Об одном феномене русской ментальности
Оценка 4.9

Об одном феномене русской ментальности

Оценка 4.9
doc
10.02.2021
Об одном феномене русской ментальности
исследование.doc

Об одном феномене русской ментальности

 

Глава I

Сочувственное отношение авторов к своим героям в сценах гибели

 

Андрию Бульбе из гоголевской повести «Тарас Бульба» и Кирибеевичу из лермонтовской «Песни про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова» отведена незавидная роль: один из них – предатель, другой – «преступный оскорбитель».  Обоим в повести и в поэме противопоставлены благородные натуры: Остап Бульба и Степан Парамонович Калашников. Но несмотря на то, что Андрий Бульба и Кирибеевич совершили преступления, мы все равно ощущаем не скрываемое авторами сочувствие. Для того чтобы в этом убедиться, обратимся к эпизодам гибели козака и опричника.

«Как хлебный колос, подрезанный серпом, как молодой барашек, почуявший под сердцем смертельное железо, повис он головой и повалился на траву, не сказавши ни одного слова» – эти красноречивые сравнения Гоголя, которому жаль Андрия, усиливаются финальным портретом младшего Бульбы: «Он был и мертвый прекрасен: мужественное лицо его, недавно исполненное для жён очарования, всё ещё выражало чудную красоту; черные брови, как траурный бархат, оттеняли его побледневшие черты».

В описании погибающего Кирибеевича, сбитого с ног смертельным ударом Калашникова, даже не искушённому в поэзии читателю услышится перекличка с последним мгновением Андрия Бульбы:

 

И опричник молодой застонал слегка,
Закачался, упал замертво;
Повалился он на холодный снег,
На холодный снег, будто сосенка,
Будто сосенка, во сыром бору, 
Под смолистый под корень подрубленная.

 

«Колос, подрезанный серпом» и сосенка, подрубленная под корень –  две метафоры в одночасье оборванных жизней; уподобление же Андрия «молодому барашку», а Кирибеевича — сосенке со смолистым корнем напоминает о возрасте героев: оба они не успели состариться. И вслед за автором нас посещает чувство, соединенное с жалостью к героям, предстающим  в эпизоде гибели беззащитными, словно отодвигает, затуманивает  «объятого пылом и жаром борьбы» Андрия, который незадолго до смерти «чистил перед собою дорогу, разгонял, рубил и сыпал удары направо и налево», и посмеивающегося перед боем над  «плохими бойцами»  Кирибеевича.

 

 

 

 

Глава II

 «Торжество совести в глубокой натуре», «грозная длань нравственного закона, грозный голос суда Божия»

 

Ярость «бешеного порыва»  Андрия пропадает в то мгновение, когда он видит перед собою страшного отца: «Оглянулся Андрий: перед ним Тарас! Затрясся он всем телом и вдруг стал бледен…» Бледен и безответен: ни слова больше до самой смерти Андрий не обронит. Так же мгновенно слетает беспечно-боевой задор с куражащегося фаворита Ивана Грозного, когда он после слов Калашникова понимает, кто будет противостоять ему в поединке.

 

И услышав то, Кирибеевич
Побледнел в лице, как осенний снег;
Бойки очи его затуманились,
Между сильных плеч пробежал мороз,
На раскрытых устах слово замерло…

 

Что заставляет обоих героев, принадлежащих к числу бойцов неробкого десятка, бледнеть и умолкать? Не боязнь смерти — «ужасное торжество совести в глубокой натуре, которая никогда не отрешится от совести», ибо «всегда над нею грозная длань нравственного закона, грозный голос суда Божия…» [5, 185]

 

Глава III

 «Любовь Кирибеевича — не шуточное дело, не простое волокитство, но страсть натуры сильной, души могучей»

 

Оба героя – заложники запретной любви, которая ведёт их к смерти. «…Знаю, и, к великому моему горю, знаю слишком хорошо, что тебе нельзя любить меня», – тихо и твёрдо говорит возлюбленная полячка Андрию. И поясняет: «Тебя зовут отец, товарищи, отчизна, а мы — враги тебе».

Так же «нельзя любить» и опричнику Кирибеевичу красавицу Алёну Дмитриевну, ибо она «В церкви Божией перевенчана, // Перевенчана с молодым купцом // По закону нашему христианскому…»

Запретная любовь, а не слёзы матери при расставании с сынами, мысли о полячке, а не о покинутом доме заставляют Андрия ехать в Сечь, «повесив голову и потупив глаза в гриву коня своего».

