Город Ржев и Ржевский уезд в 1910 -1920 годах в воспоминаниях Селль - Бекмана Яна Яновича

Государственное бюджетное профессиональное образовательное учреждение «Ржевский технологический колледж»

Город Ржев и Ржевский уезд в 1910 -1920 годах в воспоминаниях Селль - Бекмана Яна Яновича

Работу выполнил:

Огулин Николай Алексеевич

мастер производственного обучения

ГБПОУ РТК

Ржев 2017

     В 2011 - м году в издательстве «РОКО» вышла книга воспоминаний инженера и научного работника Селль-Бекмана Яна Яновича - «Манускрипт Селль, 1892-1945 г.г.»  Про автора этих записок известно следующее. До революции 1917 года ему пришлось поработать землемером в Тверской губернии, а после революции Ян Янович работал на предприятиях химической промышленности и занимался наукой в области химии и электротехники. Он за  это время подготовил несколько учебных пособий и опубликовал множество научных работ, но нам, жителям Ржева, прежде всего он интересен тем, что оставил в своих воспоминаниях многочисленные  упоминания о Тверской губернии и нашем родном городе Ржеве и Ржевском уезде.

Ян Янович Селль. 1930 г.

Начиналась биография будущего инженера и учёного Селль-Бекмана Яна Яновича  в Эстонии. Родился он 22 декабря 1892 года в городе Нарве, в местности Кренгольм, в семье рабочего Кренгольмской Мануфактуры. Родители его - бывшие безземельные крестьяне, которые хотели, что бы их сын не остался безграмотным и вышел в люди. Поэтому Ян Янович учился при любой возможности, как только она у него появлялась. До Октябрьской революции ему пришлось учиться в следующих учебных заведениях:

В 1907 г. окончил Нарвское городское 4-классное Училище.

В 1910 г. окончил землемерные курсы при Псковском землемерном Училище.

В 1910-1916 годах работал землемером землеустроителем в Тверской губернии.  Одновременно занимался самообразованием и в 1913 году сдал экстерном на аттестат зрелости при Тверской Классической гимназии.

В 1913-1916 г. одновременно со службой учился на Юридическом факультете Московского Государственного Университета.

1916-1917 г. - военная служба. В это время окончил в 1916 году III Московскую школу Прапорщиков и в 1917 г.  - офицерскую стрелковую школу в Ораниенбауме.
В 1918 году работал заведующим Отделом Контроля Комиссариата Продовольствия Петроградского Районо.

В 1919 - 1920 гг. работал землемером-землеустроителем в Тверской губернии.

После окончания учёбы в Нарвском городском 4-классном Училище он в 15-ть лет уезжает из дома и поступает на землемерные курсы при Псковском землемерном Училище. Об этом он рассказывает так:

«…В один из солнечных летних дней приходит ко мне школьный товарищ Альберт Вуук и предлагает познакомиться со статьёй в газете. Там один из эстонцев - учеников Псковского землемерного училища пишет, что при Псковском ЗУ открываются полуторагодичные курсы по подготовке помощников землемеров. Условия учения, как и дальнейшей работы, очень хорошие. Так как эстонцы издревле - земледельцы и любят всё, связанное с землёй, то он советует эстонской молодёжи подавать заявления. Подготовка - городское училище. С запросами можно обратиться к нему по такому-то адресу. Вуук предложил попытаться поступить. Мой отец изъявил согласие. Запросили автора заметки, узнали, что заявление нужно подать директору училища с приложением 2-х фотокарточек, метрики и свидетельства Городского Училища. Срочно сфотографировались и послали заявления. Скоро получили ответ с подписью директора Семёнова: «приняты», начало занятий тогда-то. Собрались, мне сшили новый костюм-тройку (новый, серый красивый костюм обошёлся в 12 рублей). Осенью к началу занятий мы с Вууком отправились через Гатчину в Псков. В Пскове мы сняли номер в гостинице «Рыбный базар» на берегу реки Псковы у Кремля за 50 коп в сутки. Отправились в Училище, оформились. Нашли комнату с полным пансионом по 13 руб. в месяц у какой-то полковницы Финк за Баториевским проломом на берегу реки Великой, в конце Великолукской улицы…»

