КТП родной язык -литер. чт. 4 кл

Календарно­тематическое планирование по литературному чтению 4 год обучения Раздел Тема учебного занятия Дата Расскажу вам  сказку (местные поэты и  писатели) 2ч. Русские  писатели –  детям  3ч. О братьях  наших меньших  2ч. Суровые  военные годы  3ч. Страна детства  3ч. Конькова Анна Митрофановна  «Сказки  бабушки Аннэ" , Андрей Семенович  Тарханов  «Седьмой валун»  Владимир Семёнович Волдин  «Север  мой»  Еремей Айпин  «Ханты». Константин Георгиевич Паустовский «Теплый хлеб», Б. Житков «Медведь» Л. Пантелеев «Честное слово». М.Пришвин «Лисичкин хлеб», Е.И. Чарушин «Волчишко»  В.Бианки «Купание медвежат». Виктор  Астафьев «Белогрудка». С. П. Алексеев " Особое задание»  А. Митяев "Иван и фрицы", "Гвардии  медвежонок". Л. А. Кассиль: "Дорогие мои мальчишки", "Твои защитники" № п/п 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 Люблю природу русскую  4ч. А.П. Гайдар «Горячий камень» Ю. Яковлев «Вратарь» В. Осеева «Волшебное слово». Афанасий Афанасьевич Фет «Зреет рожь  над жаркой нивой…», «Весна». Лев Николаевич Толстой»Природа  осенью оделась» Сладков «Хитрый одуванчик», «Лесные  тайнички». Есенин « Береза», «Печальная береза». Приложение; ХАНТЫ  Еремей Айпин Всех людей мы называем ­ ханты. Ханты ­ русский, ненец и узбек, Потому что это слово ­ ханты – В переводе значит человек. Это очень дорогое слово. Ты не выпускай его из рук, Не развей по ветру бестолково – На него откликнется твой друг. И куда б потом ты ни поехал, Разнеси своим друзьям его – Словно раскаленные орехи, Искры из чувала своего. Это слово северным сияньем Пусть пылает и в полярной мгле. Помни наше мудрое названье, Ханты ­ все народы на Земле. СЕВЕР МОЙ В.С.  Волдин Где б мои пути не пролегли, Где бы ни встречал зарю свою, Слышу я дыхание земли, Чувствую её в любом краю. Подожгло ли золотом леса – Значит, час страды от деревень; Выпала глубокая роса – Это будет завтра добрый день. Пляшет ошалело поплавок – Значит, дождь почуяла река. Будет ли грибов и ягод впрок – Обо всём расскажет мне тайга. Тарханов Ханты ­ Мансийские холмы Ханты­Мансийские холмы Всегда в почете у зимы. Из красно­огненной лисицы У кедров утром рукавицы. Горят папахи от зари, Не кедры, а богатыри: Любой похож на казака Времен далеких Ермака. И как задумчивы лога! Как синева в логах ярка! Февраль, А здесь, представьте, тишь. Зато в буранах весь Иртыш. Разбег бураны набирают. Через холмы перелетают. Звучит победный снежный свист, Без боя взят Ханты­Мансийск. На каланчу февраль­чудак Повесил свой мятежный флаг, Всю ночь он бьется на ветру... Холмы прекрасны поутру. Надели кедры рукавицы, Горят снега, ликуют птицы. Ханты­Мансийские холмы Всегда в почете у зимы. Волшебное слово В.Осеева Маленький старичок с длинной седой бородой сидел на скамейке и зонтиком чертил что­то на песке. — Подвиньтесь, — сказал ему Павлик и присел на край. Старик подвинулся и, взглянув на красное, сердитое лицо мальчика, сказал: — С тобой что­то случилось? — Ну и ладно! А вам­то что? — покосился на него Павлик. — Мне ничего. А вот ты сейчас кричал, плакал, ссорился с кем­то. — Ещё бы! — сердито буркнул мальчик. — Я скоро совсем убегу из дому. — Убежишь? — Убегу! Из­за одной Ленки убегу. — Павлик сжал кулаки. — Я ей сейчас чуть не поддал хорошенько! Ни одной краски не даёт! А у самой сколько! — Не даёт? Ну, из­за этого убегать не стоит. — Не только из­за этого. Бабушка за одну морковку из кухни меня прогнала. Прямо тряпкой, тряпкой... Павлик засопел от обиды. — Пустяки! — сказал старик. — Один поругает — другой пожалеет. — Никто меня не жалеет! — крикнул Павлик. — Брат на лодке едет кататься, а меня не берёт. Я ему говорю: «Возьми лучше, всё равно я от тебя не отстану, вёсла утащу, сам в лодку залезу!» Павлик стукнул кулаком по скамейке. И вдруг замолчал. — Что же не берёт тебя брат? — А почему вы всё спрашиваете? Старик разгладил длинную бороду: — Я хочу тебе помочь. Есть такое волшебное слово... Павлик раскрыл рот. — Я скажу тебе это слово. Но помни: говорить его надо тихим голосом, глядя прямо в глаза тому, с кем говоришь. Помни — тихим голосом, глядя прямо в глаза... — А какое слово? Старик   наклонился   к   самому   уху   мальчика.   