Жилищные условия населения

Автор: учитель истории и права

ГКОУ РД «РЦДОДИ»

 Сефербеков Физули Шихмагомедович

Жилищные условия населения

В 1930 - е гг. для любого советского человека самым актуальным аспектом повседневной жизни был жилищный вопрос. С 1928 по 1932 г. городское население страны увеличилось на 44 %. За пять лет число горожан возросло настолько же, насколько за предыдущие тридцать лет. Особенно это было заметно в Москве и Ленинграде. Об этом свидетельствуют материалы пленума ЦК ВКП (б) от 15 июня 1931г.: «…На базе роста промышленности произошел быстрый рост населения Москвы до 2800 тыс. человек в 1931 г. против 1618 тыс. человек в 1912 г., что составляет рост на 73 %» [9, с. 313]. Несмотря на огромный прирост городского населения, жилищное строительство отставало в своем развитии. Большинство жилых зданий в городах после революции перешло в собственность государства. Распоряжались этим жилым фондом городские власти, которые определяли, сколько площади должно приходиться на каждого жильца квартиры.

Так, например, в Москве в 1930 г. средняя норма жилплощади составляла 5,5 м2 на человека, а в 1940 г. понизилась почти до 4 м2. В новых и быстро развивающихся городах положение было еще хуже: в Магнитогорске и Иркутске норма была чуть меньше 4 м2, а в Красноярске в 1933 г. — всего 3,4 м2 [14, с. 88].

 Одним из вариантов решения жилищной проблемы было так называемое «уплотнение». Городские жилотделы имели право выселять жильцов — например, тех, кто считался «классовыми врагами», — и подселять новых. Квартира, занятая одной семьей, могла превратиться в многосемейную или коммунальную. Причем новые жильцы, как правило, выходцы из рабочих и крестьян, были совершенно незнакомы старым жильцам, и это становилось причиной конфликтов. Жителям больших городов требовалось также иметь вид на жительство, выдававшийся районными отделами органов внутренних дел.

В домах с отдельными квартирами обязанность регистрировать жильцов была возложена на управдомов и правления кооперативов, которые следили за жильцами и работали осведомителями.

В Москве и других крупных городах процветали всевозможные махинации с жильем: фиктивные браки и разводы, прописка чужих людей в качестве родственников, сдача в наем «коек и углов» по непомерным ценам: «до 50 % месячного заработка».

В Москве в 1933 г. Массовым явлением стало использование под жилье кочегарок, сторожек, подвалов и лестничных клеток. Известный историк в области славянских и восточноевропейских исследований Ш. Фитцпатрик описывает события, произошедшие в семьях Лебедевых и Диховых. Эти семьи проживали в коммунальных квартирах: «…привязанность Лебедевых к роскошной квартире площадью почти 22 м2 в центре Москвы заставила их продолжать сожительство (вместе с их 18&летним сыном) в течение шести лет после развода, несмотря на столь плохие отношения, что их постоянно привлекали к суду за нанесение друг другу побоев… Порой физическое насилие заходило гораздо дальше. В Симферополе власти обнаружили в квартире семьи Диховых разлагающийся труп женщины. Она оказалась теткой Диховых, которую они убили, чтобы завладеть квартирой» [14, с. 119].

Жилищный кризис в Москве и Ленинграде был столь острым, что даже самые лучшие связи и социальный статус часто еще не гарантировали получения отдельной квартиры. В адрес местных, городских Советов и СНК СССР поступало много просьб и жалоб граждан на отсутствие подходящего жилья. Вот что писал в своем письме В. М. Молотову тридцатишестилетний ленинградский рабочий, пять лет проживший в коридоре: «Умоляю дать мне комнату или маленькую квартирку для построения в ней личной жизни, которая мне как воздух необходима…» Дети одной московской семьи из шести человек просили не вселять их в каморку под лестницей, без окон, общей площадью 6 м2, т. е. по одному метру на человека [14, с. 123].

Обычный для советских городов 1930&х гг. тип жилья представляли собой коммунальные квартиры. Термин «коммунальный» нес в себе идеологический оттенок, вызывая в воображении картину коллективного социалистического общежития. Однако реальность разительно отличалась от этой картины. Большинство коммуналок в 1930&х гг. были переделаны из старых отдельных квартир. Вот как описывается одна из них: «Водопровода в комнате не было; простынями или занавесками выгораживались уголки, где спали и сидели два - три поколения; продукты зимой вывешивались в мешках за окно. Общие раковины, уборные, ванны и кухонные приспособления (обычно всего лишь примусы, горелки и краны с холодной водой) располагались либо на ничейной территории между жилыми комнатами, либо внизу, в неотапливаемых, завешенных бельем сенях» [5, с. 168].

Каждая семья ревниво охраняла личное имущество, например кастрюли, сковородки, тарелки, хранившиеся в кухне — месте общего пользования. Строжайшим образом проводились «демаркационные линии». Семьи, живущие в больших комнатах, вызывали зависть тех, кто жил в маленьких. Это служило источником множества доносов и судебных исков, целью которых было увеличить жизненное пространство доносчика или истца за счет соседа.

Одна затянувшаяся склока такого рода описана в жалобе московской учительницы, муж которой был приговорен к восьми годам лишения свободы за контрреволюционную агитацию. Их семья (родители и двое сыновей) почти два десятка лет прожили в большой (42 м2) комнате в московской коммуналке. «…На протяжении всех этих лет наша комната была яблоком раздора для всех жильцов нашей квартиры», — писала учительница. Враждебно настроенные соседи преследовали их всеми возможными способами, в том числе писали доносы в разные местные инстанции.

 В результате семью сначала лишили прав, потом не выдали паспортов и, наконец, после ареста главы семьи, выселили [14, с. 51].

Жизнь в коммуналке, бок о бок с людьми разного происхождения, с

самыми разными биографиями, чужими друг другу, но обязанными сообща пользоваться квартирными удобствами и содержать их в чистоте, без права на уединение, постоянно на глазах у соседей, изматывала жильцов психически. Неудивительно, что сатирик М. М. Зощенко в одном своем рассказе назвал обитателей коммуналки «нервными людьми» [2,с. 179]. Перечень мрачных сторон жизни коммунальной квартиры нашел отражение в резолюции пленума ЦК ВКП (б) 1935 г., осуждающей «хулиганское поведение» в квартире, в том числе «устройство систематических попоек, сопровождающихся шумом, драками и площадной бранью, нанесение побоев, оскорблений, угрозы расправиться, пользуясь своим служебным или партийным положением, развратное поведение, национальную травлю, издевательство над личностью, учинение разных пакостей (выбрасывание чужих вещей из кухни и других мест общего пользования, порча пищи, изготовляемой другими жильцами, чужих вещей и продуктов и т. п.)»