Учащимся пришлось основательно изучать следующие предметы:

«… На курсах проходили черчение и каллиграфию, математику, геодезию, химию, агрокультуру и мелиорацию, законоведение. Преподаватели были замечательные, все окончившие один или несколько ВУЗов. Читали лекции как в Высшем Учебном Заведении. Директор Семёнов - межевой инженер и юрист читал законоведение, гражданское право, межевые законы, землеустройство живо и интересно, пересыпая лекции шутками и интересными примерами. Он же читал геодезию. Инспектор Тихомиров читал Геодезию и приборы, математик Богданов часто иллюстрировал свои лекции математическими парадоксами, вдруг приходя к результату что 2=3, или что острый угол больше тупого.  Каллиграфию и черчение преподавал межевой инженер Коцинь - молодой блондин с бородой, а агрокультуру и мелиорацию - большой франт агроном, всегда сильно надушенный. Фамилия его забылась.

Занимался я добросовестно и весною 1909 года сдал экзамены на круглые пятёрки. После этого нам выдали по 140 рублей и отправили на летнюю практику. 50 рублей давалось на разъезды, а 90 рублей зарплаты за 3 месяца. Мы сразу разбогатели. Меня с другим курсантом - Рясса командировали в Торопецкий уезд, к уездному землемеру Ржонжевскому…».

Торопецкий уезд 17-ти - летнему начинающему землемеру Яну запомнился таким:

«…Народ в Торопецком уезде серый, тёмный, живут грязно. Пол в доме из расколотых надвое брёвен, старухи ходят с трубками, с кисетом на поясе и курят как мужчины. Говорят с особым «скобским» акцентом. Жизнь была дешёвая, и я тратил на питание очень немного. Главным образом питался молоком и чёрным хлебом, и за всё лето истратил не более 30 рублей, так что от выданных денег осталось рублей 110. На эти деньги я прожил все остальные 7 месяцев учёбы. Кончилась наша практика. Я съездил на недельку домой в Нарву, а затем мы возвратились в Псков. Опять встретился с товарищами и взялся за учебные занятия. Учился я по-прежнему - с увлечением, и в начале марта 1910 года сдал выпускные экзамены на круглые пятёрки. Директор Семёнов сказал нам напутственное слово, рассказал о нашей будущей деятельности и опросил, кто в какой губернии желает работать. Я заявил, что мне безразлично. Нас отпустили на месяц домой. В конце марта я получил письмо за подписью директора Евгения Семёнова, в котором сообщалось что я назначен помощником землемера землеустроительных комиссий Тверской Губернии, и предлагалось явиться в Тверь в Губернскую Чертёжную к губернскому землемеру 1 апреля 1910 года. Дома меня снарядили. Папа заказал высокие роскошные болотные сапоги с зелёной суконной подкладкой, которые были очень нужны в болотистой Псковской губернии, но совершенно не понадобились мне в Тверской…».

О своём первом месте работы в землеустроительной комиссии Тверской губернии и работе там автор рассказывает своим читателям следующее:

 «…В назначенное время я явился в Губернскую Чертёжную, расположенную в центре Твери на восьмиугольной площади под помещением окружного суда. Представился губернскому землемеру, межевому инженеру Шоркину. Он принял меня ласково и назначил помощником к старшему землемеру Николаю Николаевичу Крылову. Постепенно я стал знакомиться с делом.

