Детство моей прабабушки

Детство моей прабабушки

Подготовила:Колеватова Ольга
Руководитель: Дерявкина Е.В.

И вот такими драгоценными крупицами правды представлены воспоминания этой женщины, которая еще ребенком узнала, что такое война и кто такие немцы, которые убили ее отца.  Я хочу рассказать о Вивденко Галине Дмитриевне, детство которой пришлось на период войны.

Ровно семьдесят лет нас отделяют от того светлого майского дня, когда прогремели победные залпы, известив об окончании Великой Отечественной Войны. Остались позади дни и ночи неимоверного напряжения нашего народа в невиданном до сих пор сражении, когда каждый миг, каждый час требовали для Победы все новые и новые жертвы. Наша страна за свою свободу и независимость заплатила невиданную цену, и поэтому в народной памяти Великая Отечественная Война и по сегодняшний день отзывается несмолкающим эхом, в котором слышится непроходящая боль. Нет у нас практически ни одной семьи, которой бы не коснулась черным крылом война.

Вот что она вспоминает:
« Родилась я в украинском селе Старая Ушица, Винницкой области в 1936 году. Когда началась война, мне было 5 лет. Поэтому начало войны я не помню. Старая Ушица была районным центром и пограничной зоной с Бессарабией. Речка Днестр являлась границей. Помню пограничную заставу, мы там часто бывали с отцом. Во время войны застава была разрушена.
Немцев я увидела впервые в нашем дворе. Мы жили в доме, где находилась больница. В этом же доме, при больнице жила и семья главного врача. К нему частенько приходили немецкие офицеры. . Мама с папой работали в больнице. Когда я пошла в школу, я видела немцев чаще. По дороге в школу мне встречался патруль двух офицеров с овчаркой. Один был возрастом примерно лет сорока, другой – совсем молодой. Тот, который помоложе, часто пытался натравить на меня собаку, а старший ему не разрешал это сделать. Я стала их остерегаться и поэтому далеко обходила. Приходилось свернуть в переулок или куда - нибудь спрятаться. Дальше, не доходя до школы, находилась немецкая комендатура. Там всегда было много немцев, но обойти ее было невозможно. В школе мы учились как обычно, даже читали по букварю.Немцы в нашу школу заходили очень редко.

Вот, однажды зашли три офицера, открыли дверь в наш класс, осмотрели и пошли на второй этаж. Потом мы услышали там крики на немецком языке и грохот. Как потом выяснилось, они кричали на директора школы и по-видимому, его ударили так, что он упал вниз по ступенькам. Директор был инвалидом – у него не было ноги. Что там произошло, неизвестно.
Как-то с папой произошел на работе такой случай. Главный врач дал ему порванные тонкие медицинские перчатки, чтоб отец их заклеил. Отец отказался, так
-1-
как их заклеить было невозможно – дыра была большой. Да и не чем было. И тогда врач пожаловался немцам и они избили отца. Помню, открыл отец дверь домой, перешагнул через порог и упал…

В 1943 году зима выдалась снежной и холодной, совсем не украинской. Но, тем не менее, весна, как всегда была ранней. В апреле снег уже растаял, и было тепло. На Днестре растаял лед, и мы на перемене бегали к речке. Школа была рядом с Днестром на взгорке, моя парта стояла возле окна и из окна была видна часть Днестра. Иногда по речке плыли вздувшиеся трупы. Значит, где-то недалеко шли бои.
В начале лета 1944 года было не очень спокойно. Немцы ходили по домам, забирали скот и всё съедобное.Сопротивляться было бесполезно иначе смерть. Конечно, все старались что-то припрятать. В районном центре немцев было больше, чем в сёлах и мама с нами уехала к своей сестре в другую деревню. Видно думала, что там будет спокойнее. В эту пору наши войска приближались всё ближе. Часто стали летать самолёты, иногда рядом бомбили. Вот в один такой день, во время бомбёжки в одном большом доме собрались несколько соседей. Вместе было не так страшно. Мама нас с братом всё время прятала под кроватью и закрывала подушками. Люди говорили, что перо из подушек задержит осколки бомб. Нам не сиделось под кроватью, и мы часто выглядывали

Так мы сидели в сарае, наблюдали в щель и тряслись от страха. Как только они прошли, мы быстро побежали домой, позабыв о крапиве. Когда бежали, то услышали стрельбу из автоматов – это расстреливали евреев. За школой, где-то метров пятьсот был глубокий овраг, вот там и закончился их последний путь.
Как - то однажды, мы с мамой стояли во дворе. Никого нигде не было видно.

Однажды, мы с соседским мальчиком попросили своих мам, отпустить нас искать крапиву, так как очень хотелось кушать. Немцев не было видно, и мы пошли на поиски. Крапива нам не попадалась, ведь ее . уже вырвали другие люди. Незаметно мы дошли до маленькой школы, их в селе было две. Находились они рядом. Возле маленькой школы стоял полуразрушенный деревянный сарай. За школами располагалась базарная площадь. Вокруг площади стояли магазины, в которых торговали и жили евреи. Когда мы дошли до школы, то услышали какие-то крики, лай собак, потом и немецкую речь: «Иуда – шнель, шнель!». Мы сразу юркнули в сарай и там затаились. Вскоре мы увидели толпу проходивших евреев, по сторонам шли немцы с собаками. Шли евреи все: и старые и малые. Маленьких ребятишек взрослые несли на руках. В последнем ряду шла молодая женщина с очень красивой девочкой на руках. Девочка была похожа на куклу. У нее были кудрявые волосы и большие черные глаза. Наверное, поэтому, я ее запомнила на всю жизнь.