Запретная любовь погружает и Кирибеевича в такую глубокую кручину, что он на весёлом пиру не замечает направленного на него зоркого взора нахмурившегося царя, не слышит удара царского жезла, пробившего дубовый пол на полчетверти, только гневное слово грозного царя выводит его из забытья. Следующий за серией суровых вопросов и упрёков царя любимому опричнику монолог Кирибеевича об Алёне Дмитриевне даёт понять силу и глубину его чувства.

 

На святой Руси, нашей матушке,
Не найти, не сыскать такой красавицы:
Ходит плавно  будто лебёдушка;
Смотрит сладко — как голубушка;
Молвит слово  соловей поёт;
Горят щёки её румяные,
Как заря на небе Божием;
Косы русые, золотистые,
В ленты яркие заплетённые,
По плечам бегут, извиваются,
С грудью белою цалуются.

 

Исповедь Кирибеевича не оставляет сомнений в полноте и искренности его чувства. Так можно говорить только о той, которую любишь. А равнодушие опричника к красным девушкам, которые, глядя на него, перешёптываются, безразличие к собственной жизни, удали, богатству, готовность сложить «буйную головушку» в приволжских степях «на копьё бусурманское» заставляют читателя воспринять Кирибеевича как фигуру трагическую. «Её страсть, – по утверждению Белинского, – лава, её горесть тяжела и трудна; это удалое, разгульное отчаяние, которое в молодечестве, в подвиге крови и смерти ищет своего утоления! …Вы видите, что любовь Кирибеевича – не шуточное дело, не простое волокитство, но страсть натуры сильной, души могучей. Вы понимаете, что для этого человека нет середины: или получить, или погибнуть!».[5,181] Этим максимализмом «злой опричник» близок автору поэмы — Лермонтову, утверждавшему: «Я рождён, чтоб целый мир был зритель // Торжества иль гибели моей», – и потому ещё обречён на безотчётное читательское сочувствие. [3, 241]

 

Глава IV

 Полнота и искренность запретной любви Андрия Бульбы,  способность без остатка отдаться овладевшему им роковому чувству

 

Нет середины и для полюбившего Андрия. Он тоже готов к жёсткой альтернативе судьбы («или получить, или погибнуть!»), точнее  готов за любовь заплатить жизнью: «Если же <…> нельзя будет отклонить горькой судьбы, то мы умрём вместе; и прежде я умру, умру перед тобой <…> и разве уже мёртвого меня разлучат с тобою». Чуть раньше он пророчески признаётся панночке: «Скажи мне сделать то, чего не в силах сделать ни один человек,  я сделаю, я погублю себя. Погублю, погублю! и погубить себя для тебя, клянусь святым крестом, мне так сладко…»

Когда же прекрасная полячка, воспринимающая речи Андрия, «летевшие прямо с сердечного дна», как юношескую экзальтацию, как «слова, слова, слова…», пытается его образумить («знаю я, какой долг и завет твой»), он сделает окончательный выбор, сожжёт мосты к отступлению: «Кто сказал, что моя отчизна  Украйна?… Отчизна моя  ты! Вот моя отчизна! И понесу я отчизну сию в сердце моём, понесу её, пока станет моего веку… И всё, что ни есть, отдам, погублю за такую отчизну!» И ведь отдаст и погубит.

Суровым реквиемом по отрёкшемуся от «христианского войска» Андрию звучат заключительные строки шестой главы повести (от них и сейчас мороз по коже): «И погиб козак! Пропал для всего козацкого рыцарства! Не видать ему больше ни Запорожья, ни отцовских хуторов своих, ни церкви Божией! Украйне не видать тоже храбрейшего из своих детей, взявшихся защищать её. Вырвет старый Тарас седой клок волос из своей чуприны и проклянёт и день и час, в который породил на позор себе такого сына».

Совершив жертвоприношение на алтаре любви («А что мне отец, товарищи и отчизна! Так если ж так, так вот что: нет у меня никого!»), он и в последнее мгновение жизни, под дулом отцовского ружья не отрекается ни от выбора, ни от принесённой жертвы: «Бледен, как полотно, был Андрий; видно было, как тихо шевелились уста его и как он произносил чьё-то имя; но это не было имя отчизны, или матери, или братьев – это было имя прекрасной полячки».