До знаменитого Столыпинского закона от 9-го ноября 1906 года о землеустройстве Губернская Чертёжная являлась частью губернского правления и подчинялась непосредственно межевому управлению министерства Юстиции. Возглавлялась губернским землемером и состояла из нескольких уездных землемеров, которые выполняли юридические функции, разрешая земельные споры, устанавливая новые и возобновляя старые забытые линии генерального и специального межевания. Они носили полувоенную форму и офицерские погоны, а при исполнении служебных обязанностей одевали такую же золотую цепь как судьи. Их девиз был: «каждый при своём». При Губернской Чертёжной находился громадный межевой архив с планами всех владений губернии, с межевыми книгами, надельными грамотами крестьян и т.д.  Генеральное межевание было произведено во время Екатерины Второй, примерно в 1770 г. Все подлинные планы и документы,
написанные гусиным пером, с большими государственными гербами и с подписью: «Милостью и попеченьем императрицы Екатерины II», хранились в архиве. После закона о землеустройстве крестьян было организовано Главное Управление Землеустройства и Земледелия на правах Министерства, затем губернские и уездные Землеустроительные Комиссии с Непременными Членами во главе, и землемеры Землеустроительных Комиссий с их помощниками. Землемеры Землеустроительных Комиссий были как бы в двойном подчинении. Летом в части землеустройства - в распоряжении непременных членов, но в части техники, юридической стороны, оформления документов и прочего - в подчинении Губернского Землемера.

Землемеры делились на старших, или производителей работы со ставкой 125 руб. в месяц, землемеров со ставкой 75 р./мес. и помощников - 50 р./мес. Кроме того уплачивалась сдельная оплата, что давало примерно столько же. Зарплата, следовательно, была чрезвычайно хорошая, особенно если знать, что при желании одному человеку можно было хорошо прожить на 20 руб. в месяц. Зимой нам нужно было «подготовлять» или как говорили «соображать» дела, которые мы летом должны были выполнять. Нужно было сделать выкопировки на кальку со всех генеральных и специальных планов, прочитать и сделать выписки из межевых книг. Весной составлялся большой печатный план работ, где были перечислены все работы каждого землемера, и каждый подготовлял свои работы. Зимой мы работали от 10 утра до 3-х дня, но строго не соблюдали и этого режима. Я был назначен в партию Крылова вместе с другим товарищем из Пскова Кантором. Мы нашли квартиру на Гальяновой, ныне Пушкинской, улице. Как я читал где-то после, эта улица названа так потому, что там была известная гостиница Гальяни, где при своих проездах через Тверь останавливался Пушкин. Здание не сохранилось. Поставили только памятную доску: «На этом месте была гостиница Гальяни, где проездом останавливался в 1826-1836 годах Александр Сергеевич Пушкин». Обедал я в очень хорошей кухмистерской на главной «Миллионной» улице по 40 коп за обед из 3-х блюд. В чертёжной числилось около 100 человек, причём среда была очень культурная. Почти половину составляли межевые инженеры и технологи, окончившие сельскохозяйственные институты. Был один латыш Ажин, окончивший пять институтов, хотя ему было 32 года. Были и студенты старших курсов ВУЗов. Основная же часть землемеров окончили разные землемерные училища, а группа помощников, таких как я, окончили землемерные курсы. Я опять был самый юный. Относились ко мне все очень ласково и любовно. Тверь расположена в месте впадения в Волгу рек Тверцы и Тьмаки и, поэтому, подобно Пскову делится на Центр, Заволжье, Затмачье, Затверечье. Но в остальном Тверь полная противоположность Пскову. Будучи одним из древнейших русских городов, она почти не сохранила древнего облика. Тверь производит впечатление вполне современного города, правильно распланированного с прямыми улицами и прямоугольными кварталами. Замечательно чистенький город чиновников и учащихся. Много красивых домов, роскошное «Общественное Собрание», «Дворянское Собрание», губернаторский дворец - бывший дворец Александра I, восьмиугольная площадь. В нём очень много учебных заведений, ещё больше чем в Пскове. Юнкерское кавалерийское, епархиальное, коммерческое. Много зеленых бульваров, садов и скверов, городской сад, губернаторский сад, Желтиковская роща, набережная р. Волги. Главные улицы Миллионная, Трёхсвятская, Мироносицкий бульвар. Несколько хороших кино, хорошие театральные залы в Общественном и Дворянском Собраниях. Через Тверь проходит старое шоссе Петербург-Москва, а через Волгу проложен очень красивый висячий мост. Из старого сохранился только собор около губернаторского дворца, да за Волгой старый тверской Отроческий монастырь, в котором, по преданию, Малюта Скуратов, по приказанию Грозного, задушил митрополита Филиппа. 

