая   жития греческого   юродивого   Симеона,   мы   видим,   что   парадоксия   юродства охватывает   не   только   разумную,   но   и   моральную   сферу   личности.   Здесь христианская   святость   прикрывается   обличием   не   только   безумия   но   и безнравственности. Святой совершает все время предосудительные поступки: производит бесчиние в храме, ест колбасу в страстную пятницу, танцует с публичными   женщинами,   уничтожает   товар   на   рынке   и   т.   п.   Русские агиографы   предпочитают   заимствовать   из   жития   св.   Андрея,   в   котором элемент   имморализма   отсутствует.   Лишь   народные   предания   о   Василии Блаженном, да скудные упоминания летописей показывают, что и русским юродивым не чужда была аффектация имморализма. Жития их целомудренно покрывают   всю   эту   сторону   их   подвига   стереотипной   фразой:   "похаб   ся творя". "Юрод" и "похаб" ­ эпитеты, безразлично употреблявшиеся в древней Руси – по­видимому, выражают две стороны надругания над "нормальной" человеческой   природой:   рациональной   и   моральной.   Мы   могли   бы   легко сослаться в доказательство на современное русское юродство, но это было бы методологически   неправильно.   Лишенное   церковного   признания   и благословения с XVIII века, русское юродство не могло не выродиться, хотя 26 мы   лишены   возможности   определить   степень   его   уклонения   от   древних образцов.  Образ юродивого в иконографии   Иконографически   изображали   характерные   признаки   прижизненного юродства   –   образ   на   иконе   должен   быть   узнаваем,   соблюдая   правила стыдливости   –   (полную   наготу,   если   таковая   была   прижизненной   чертой юродства, не изображали, заменяя её частичной). Характерно, что полного портретного сходства не было но стремились опять же использовать любые прижизненные свидетельства для создания узнаваемого образа, Образ юродивого в современном кинематографе (на примере фильма П. Лунгина   «Остров»)  В   кинематографической   работе   П.   Лунгина   образ юродствующего старца  Анатолия  выписан настолько глубоко и достоверно, что в общественной культуре складывается образ юродивого как единственно возможный образ христианина в современном мире Вывод образ  юродивого  обличителя  и  прозорливца  характерен  для  многих религиозных   культур   –   но   как   феномен   культуры   свойственен   только культуре русской: массовость подвига, не всегда по достоинству оцененная современниками не были препятствием для множества подвижников. Сложно говорить о побудительных мотивах и путях, которыми человек шел к этому подвигу   –   интеллектуальное   ли   слабоумие,   делало   человека   более чувствительным к эстетике молитвы и аскезы (а характерной чертой русских юродивых была именно особая эстетика аскезы, особая красота выраженная в пожизненном подвиге, а не в «юродских озарениях»), или жизненная трагедия делала   человека   настолько   чувствительным   к   чужой   боли,   что   перестал замечать   свою   из   житий   мы   этого   не   узнаем.   Но   без   Божественного вдохновения   истинный   юродивый   не   поднимался   на   подвиг   –   несомненно (прижизненные и посмертные (у мощей) чудотворения тому подтверждения.) И   видимое   в   юродивых   Божественное   вдохновение   рождало   всенародную любовь   и   почитание   канонизированных   и   многих   безвестных   подвижников ставших одним их столпов национальной русской культуры .   27 Использованная литература Иванов С. А. Блаженные похабы. Культурная история юродства. — М.: Языки славянских культур, 2005.  Иванов С. А. Византийское юродство. М.: Международные отношения, 1994. Панченко А. М. Смех как зрелище // Лихачев Д. С., Панченко А. М., Понырко  Н. В. Смех в Древней Руси. Л., 1984, с. 72­153 Панченко А. М. Юродивые на Руси // Панченко А. М. Русская история и  культура: Работы разных лет. СПб.: Юна, 1999, с. 392—407. Прыжов И. Г. «История нищенства, кабачества и кликушества на Руси». 1865. Юрков С. Е. Православное юродство как антиповедение // Юрков С. Е. Под  знаком гротеска: антиповедение в русской культуре (XI­начало XX вв.). СПб., 2003, с. 52­69. Ключевский В.О. Древнерусские жития святых как исторический источник.  М. Астрель, 2003. Тихомиров Е. Юродивые Христа ради и их благотворная для общества  деятельность // Душеполезное чтение. – 1884. Подвиг юродства / Сост. свящ. Иоанн Ковалевский. – М.: Лепта, 2000. Кузнецов А. Юродство и столпничество: Религиозно­психологическое,  моральное и социальное исследование. – Спб., 1913; репринт М., 2000. Тальберг Н. Святая Русь. – Париж, 1929. – Джорданвилль, 1964.  Федотов Г.П. Святые Древней Руси. – Спб.: Сатисъ, 2004. Успенский Б.А. Антиповедение в культуре Древней Руси // Проблемы  изучения культурного наследия. – М., 1985.  Недоспасова Т.А. Русское юродство XI­XVI вв. М. 1997 г. Юдин А.В. Русская народная духовная культура. – М.: Высшая Школа, 1999 Юдин А.В. Русская традиционная народная духовность. М., 1994. Забияко А.П. Антиномии русского сознания: мудрость и безумие //  Литературная учеба.– 1999. – № 1, 2 , 3. – С. 139­157. 28 Забияко А.П. Юродивый // Религиоведение. Энциклопедический словарь / Под ред. А.П. Забияко, А.Н. Красникова, Е.С. Элбакян. – М.: Академический  Проект, 2006. – 1256 с.  Забияко А.П.  Юродивый // Энциклопедия религий. – М.: Академический  Проект; Гаудеамус, 2008. – С. 1467. Митина Е.В. Категория мудрости в древнерусском религиозном сознании:  диссертация кандидата философских наук : 09.00.13 / Митина Елена  Викторовна. – Москва, 2001. Юрганов А.Л. Нелепое ничто или Над чем смеялись святые Древней Руси? // Каравашкин   А.В.,   Юрганов   А.Л.   Опыт   исторической   феноменологии. Трудный путь к очевидности. – М., 2003 Ростова Н.Н. Человек обратной перспективы: опыт философского  осмысления феномена юродства Христа ради. – М.: Издательство  Московского государственного индустриального университета (серия  «Современная русская философия»), 2008 Поселянин Е.П., Подвижники русской церкви ­ М.: Книга, 1989. Шульц А.Г., Призрение помешанных в России – М.: СПб, 1998. Ключевский В. О. Древнерусские жития святых как исторический источник.  М., 1871. Флоровский Г.П., протоиерей, Пути русского богословия. Вильнюс, 1991. 29