На вопрос, почему Андрий перед смертью не крикнул «Тарасу: «Прости меня, батьку!» можно с уверенностью ответить: «Да ведь он же Бульба!» Действительно, получив в юности не свойственную казакам «потребность в любви», презрев отцовское «Не доведут тебя бабы к добру!», Андрий всё-таки, как и Тарас, «упрям страшно». Как и все Бульбы, за сознательно сделанный выбор он платит жизнью. Не каясь и не отрекаясь. Так же твёрдо, превозмогая боль в перебитых костях, примет смерть на польском эшафоте атаман Остап Бульба. Так же мужественно завершит свой земной путь их многострадальный отец, заживо сгорающий на костре с мыслями о своих живых ещё товарищах.

 

Глава V

Трагедия сознательно сделанного выбора, мужественное завершение жизненного пути

 

«Душа человека чует шелест шагов незримо следующей по пятам его судьбы, которая обрекла его в свои жертвы». Эта мысль В.Г.Белинского более всего применима к Кирибеевичу. [5,182]

Трагическая тень предопределения лежит на нём и в упоминавшейся уже сцене пира, и в эпизоде единственной встречи с возлюбленной, когда сжигаемый любовью опричник обрушивает на «бедную головушку» Алёны Дмитриевны свои тяжёлые ласки («И ласкал он меня, цаловал он меня; // На щеках моих и теперь горят, // Живым пламенем разливаются // Поцалуи его окаянные…»), когда, желая заслужить её любовь, готов угадать и исполнить любой её каприз («Хочешь золота али жемчугу? // Хочешь ярких камней аль цветной парчи? // Как царицу я наряжу тебя, // Станут все тебе завидовать…»), не ведая того, что «драгоценной» Алёне Дмитриевне хочется только одного — поскорее избавиться от сильных объятий постылого обольстителя. «Он вышел из-под опеки естественной нравственности своего общества, а другой, более высшей, более человеческой, не приобрёл: такой разврат, такая безнравственность в человеке с сильною натурою и дикими страстями страшны и опасны». Страшны и опасны не только для той, на кого они направлены (не случайно у Алёны Дмитриевны от ужаса «ноженьки подкосилися»), не только для того, кто вступится за осрамлённую честь непорочной жены, – страшны и опасны они и для самого Кирибеевича. Мотив надвигающейся (и не только на одного опричника) трагедии звучит в последних словах Кирибеевича, обращённых к Алёне Дмитриевне, которыми он сопровождает свои ласки и «поцалуи»:

 

Лишь не дай мне умереть смертью грешною:
Полюби меня, обними меня
Хоть единый раз на прощание!

 

Эта последняя просьба, даже мольба Кирибеевича зловеще перекликается с последними словами убившего его Калашникова, обращёнными к братьям перед казнью:

 

Уж вы, братцы мои, други кровные.
Поцалуемтесь да обнимемтесь 
На последнее расставание.

 

Глава VI

 «Жертвы неотразимой судьбы» и «торжество восстановленной их смертью гармонии общего»

 

«Шелест шагов» судьбы, обрекающей героя в свои жертвы, наиболее отчётлив – и для читателя, и для Кирибеевича – после монолога Степана Парамоновича перед поединком, который купец определит как «страшный бой», «последний бой». Он и действительно станет последним — для обоих. Вот ещё почему любимец царя, первый кулачный боец «побледнел в лице, как осенний снег». И чем несокрушимее он выглядит в бою (от его первого удара «затрещала грудь» противника), тем неотвратимее надвигается на него смерть.

Так и Андрий, несущийся впереди гусарского полка поляков «всех бойчее, всех красивее», уверенно «чистил перед собою дорогу», сам того не ведая, что дорога эта — к гибели.

Мощный удар Кирибеевича (не зря, видно, Калашников назвал его «бусурманским сыном») вминает висевший на груди купца медный крест «со святыми мощами из Киева». Удары упоённого любовью Андрия сыплются на головы православных козаков. («Как?.. Своих?.. Своих, чёртов сын, своих бьёшь?..» – гневно воскликнет потрясённый Тарас.)

 Отчего же тогда не хочется повторять горькие слова Тараса, итожащие жизнь его младшего сына: «Пропал, пропал бесславно, как подлая собака!»?