Базары и торговые ряды находятся где-то в стороне и не видны. Промышленность здесь развита довольно значительно. Громадная текстильная фабрика Морозова, такая же фабрика Берга, Франко-Русский вагоностроительный завод, железнодорожные мастерские.
Много военных: кавалерийский драгунский полк, пехотный гренадерский полк, кавалерийское военное училище. Партия ст. землемера Н.Н. Крылова состояла из него и 3-х помощников: меня, Кантора и Щербакова. Наши работы на лето 1910 г. по плану были в Ржевском уезде…».

В общей сложности молодому землемеру пришлось проработать в Тверской губернии в разных уездах около 7-и лет. О работе в Ржевском уезде в своих записках он писал следующее:

«…На летние работы мы выезжали примерно 15 мая. Перед этим получали инструменты: теодолиты, штативы, планиметры, арифмометры, эклиметры, транспортиры, мерные ленты, колышки, рейки дальномеров (свёрнутые рулоном). Затем каждый заказывал себе в типографии все необходимые бланки для упрощения работ. Печаталось до 50 образцов бланков, повестки, журналы, таблицы для расчётов площадей, ведомости, акты и т.д. Печаталось всё на великолепной бумаге и стоило недорого, рублей 30 полкорзины бланков всех образцов. Мы выехали через Лихославль в Ржев и явились в уездную Землеустроительную Комиссию. Познакомились с Непременным Членом Владимиром Мелироновичем Боголюбовым - юристом по образованию мужчиной лет 40, гигантского роста, очень добродушным и хорошим человеком. Получив у него необходимые указания, мы отправились на первую работу в деревню Домашино под самым Ржевом, недалеко от станции Ржев - Виндавской Железной дороги…».  

Домашино, деревня, центр одноимённого сельского округа Ржевского района, в 3-х км. к Югу от Ржева. В середине 19 в. относилось к Толстиковой волости Ржевского уезда.  В 1859 г. в Домашино было 26 дворов, 206 жителей, в 1883г. - 37 дворов, 228 жителей,  были развиты следующие промыслы: земледельческие работы, извоз. В 1919-21г.г.  Домашино - центр одноименного сельсовета Толстиковской волости  Ржевского уезда. 

«…Там мы все поселились в большом доме одного богатого крестьянина. Работа наша как всегда заключалась в:

1)      обходе окружной межи,

2)      съёмке внутренней ситуации,

3)      подсчёте координат,

4)      подсчёте площадей,

5)      составлении плана,

6)      установлении на сельском сходе порядка раздела земли на отрезки и хутора, и   намётке места для каждого домохозяйства,

7)      отводе в натуре этих участков, с установкой межевых знаков - столбов с  государственным гербом,

8)      оформлении общего плана, из которого каждый хуторянин потом получал выкопировки - планы и крепостные документы. 

В Домашине мы работали около месяца. За это время к нам приезжал какой-то английский профессор, член английского парламента, изучавший ход земельной реформы в России. Приезжал также какой-то высокий чиновник Главного Управления Земледелия и Землеустройства Кофод. Я снимал для него план земель с указанием 50 полос, которые имел один крестьянин до разверстания на хутора, и одного участка, который он получил после размежевания.

Мы часто ходили гулять во Ржев. Город разделён Волгой на 2 части, которые назывались ещё со времени удельных княжеств, «Князь Дмитриевская» и «Князь Владимирская» стороны. Это был довольно большой, но типично уездный город, с большой базарной площадью, торговыми рядами в центре и пыльными улицами. Были здесь свои купцы-миллионеры. Была знаменитая гостиница Немирова в громадном трёхэтажном здании со своей электростанцией, кино, большим двухсветным театральным и танцевальным залами, с номерами от 1 до 5 руб. в сутки, роскошно обставленными, и с очень хорошим рестораном…». 

     Когда-то наш Ржев был одним из самых театральных провинциальных городов России. Ещё в XIX веке купец Немиров построил здесь роскошное здание - с партером, галереями и ложами для образованной публики. Постоянно приезжали с гастролями московские труппы и звёзды экрана: Вера Холодная и Иван Мозжухин. Во время войны Ржевскую труппу эвакуировали в Кимры, и она так и не вернулась, просто некуда было возвращаться. Сейчас на месте отведённом под будущее здание театра установлены лишь детские аттракционы, но эту площадь в самом центре Ржева мы по-прежнему называем театральной, хотя театра нет и в помине.