По возвращению домой мы увидели изрытое поле окопами. Во многих местах воронки от бомб. Даже в квартире было ничего не тронуто. С этого дня нас началась мирная жизнь. Мирная и не лёгкая. Выживали, кто как мог. Ели собак, кошек, всякую траву. Многие ходили в лес собирали грибы, травились ими. Кого во время привозили в больницу, тех спасали, а некоторые умирали. Некоторые ловили рыбу на речке, а и у некоторых ловить было нечем, выискивали оставшиеся от боёв боеприпасы и ими глушили рыбу. Были печальные случаи.

Вдруг подбежал к нам завхоз и сказал, чтобы мы скорей шли к Днестру, нас будут переправлять в другую сторону Днестра. Потом забежала соседка и сказала, что немцы ведут себя агрессивно. Мама от растерянности схватила швейную машинку и байковое одеяло, машинку опустила в погреб, а с одеялом мы быстро отправились к Днестру. Там уже ждали лодки. Когда мы переправлялись, было тихо, но где-то во второй половине дня опять началась стрельба, взрывы снарядов. Три дня мы жили в лесу. На четвертый день нам стали кричать с другого берега, чтобы мы возвращались домой – немцев нет. Когда мы переправились, то к нам пришел завхоз и сказал маме: «Поля, Мити нету…» ну а дальше, известное дело – в нашей семье большое горе. Отца привезли домой. А потом сразу повезли в больницу, как больничного работника. В здании терапевтического отделения больницы стоял его гроб. Затем отца похоронили не на кладбище, а возле крыльца парадного входа больнице на клумбе.

Есть, по- прежнему, хотелось. Всё что можно было, мама променяла на еду. Менять уже было нечего, и она решила на время сдать нас в детдом. Мы с братом на третий день сбежали.

Вот как - то раз, я играла возле ворот больницы одна. Вдруг взрыв на реке. Вскоре я увидела, что кого - то несут на носилках. Мне хорошо было видно - на носилках лежал человек, весь в крови. Потом мы узнали, что это был подросток с нашей улицы, ему было 14 лет. Он нашёл гранату и попытался глушить рыбу. Попытка закончилась печально. Его спасли, но он остался полным инвалидом, весь был изуродованным, пальцы ему удалили, он не видел, не слышал, весь в шрамах и не мог ходить, постоянно сидел на завалинке.

Потом, как я узнала, когда отец бегал за аккумулятором, он зашел к другу. В это время зашли в дом немцы, друг быстро спрятался. В доме была бабушка с 12-летним мальчиком и мой отец. Немцев было четверо. Они огляделись, взяли мальчика и
стали его выводить на улицу. Бабушка стала плакать и просить немцев отпустить мальчика. И потом она догадалась, что нужно что-нибудь собрать их продуктов и дать немцам. Она собрала сало, яйца и подала им. Немцы отпустили мальчика и вышли. Через несколько минут они вновь вернулись тогда схватили отца. Он не догадался промолчать, а сказал, что я не хозяин. Немцы закричали: «Партизан» и повели его на улицу. Немного провели они отца и сказали ему дальше одному. Когда он пошел, то немцы начали стрелять.

Помню, как фронт приближался к нашей деревне, бомбежки участились. Немцы спешили отступать, они начали уходить из села. Может, закончилось горючее, или может быть, они не хотели оставлять свою технику, мы этого не знали. Тогда немцы стали сжигать машины. Это происходило на центральной дороге у окраины села. В больничной машине не было аккумулятора, и тогда мой отец решил, что он снимет такой же у немцев. Мы стояли во дворе все: мама, отец, мой брат и я. Только что прогремела бомбежка. Бомбили по немцам. После нее над всем селом навис дым, запах гари. Отец сказал: «сейчас я быстро сбегаю, сниму аккумулятор и назад, я мигом». Мама была в растерянности от того, что она не хотела отпускать отца. Она его уговаривала не ходить. было трудно удержать. Он побежал…

Деревни стали освобождаться от немцев. Люди выходили на работу. Поля копали лопатами, камни разбивали тяпками, если была одна или две бороны - это было мало и впрягались женщины.

Через несколько дней, нам принесли аккумулятор, который отец снял с немецкой машины. И вместе с ним отдали три большие плитки, сверху разрисованные узорами. Мы не могли догадаться что это и мама их поставила на этажерку в общей кухне. Так они пролежали очень долго, запылились. Мама думала, что это сургуч. И уже после войны в 1946 году, мы как - то играли с соседскими ребятишками этими плитками, я сидела на окне и мне показалось, что где-то рядом вкусно пахнет. Я лизнула эту плитку – она сладкая, я начала ее грызть. А это оказался шоколад. Как потом мы догадались, наверное, эти плитки отец вместе с аккумулятором взял в немецкой машине. Ох и долго же они пролежали на нашей этажерке. Мы вместе с ребятишками разделили и съели эти плитки шоколада. Мама пришла, а ей хвалюсь, что это не сургуч, а настоящий шоколад.