Почему нет отрадного чувства после падения на снег позорившего чужую жену Кирибеевича? Дело ведь не только в волшебстве лермонтовского и гоголевского слова, когда авторская жалость словно перетекает в душу доверяющегося им читателя. И не в том феномене русской ментальности, о котором упоминает Белинский, – сочувствии преступнику, когда он наказан.

«Он был и мёртвый прекрасен…» – говорит Гоголь об Андрии. А Тарас, словно продолжая мысль автора, добавляет: «…и станом высокий, и чернобровый, и лицо как у дворянина, и рука была крепка в бою!»

«И выходит удалой Кирибеевич, // Царю в пояс молча кланяется, // Скидает с могучих плеч шубу бархатную» – таким предстаёт «лучший боец» царя за несколько мгновений до гибели.

Оба героя молоды, сильны, красивы (по-мужски красивы), оба способны полностью, без остатка отдаться овладевшему ими роковому чувству, оба они из того стана, про который у Н.А.Некрасова в «Рыцаре на час» сказано: «Уведи меня в стан погибающих // За великое дело любви».[4, 223] Такими они и остаются в памяти читателей. Один из них, В.Г.Белинский, поэтически-торжественно подведёт черту под странной читательской приязнью к «преступным бойцам»: «…мы видим в них жертвы неотразимой судьбы и братским поцелуем прощания и прощения в холодные, посинелые уста их запечатлеваем торжество восстановленной их смертью гармонии общего, которую нарушили было они своей виною…»[5,186]

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Список литературы

 

1.     Гоголь Н.В. «Тарас Бульба». Собрание сочинений в девяти томах. Том второй.  Москва,  «Русская книга», 1994. – 492с.

 

2.     Лермонтов М.Ю. «Песня про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова» / Михаил Лермонтов. Герой нашего времени. Поэмы. Стихотворения. Москва «Эксмо»,

     2008. - 395с.

 

3.     Лермонтов М.Ю.  К*(«Мы случайно сведены судьбою…») / Михаил Лермонтов. Герой нашего времени. Поэмы. Стихотворения./ Москва «Эксмо», 2008. -395с.

 

4.     Некрасов Н.А. «Рыцарь на час»/ Полное собрание сочинений и писем в 15-ти томах. Том второй. Ленинград «Наука», 1981.- 441с.

     

5.     Белинский В.Г. Статья «Стихотворения М. Лермонтова»/  

Статьи о Пушкине, Лермонтове, Гоголе. Москва. «Просвещение»,

1983.- 270с.

 

          6.  Виноградов И.А. «Узы небесного братства»// «Домашний лицей», 1998

   № 6, 10-14с.

 

7.     Ткаченко О. Повесть Н.В. Гоголя «Тарас Бульба»// «Литература в       

      школе», 2005, № 24 – 8с.

 

8.      «Есть души, лозунг которых — все или ничего...» ("Песня... про купца Калашникова" Лермонтова М.Ю.) http://lit-helper.ru/analiz-proizvedeniy-lermontova-myu/1190

 

9.     Данилова А.В. Узел конфликта в поэме М.Ю.Лермонтова "Песня... про купца Калашникова" http://lit-helper.ru/analiz-proizvedeniy-lermontova-myu/1190

 

10. .А.В.Воронкина Лермонтов, 7 класс, Песня о купце Калашникове www.openclass.ru/dig-resource/54106

 

 


Скачано с www.znanio.ru

Об одном феномене русской ментальности

Об одном феномене русской ментальности

Глава II «Торжество совести в глубокой натуре», «грозная длань нравственного закона, грозный голос суда

Глава II «Торжество совести в глубокой натуре», «грозная длань нравственного закона, грозный голос суда

На святой Руси, нашей матушке,

На святой Руси, нашей матушке,

И всё, что ни есть, отдам, погублю за такую отчизну!»

И всё, что ни есть, отдам, погублю за такую отчизну!»

Страшны и опасны не только для той, на кого они направлены (не случайно у

Страшны и опасны не только для той, на кого они направлены (не случайно у

Он был и мёртвый прекрасен…» – говорит

Он был и мёртвый прекрасен…» – говорит

Список литературы 1.

Список литературы 1.
Материалы на данной страницы взяты из открытых истончиков либо размещены пользователем в соответствии с договором-офертой сайта. Вы можете сообщить о нарушении.
10.02.2021