«…Мы останавливались всегда в этой гостинице. Причём характерная черта: хозяин Немиров всегда сам сидел в буфете ресторана. Тут же почти всегда находились его три дочери. По нашему желанию нам, человекам четырем-пяти устраивали специальные киносеансы днём, и показывали картины по нашему желанию, и это стоило не очень дорого. В залах гостиницы часто устраивали балы офицеры стоявшего в Ржеве уланского кавалерийского полка и лихо отплясывали мазурку. Но вообще Ржев - довольно скучный и не очень красивый город, хотя само местоположение на высоких берегах Волги довольно живописное.

Окончив работу в деревне Домашино мы переехали в деревню Большое Мечино Завидовской волости, километрах в 30, в южной части уезда по соседству со Смоленской губернией. Всё остальное лето нам предстояло работать там, в районе станции Оленино Московско - Рыбинской железной дороги. Мы размежевали там деревни Большое Мечино, Полуденные нивы, Большую Медведицу, Буболевку, Клетищенские нивы.

Уже из Большого Мечина меня откомандировали на самодеятельные работы в деревню Полуденные Нивы. Остальные работники партии - Крылов с помощниками остались в Большом Мечине. Дальше я работал самостоятельно числясь в партии Крылова, а через несколько месяцев был произведён в землемеры со ставкой 75 р./мес. Работа мне нравилась. Местность была сухая, высокая. Почти всё лето я работал в сандалиях. Целые дни на свежем воздухе и на солнце. Работал с увлечением, часов по 18 в сутки. Работа шла быстро и гладко. Непременный член Боголюбов относился ко мне с отеческой любовью, часто приезжал из Ржева, радовался моим успехам и настоял на производстве меня, мальчика не достигшего ещё 18 лет, в землемеры. Жил я в крестьянских избах, конечно у наиболее зажиточного крестьянина в деревне. Питался по спартански - чёрным хлебом и молоком, изредка ещё сырыми яйцами. Меня это вполне удовлетворяло, во-первых потому, что я всегда очень любил молоко и оно мне нравилось более чем всякие супы. Кроме того заводить стряпню в деревне, когда крестьяне заняты своими полевыми работами сложно. Молоко я уничтожал кувшина 2-3, т.е. примерно литров 3 - 5 в день. Иногда только покупал сладости - шоколадные конфеты. Воды и чаю в течение летних полевых работ я в рот не брал. За молоко и хлеб я платил хозяину обыкновенно рублей 8-10 в месяц. Крынка молока стоила 10 копеек, и столько же каравай хлеба.

Конечно, часто некоторые крестьяне, особенно в начале работ, приходили с подношениями - принося какую-либо жареную курицу. Но я, чтобы не обидеть их принимал это, но платил, и такие попытки прекращались. Попутно могу сказать, что за все 6 лет работы в качестве землемера я не брал от крестьян ни на грош ничего даром. Часто из литературы приходится читать о взяточничестве чиновников, а также и землемеров. Здесь условия были очень благоприятными для этого, но мне кажется, что у нас, насколько я знал других землемеров, этого совсем не было. Землемеры были очень хорошо обеспечены, а крестьяне бедны и безденежны. Жили они и питались прилично, но денег неоткуда было им взять, если корова и лошадь стоили по 10-20-30 рублей.

Народ здесь много культурней, чем в Псковской губернии. Избы большие, чистые. Летняя и чёрная, то есть зимняя. Полы чистые, из досок. У более зажиточных крестьян в чистой избе бывало большое зеркало и венские стулья. Женщины в большинстве были неграмотны, а из взрослых домохозяев - мужчин, по крайней мере, половина - неграмотна. Только подрастающая молодёжь училась почти поголовно в земских сельских школах. Земские школы были повсеместно, на расстоянии не более 3-х километров от любой деревни.

В каких уездах я работал по годам:

     1910 -  Ржев, Домашино, Мечино.