Мягкая   борода   его   коснулась Павликовой щеки. Он прошептал что­то и громко добавил: — Это волшебное слово. Но не забудь, как нужно говорить его. — Я попробую, — усмехнулся Павлик, — я сейчас же попробую. Он вскочил и побежал домой. Лена сидела за столом и рисовала. Краски — зелёные, синие, красные — лежали перед ней. Увидев Павлика, она сейчас же сгребла их в кучу и накрыла рукой. «Обманул   старик!   —   с   досадой   подумал   мальчик.   —   Разве   такая   поймёт волшебное слово!» Павлик   боком   подошёл   к   сестре   и   потянул   её   за   рукав.   Сестра   оглянулась. Тогда, глядя ей в глаза, тихим голосом мальчик сказал: — Лена, дай мне одну краску... пожалуйста... Лена широко раскрыла глаза, пальцы её разжались, и, снимая руку со стола, она смущённо пробормотала: — Какую тебе? — Мне синюю, — робко сказал Павлик. Он взял краску, подержал её в руках, походил с нею по комнате и отдал сестре. Ему не нужна была краска. Он думал теперь только о волшебном слове. «Пойду к бабушке. Она как раз стряпает. Прогонит или нет?» Павлик отворил дверь в кухню. Старушка снимала с противня горячие пирожки. Внук подбежал к ней, обеими руками повернул к себе красное морщинистое лицо, заглянул в глаза и прошептал: — Дай мне кусочек пирожка... пожалуйста. Бабушка выпрямилась. Волшебное слово так и засияло в каждой морщинке, в глазах, в улыбке. — Горяченького... горяченького захотел, голубчик мой! — приговаривала она, выбирая самый лучший, румяный пирожок. Павлик подпрыгнул от радости и расцеловал её в обе щеки. «Волшебник! Волшебник!» — повторял он про себя, вспоминая старика. За обедом Павлик сидел притихший и прислушивался к каждому слову брата. Когда брат сказал, что поедет кататься на лодке, Павлик положил руку на его плечо и тихо попросил: — Возьми меня, пожалуйста. За столом сразу все замолчали. Брат поднял брови и усмехнулся. — Возьми его, — вдруг сказала сестра. — Что тебе стоит! — Ну отчего же не взять? — улыбнулась бабушка. — Конечно, возьми. — Пожалуйста, — повторил Павлик. Брат громко засмеялся, потрепал мальчика по плечу, взъерошил ему волосы. — Эх ты, путешественник! Ну ладно, собирайся! «Помогло! Опять помогло!» Павлик выскочил из­за стола и побежал на улицу. Но в сквере уже не было старика. Скамейка была пуста, и только на песке остались начерченные зонтиком непонятные знаки. А.Фет Зреет рожь над жаркой нивой… Зреет рожь над жаркой нивой, И от нивы и до нивы Гонит ветер прихотливый Золотые переливы. Робко месяц смотрит в очи, Изумлен, что день не минул, Но широко в область ночи День объятия раскинул. Над безбрежной жатвой хлеба Меж заката и востока Лишь на миг смежает небо Огнедышащее око. Весна Когда весной разбитый лед Рекой взволнованной идет, Когда среди полей местами Чернеет голая земля И мгла ложится облаками На полуюные поля, Мечтанье злое грусть лелеет В душе неопытной моей. Гляжу, природа молодеет, Но молодеть лишь только ей; Ланит спокойных пламень алый С собою время уведет, И тот, кто так страдал, бывало, Любви к ней в сердце не найдет. Л.Толстой Природа осенью оделась..... Природа осенью оделась... Всё тихо...только цепи гор, Собой покрылись позолотой, Любовью воздух напоён... Как ты грустишь порой осенней, И твои чувства,и твой ум, Они едины во Вселенной, Или наводят память дум.... И той поры ты волен,волен... Николай Сладков. Хитрый одуванчик Говорят,   хитрей   лисицы   и   зверя   нет.   Зверя,  может,   и   нет,  а  вот   одуванчик хитрее лисы! На вид простак простаком. А на деле себе на уме. Страсть хитрый! Холодно весной, голодно. Все цветы в земле сиднем сидят, ждут своего тёплого часа. А одуванчик уже зацвёл! Лучится как ясное солнышко. С осени он в корнях еду припас; всех обскакал. Спешат на его цветы насекомыши. Ему и ладно: пусть опыляют. Завяжутся семена, одуванчик бутон закроет и, как колыбельку с близнецами, тихо опустит бутон вниз. Малышам ведь нужны покой и тепло: пусть набирают сил, лёжа спокойненько на земле в тёплой люльке. А подрастут малыши, вырастут у них крылья­летучки — пора в путь­дорогу, на новые земли, в зелёные дали. Теперь им высота нужна, нужен простор и ветер. И одуванчик снова поднимает свой стебель, выпрямляет его как стрелу, выше всяких ветрениц, кошачьих лапок, мокриц и травок­купавок. Разлетайтесь и прорастайте! Лисице   что:   у   неё   четыре   ноги,   острые   зубы.   