Урок Беседы о слове, тема: Публицистический стиль. 9-10 классы.

Определите, к какому стилю относится каждый текст. 1 А она взяла ­ и выпила еще сто грамм. Стоя выпила, откинув голову, как пианистка. А выпив, все из себя выдохнула, все, что в ней было святого ­ все выдохнула. А потом  изогнулась как падла и начала волнообразные движения бедрами, ­ и все это с  такою пластикою, что я не мог глядеть на нее без содрагания... Вы конечно, спросите, вы, бессовестные, спросите: "Так, что же, Веничка?  Она………?" Ну что вам ответить? Ну, конечно, она! Еще бы она не.......! Она мне  прямо сказала: "Я хочу, чтобы ты меня властно обнял правою рукою!" Ха­ха.  "Властно" и "правою рукою"?! – а я уже так набрался, что не только властно обнять,  а хочу потрогать ее туловище ­ и не могу, все промахиваюсь мимо туловища... ­ Что ж! играй крутыми боками! – подумал я, разбавив и выпив. Играй,  обольстительница! Играй, Клеопатра! Играй, пышнотелая б…., истомившая сердце  поэта! Все, что есть у меня, все, что, может быть, есть ­ все швыряю сегодня на  белый алтарь Афродиты! Так думал я. А она – смеялась. А она – подошла к столу и выпила, залпом, еще сто  пятьдесят, ибо она была совершенна, а совершенству нет предела... Узнать, какой стиль 2 В самом деле, великие наши наставники, такие как Мишле или Фюстель де Куланж,  уже давно научили нас это понимать: предметом истории является человек. Скажем  точнее — люди. Науке о разнообразном больше подходит не единственное число,  благоприятное для абстракции, а множественное, являющееся грамматическим  выражением относительности. За зримыми очертаниями пейзажа, орудий или  машин, за самыми, казалось бы, сухими документами и институтами, совершенно  отчужденными от тех, кто их учредил, история хочет увидеть людей. Кто этого не  усвоил, тот, самое большее, может стать чернорабочим эрудиции. Настоящий же  историк похож на сказочного людоеда. Где пахнет человечиной, там, он знает, его  ждет добыча. Узнать, какой стиль 3 Господа судьи, господа присяжные заседатели! Около месяца тому назад в  Спасской улице, в доме Дмитриевского, произошло большое несчастье. Семейство,  единственной поддержкой которого был Алексей Иванович Рыжов, состоявшее из  жены его и четырёх детей, внезапно и неожиданно осиротело: глава этого  семейства был лишён жизни. Он лишился жизни не окружённый попечениями и  участием родных, не благословляя своих детей, а сопровождаемый их отчаянными  криками и падая от руки близкого и обязанного ему человека. Этот близкий и  обязанный человек находится в настоящее время перед вами и от вас зависит  решить его судьбу. Существенные обстоятельства этого дела так сами по себе несложны, так, мне кажется, очевидны, что указывать на них подробно и разбирать их вновь перед вами представляется излишним или, лучше сказать, представлялось бы излишним, если бы к ним не приросли некоторые побочные обстоятельства и благодаря им не возбудились некоторые вопросы, которые требуют более подробного рассмотрения всех   данных   дела.   Таким   путём   по   каждому   делу   возникают   около   настоящих, первичных   его   обстоятельств   побочные   обстоятельства,   так   сказать,   наслоения, которыми иногда заслоняются простые и ясные его очертания. В некоторых случаях на   обвинительной   власти   лежит   только   очищение   дела   от   этих   посторонних, наносных   обстоятельств,  снятие  этой  посторонней,  лишней  коры,  и по  снятии   её дело   оказывается   простым   и   несложным.   Снятием   этой   коры   я   и   займусь   в настоящее время. Узнать, какой стиль 4 Прошел год со времени ленских событий и первого, решительного, подъема    революционного рабочего движения после переворота 3 июня. Царева черная сотня и помещики, орава чиновников и буржуазия отпраздновали 300­летний юбилей  грабежа, татарских наездов и опозорения России Романовыми. Собралась и начала  свою «работу», сама не веря в нее и потеряв былую контрреволюционную энергию,  IV Дума. Растерянность и скука овладели либеральным обществом, вяло жующим  призывы к реформам — и в то же время признающим невозможность даже подобия  реформ. И вот, маевка рабочего класса России, — сначала давшего репетицию в Риге,  а затем, в первое мая по старому стилю в Петербурге решительное выступление, —  эта маевка, как молния в хмурой, тусклой, тоскливой атмосфере, прорезала воздух.  Перед сотнями старых революционеров, которых не добили еще и не надломили  преследования палачей и ренегатство друзей, — перед миллионами нового поколения демократов и социалистов встали опять, во всем своем величии, задачи  грядущей революции и обрисовались силы руководящего ею передового класса. Узнать, какой стиль 5 Итак, меня занесло в Олимпийский... Черт возьми, какая ностальгия! Когда­то, лет двадцать назад, я приезжал  сюда из Алма­Аты с Валеркой Смоляниновым, ныне живущим в Питере, мы  нагружались книжками и выпучив глаза перли их на поезде в Алма­Ату ­ чтобы там  продать на рынке и... и компенсировать стоимость поездки + те книжки, что  оставили себе. :) Бизнесмены из нас были хреновы... Тогда книжный рынок в Олимпийском был бурлящей, многолюдной клоакой ­  где за один день продавались тиражи чего попало и кому попало, иногда делались  маленькие состояния, а чаще терялись большие. Теперь он маленький, камерный, половина рынка ­ это продажа всяких  календарей, подушечек, самоделок, игрушек, книжоночек типа "Как чудесно  оздоровить печень" и "Сельдерей ­ друг вашей селезенки!" Из книг половину  составляют всяческие "Сталкеры" и прочие книги из серии "Весь мир погиб, а мы  шевелимся". Но есть и немного нормальных ­ таких вот, знаете ли, не похожих друг  на друга. Увидел и купил нового Терри Пратчетта. ­ "Шмяк!" На самом деле я ее уже  читал ­ под названиями "Бум" и "Бряк", если не ошибаюсь. В виде самопальных  переводов в сети. Ну не мог я дождаться официального выхода книги, учитывая, что любительский перевод был читаем. :)