     1911 -  Ржев с Завидово, Клетищенские Нивы.

     1912 -  Ржев, Тереховка, Репище. 

     1913 -  Осташков, Лохов, ур. Алекино.

     1914 -  Весьегонский у. Пловское.

     1915 -  Ржевский у., Новоторжский у.

     1916 -  Тверской у.

В начале ноября мы возвращались в Тверь. Там мы производили друг у друга т.н. «освидетельствование» дел, т.е. проверку правильности технического выполнения работ, оформления документов, увязки углов, подсчёта площадей, расчёта координат и подсчёта сдельной оплаты. За этот первый летний период я заработал сдельно, кажется более 800 руб. Денег у меня было более чем достаточно, и я весь избыток послал домой отцу и сёстрам.

Мне очень хотелось получить высшее образование, поэтому я предполагал подготовиться и сдать экзамен на аттестат зрелости, а затем поступить в ВУЗ. Этот экзамен в то время был очень труден, особенно для тех, кто не учился в гимназии. Многие сдавали по 5-6 лет подряд и все «срезались». Это было и понятно, т.к. человек, пришедший со стороны, не знающий требований и «коньков» отдельных преподавателей, был в менее выгодном положении, чем свой гимназист, кроме того, мне приходилось сдавать экзамены за весь курс, включая и предметы первых классов.

Я стал помаленьку готовиться. Кроме того я, как большой любитель книг, часто заходил к букинистам, и стал заводить библиотеку. Таким образом, зима 1910-11 г. прошла в занятиях и в служебной работе, но я не отказывал себе и в удовольствиях. Часто посещал театр, кино, маскарады и танцы, посещал товарищей, знакомился и ухаживал за барышнями, больше гимназистками или ученицами коммерческого училища.

Летом 1911 года я опять работал в Ржевском уезде, с таким же удовольствием и успехом.
При объезде землеустроительных работ, меня, в селе Завидово, посетил Тверской губернатор фон Бюнтинг Н.Г.  Мужчина громадного роста, очень важный, он приезжал с порядочной свитой: становые, исправник, Боголюбов, чиновник особых поручений, несколько троек, верховые.

А зимой 1911-12 года я нашёл хорошего преподавателя Михаила Николаевича Орлова, очень знающего человека лет 35, исключённого из ВУЗа за политическую неблагонадёжность и специально занимающегося подготовкой на аттестат зрелости. Он брал дорого, по полтора рубля за час, но готовил очень хорошо и по всем предметам имел большой опыт. Я занимался у него 3 раза в неделю по 2 часа в день и платил по 36 руб. в месяц. Занимались мы латинским, немецким и французским языками, русским и математикой. Как-то в разговоре с одним из наших ревизоров, межевым инженером Николаевским я сказал, что готовлюсь на аттестат зрелости. Через некоторое время меня вызвал губернский землемер Шорин, сказал, что он очень одобряет мой план, но что переутомляться не следует, поэтому он, как и Николаевский, просят меня службы не посещать до весны. Весной же только подготовить свои будущие работы. Мне осталось только поблагодарить. Так я учился всю зиму. На работу же приходил изредка, по каким-либо срочным делам или 20 числа за жалованием.

Дела шли хорошо. Снимал я хорошую комнату и платил рублей 20 в месяц с услугами и с хорошей обстановкой. Квартиры тогда были дороги. Обедал я помесячно в первоклассной «Центральной» гостинице по 12 руб. в месяц, учителю давал 36 руб. в месяц. На ужин и завтрак я брал какие-либо закуски, сыр, колбасу, масло, булки. Это стоило рублей 6 в месяц. И на мелкие расходы уходило ещё рублей 10. Итого по 84 руб. в месяц в зимнее полугодие, а летом по 10. Итого в год 84*6 + 10*6 = 564 руб., а зарабатывал я около 2000 руб. Остальные деньги в сумме около 1400 руб. посылал отцу. Благодаря этому, материальное положение семьи значительно улучшилось. Старшая сестра Арманда училась в гимназии. К 1915 году отец уплатил свой долг, построил маленький отдельный домик в 3 комнаты, купил пианино. В 1916 году отец оставил свою работу ночного сторожа.