И   лисенят   всего   пяток. Попробовала бы она вырастить сотню детишек, когда вместо ног только корень, а вместо   зубов   —   стебель   да   лист.   Ни   убежать,   ни   спрятаться,   ни   увернуться. Букашка и та грозит. Вот и хитрит одуванчик, не сходя с места. И ничего — процветает. Николай Сладков. Лесные тайнички Лес густой, зелёный и полон шорохов, писков, песен. Но вот вошёл в него охотник — и мигом всё спряталось и насторожилось. Как волна от брошенного в воду камня, покатилась от дерева к дереву тревога. Все за кусток, за сучок — и молчок. Теперь   хочешь   увидеть   —   сам   стань   невидим;   хочешь   услышать   —   стань неслышим; хочешь понять — замри. Я это знаю. Знаю, что из всех лесных тайничков следят за мной быстрые глаза, влажные носы ловят бегущие от меня струйки ветра. Много кругом зверьков и птиц. А попробуй найди! Я пришёл сюда повидать сплюшку — крохотную, со скворца, сову. Целые ночи она, как заведённая, кричит своё: «Сплю! Сплю! Сплю!» — будто лесные часы тикают: «Тик! Тик! Тик! Тик!..» К рассвету станут лесные часы: сплюшка смолкнет и прячется. Да так ловко прячется, будто её никогда в лесу и не было. Голос­то сплюшки — ночные часы — кто не слышал, а вот какая она на вид? Я знал её только по картинке. И так мне захотелось увидеть её живьём, что я целый день пробродил по лесу, каждое дерево, каждую ветку осматривал, в каждый куст заглядывал. Устал. Проголодался. Но так и не нашёл её. Сел на старый пень. Молчу, сижу. И вот, глядь, откуда ни возьмись — змейка! Серая. Плоская головка на тонкой шее, как почка на стебельке. Выползла откуда­то и глядит мне в глаза, будто чего ждёт от меня. Змейка — она пролаза, должна всё знать. Я ей и говорю, как в сказке: — Змейка, змейка, поведай мне, где спряталась сплюшка — лесные часы? Змейка подразнила меня язычком да юрк в траву! ...И вдруг, как в сказке, открылись передо мной лесные тайнички. Длинно­длинно прошуршала в траве змейка, показалась ещё раз у другого пня —   и   вильнула   под   его   обомшелые   корни.   Нырнула,   а   из­под   них   вывернулась большая зелёная ящерица с синей головой. Точно кто­ то вытолкнул её оттуда. Прошуршала по сухому листу — и шмыг в чью­то норку. В норке другой тайничок. Хозяйкой там тупоморденькая мышка­полёвка. Испугалась она синеголовой ящерицы, выскочила из отнорка — из темноты на свет, — заметалась­заметалась — и шасть под лежачую колодину! Поднялся под колод иной писк, возня. Там тоже оказался тайничок. И целый день спали в нём два зверька — сони­полчки. Два зверька, похожие на белочек. Выскочили из­под колодины сони­полчки, ошалели от страха. Хвосты ершом. Взвинтились по стволу. Поцокали — да вдруг опять им страшно стало, ещё выше по стволу винтом кинулись. А выше в стволе — дупло. Сони­полчки хотели в него — и сшиблись у входа лбами. Пискнули от боли, кинулись опять обе сразу — да так вместе в дупло и провалились. А оттуда — фык! — маленький дупляной чёртик! Ушки на макушке что рожки. Глаза круглые, жёлтые. Сел на сучок, спиной ко мне, а голову так завернул, что смотрит на меня в упор. Конечно, не чёртик это, а сплюшка — ночные часы! Я моргнуть не успел, она — раз! — ив листву. И там завозилось, запищало: тоже кто­то таился. Так от дупла к дуплу, от норки к норке, от колоды к колоде, от куста к кусту, от   щели   к   щели   шарахается   от   страха   лесная   мелюзга,   открывая   мне   свои ухороночки­тайнички. От дерева к дереву, от куста к кусту, как волна от камня, катится   по   лесу   тревога.   И   все   прячутся:   скок­скок   за   кусток,   за   сучок   —   и молчок. Хочешь   увидеть   —   стань   невидим.   Хочешь   услышать   —   стань   неслышим. Хочешь узнать — затаись. Береза Белая береза Под моим окном Принакрылась снегом, Точно серебром. На пушистых ветках Снежною каймой Распустились кисти Белой бахромой. И стоит береза В сонной тишине, И горят снежинки В золотом огне. А заря, лениво Обходя кругом, Обсыпает ветки Новым серебром. 1913 г. Печальная береза… Печальная береза У моего окна, И прихотью мороза Разубрана она. Как гроздья винограда, Ветвей концы висят, — И радостен для взгляда Весь траурный наряд. Люблю игру денницы Я замечать на ней, И жаль мне, если птицы Стряхнут красу ветвей Год написания: 184