Летом 1912 я опять работал в Ржевском уезде, а в 1913 году - в Осташковском, в большой партии старшего землемера Лохова. Мы производили там раздел земель между селениями около села Селижарова,  при слиянии рек Селижаровки и Волги. Жил я в 7 верстах от Селижарова в деревне Алёшино, теперь её нет. Часто я проводил время в Селижарове, где наша компания состояла из семьи Лохова, семьи капитана Козловского - скульптора с франтихою женой, семьи земского страхового агента Качалова и семьи провизора аптекаря Гиршрельда. Ездили вниз по Волге в село Большую Кошу,  в другой раз - в Осташков. Были в знаменитой Ниловой Пустыни и на острове Городомля на озере Селигер. Иногда с сыном Гиршрельда, окончившим среднюю школу и готовящимся в ВУЗ, мы занимались математикой, решая задачи по учебникам Шмулевича. Осенью я переселился в одну из деревень около Селижарова. Там жила молоденькая учительница Надежда Николаевна Кирсанова. Мы с нею подружились, все вечера проводили вместе, читали книги, варили сливки, беседовали…».

В это время молодой землемер получил очень заманчивое и щедрое предложение. Яну пришлось выбирать между работой и учёбой,  и он выбрал учёбу. Дело было так:

«…Зимой 1912-13 года я ездил на «подготовку дел в Ржевском уезде» и попал во дворец богатого помещика Сабурова. Жил у него недели 2. У него было имение в 3000 десятин, расположенных на правом берегу Волги, в 12 км от Ржева вверх по течению. С роскошным трёхэтажным дворцом, церковью, громадными каменными службами и парком…».

Здесь речь идёт, по всей видимости, об  имении Подол  Нагорской волости Калязинского уезда. Владел этим имением  Сабуров Петр Иванович, камер-юнкер, надворный советник.
В состав имения входили деревни Волковойня и Новая.

«…Как-то он меня пригласил к себе в кабинет и сказал, что хочет мне сделать очень выгодное предложение. 2 его брата - генерала живут в Петербурге. На имении долг, здоровье неважное и хозяйствовать трудно. Он хочет продать имение окрестным крестьянам, для чего землю нужно разбить на участки и организовать продажу через Крестьянский Поземельный банк. Можно сделать всё в одно лето. За землю он хочет получить 300 000 руб., мне предлагает 30 000 руб. Я обещал подумать, но потом не решился уволиться, и вообще не хватило решимости, хотелось учиться, да и очень молод был. Потом взялся другой человек, и заработал около 50 000 руб. за 1 год…».

Но тяга к знаниям победила и Ян сделал свой выбор - отказался от «левого» приработка и потратил свободное время на подготовку к сдаче экзаменов на аттестат зрелости. Хотя и мог в свои 20-ть лет заработать огромные по тем временам деньги:

«…Зимой 1913-1914 г. я усиленно готовился и весною приступил к сдаче экзаменов на аттестат зрелости. Тверская Классическая Гимназия находилась в громадном 4-этажном корпусе около собора и губернаторского дворца. Директор - Чернышёв. Экзамены продолжались 1½ месяца. По литературе была дана тема сочинения, кажется «Лишние Люди» в русской литературе. Русский язык был одним из самых трудных. Не допускалось в сочинении ни одной ошибки, грамматической или в знаках препинания. Математика для меня не представляла затруднений. По французскому и немецкому языкам письменный экзамен производился так: читали на иностранном языке рассказ 2 раза, а потом нужно было написать пересказ на этом же языке. По латыни нужно было сделать любой перевод из Овидия, Горация, Цезаря, Тита Ливия или Цицерона. Нам дали на экзамене перевод одной страницы из двадцатой книги Тита Ливия, где говорилось о переходе Ганнибала через Альпы. Экзамены по каждому предмету были и письменные и устные. Они кончились для меня благополучно. По математике - все пятёрки, русский - четвёрка, языки: латынь четыре, немецкий и французский по тройке.

Экзамены потребовали от меня страшного напряжения. Вначале я занимался часов по 18 в сутки, но в конце полутора месяцев так устал, что к немецкому и французскому почти не готовился, и занимался часов по 6 в сутки. Дольше мозг отказывался работать. Но в конце июня я уже имел в кармане аттестат зрелости, и решил с осени поступить в ВУЗ. В какой - ещё не решил. По моим склонностям более подходил институт гражданских инженеров или путейский, но тогда нужно было бросить службу и лет 5 жить на свои средства. Я решил продолжать работать землемером и поступить на юридический факультет Московского Университета. Подал заявление и был принят.

Летом 1914 года я работал в Весьегонском уезде. Весною из Твери переехал в город Красный холм  - маленький городок, соединённый с сетью железных дорог. Весьегонск же железнодорожного сообщения не имеет. Из Красного Холма переехал за реку Мологу в деревню Пловское. Туда приехали ко мне погостить сёстры Арманда и Леонтина. Мы очень весело провели с месяц, гуляли по лесам, пели и наслаждались на лоне природы. По соседству, в деревне Городище работал землемер И.И. Крылов с помощником Фаддеевым, жил лесничий, и ещё целая группа сельской интеллигенции. Мы часто бывали там. В Пловском нас застало начало бедственной войны 1914-1918 г. Сёстры сразу поехали на лошади на станцию Санково за 150 вёрст, но возвратились назад, т.к. вследствие мобилизации железные дороги были перегружены, и пассажирское движение прекращено. Уехали они только через 2 недели. Сразу было прекращено золотое обращение. Вначале цены на сельхоз продукты упали: так яйца подешевели с 1½ рублей до одного рубля за сотню. Казна стала скупать сало по высокой цене, а крестьяне стали уничтожать скот. Так, например, в одной деревне при мне крестьяне резали старых лошадей десятками, и лошадь стоила дешевле шкуры. Потом цены стали неуклонно расти.

В 1915 г. я летом опять работал в Ржевском уезде и встречался со знакомыми барышнями - Тася Павлова, Пашкова, а осенью этого же года в Новоторжском уезде. Посетил город Торжок знаменитый своими сафьяновыми сапогами, о чём говорил Гоголь в Мёртвых Душах». Между прочим, он упоминает и Весьегонск, в котором мне позже тоже пришлось работать. Летом 1916 я работал в Тверском уезде, в 20 километрах от Твери вниз по Волге. Проводил там раздел земель между селеньями, расположенными на правом берегу реки в районе пристани. В качестве рабочих мне было дано человек 15 военнопленных немцев. Народ был культурный, работали хорошо, и дело шло прекрасно. Примерно в августе работа моя была прервана призывом в армию.

Во время работы в Твери моими начальниками были губернские землемеры и их помощники: Шорин Иван Михайлович, который впоследствии покончил жизнь самоубийством, Песоцкий - генерал, действительный статский советник, Никольский Николай Алекс., Суров, Гаварецкий. Все они относились ко мне хорошо. По образованию все они были межевыми инженерами, окончившими Московский Константиновский межевой институт. Гаварецкий был несколько заносчив и несимпатичен мне.

Особенно славным был Непременный член Губернской Землеустроительной Комиссии Аполлон Афонасьевич Лохвицкий, лет 35, окончивший Межевой Институт, Сельскохозяйственный Институт (Тимирязевскую академию), и юридический факультет Университета. Он, приезжая летом ко мне, всегда интересовался моими работами, занятиями и успехами, так же как и Непременный Член Ржевской Уездной Землеустроительной Комиссии. Они по-родственному обнимали и целовали меня, что не могло не трогать.  Подводя итоги Тверскому периоду своей работы, хочу только добавить: к 1916 году, т.е. к 23-м годам своей жизни я подсчитал, что заработал около 12 000 руб. Израсходовал тысяч 4-5. Остальное послал родителям и сёстрам на улучшение их быта и на окончание образования сестёр. Часть денег осталось и у меня. Суммы эти, по тем временам были весьма значительны, особенно для такого юнца, каким был я…».

Литература:

Селль - Бекман Ян Янович.  «1892-1945 гг. Манускрипт Селль».  Издательство «РОКО», 2011 г.

Скачано с www.znanio.ru