ВВЕДЕНИЕ В ИСТОРИЮ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ XVIII в.

Особенности философской картины мира в рационалистическом мировосприятии — Своеобразие национальной концепции литературы как отрасли духовной жизни общества — Рационалистический тип эстетического сознания и его приоритеты: мысль, разум, идеал — Периодизация русской литературы XVIII в.

Восемнадцатое столетие, европейский «век разума и просвещения», увенчавший собой период абсолютизма в Западной Европе и закончивший длительную эпоху европейского культурного развития Великой французской революцией, в России открывает новую эпоху ее государственности и культуры. 1700-й год Россия впервые в своей истории отсчитала не от сотворения мира, а от Рождества Христова, и встретила 1-го января, а не 1-го сентября. Это — культурный знак символического рубежа, который отделяет древнюю средневековую Русь от России Петровской эпохи новой истории.

В масштабах всемирной истории век — это совсем немного. Духовная жизнь XVIII в. отличается невиданной степенью интенсивности и концентрации, особенно заметной на примере новой русской литературы. Тот путь, который культуры других европейских стран проделывали в течение веков, русская словесная культура — от Кантемира до Державина и от безавторских гисторий до Карамзина проделала практически за полстолетия: ведь литература и жизнь связаны между собой как предмет и его отражение в зеркале, и стремительное развитие национального эстетического сознания до общеевропейского культурного уровня неоспоримо свидетельствует о таком же стремительном развитии национальной жизни в целом. Только вот в том, что считать предметом — жизнь или литературу, а что отражением — литературу или жизнь, русский (как, впрочем, и европейский) XVIII в. придерживался собственных убеждений, не совпадающих с теми, которые порождены современным типом эстетического сознания.

Особенности философской картины мира

в рационалистическом мировосприятии

В XVIII в. в Западной Европе к политике, экономике и культуре которой обратились взоры россиян сквозь окно, прорубленное реформами Петра I, господствовало рационалистическое мировоззрение. Рационалистический тип мировосприятия является по своей природе дуальным и иерархическим. Дуализм рационалистического мировосприятия определяет структуру философской картины мира: в сознании людей XVIII в. мир не был единым, целостным, развивающимся и изменчивым, каким мы видим его сейчас. Реальность для людей XVIII в. имела два уровня своего проявления и восприятия: материальный и идеальный, и оба были в равной мере существующими, только материальный мир обладал физическим существованием, а идеальный — духовным. И как в дуальной христианской модели мира дух торжествовал над плотью, дуальное рационалистическое мировосприятие считало идеальную реальность высшей и первичной, а материальную — низшей и вторичной — ив этом проявился иерархический характер рационалистического мировосприятия. Материальная реальность была совокупностью отдельных случайных, несовершенных и разрозненных предметов и явлений. Божественная гармония, правильность, высший смысл всего сущего имели свое бытие в реальности идеальной, умопостигаемой, и задачей словесных искусств было именно выражение этого общего смысла с тем, чтобы материальная реальность могла приблизиться к своему должному идеальному облику.

Мировоззренческие лозунги «века разума»: «Я мыслю, следовательно, я существую» и «Мнения правят миром» — Россия на заре новой эпохи своей истории восприняла и разделила с особенным энтузиазмом в силу того, что рационалистическое мировосприятие, усваиваемое по мере развертывания западнических реформ эпохи государственных преобразований, органично наложилось на национальную культурную традицию. С одной стороны, многовековая история России до Петра оказалась как бы перечеркнута в сознании людей Петровской эпохи: средневековая Русь закончила свое существование, и все, что создавалось в области политики, экономики, культуры, создавалось заново. В этом смысле весьма характерно мироощущение, зафиксированное в текстах эпохи, ближайшей ко времени государственных преобразований: во II Сатире Кантемира ее герой Филарет (добродетельный человек), обращаясь к своему собеседнику Евгению (благороднорожденному), характеризует своих современников следующим образом: «Мудры не спускает с рук указы Петровы, // Коими стали мы вдруг народ уже новый <...> Они ведь собою // Начинают знатный род, как твой род начали //Твои предки, когда Русь греки крестить стали» [1].

С другой стороны, это восприятие своей эпохи как новой отнюдь не отменило глубоко укорененных в национальном сознании культурных традиций. Несмотря на то что главным направлением культурных реформ была секуляризация — то есть отделение культуры от церкви, многовековая традиция принадлежности словесного творчества к сакральной сфере не могла быть ни преодолена в короткое время, ни отменена в плане культурных ассоциаций национального сознания. «Одной из особенностей русской средневековой культуры был особый авторитет Слова. Слово совмещает в себе и разум, и речь, и одно из наименований Сына Божия, и данный им людям закон. <...> Слово никогда не ставится в один ряд с другими искусствами: они получают авторитет извне, от сакральных или феодальных ценностей. Слову же авторитетность присуща имманентно, как таковому. <...> В этом смысле естественно, что когда место религиозного авторитета оказалось вакантным, его заняло искусство Слова. <...> Заменив сакральные тексты, литература унаследовала их культурную функцию» [2]. Это предопределило своеобразие национальной концепции литературы как отрасли духовной жизни общества.

Своеобразие национальной концепции литературы

как отрасли духовной жизни общества

Если европейская рационалистическая эстетика в теории и считала словесное творчество высшей и первопричинной реальностью, то практическое наличие многовековой непрерывной культурной традиции, а также наличие прочного уклада общественной жизни успели сделать литературу профессией и отвести литературе и литератору определенное место в социальной структуре. В России же на протяжении всего XVIII в. господствовало ощущение, что и общество, и культуру нужно создавать, причем создавать по заранее намеченной и сконструированной модели идеального общества и идеальной культуры.

Естественно, что главная роль в этом планомерном культурном жизнестроительстве отводилась писателю. Писательство было не профессией, а служением — и это организовывало в русской литературе XVIII в. такие отношения литературы с жизнью, которые оказались прямо противоположны аналогичным западноевропейским. Анализируя западноевропейский литературный быт на рубеже XVII—XVIII вв., Ю. М. Лотман справедливо заметил, что «Там [в Европе] быт генерировал текст, здесь[в России] текст должен был генерировать быт. Этот принцип вообще очень существен для литературы XVIII в., она становится образцом для жизни, по романам и элегиям учатся чувствовать, по трагедиям и одам — мыслить» [3]. Эта первичность жизни духа, идеального бытия, по отношению к материальному быту предопределила и специфические отношения между писателем и читателем: «писатель не следит за культурной ситуацией, а активно создает ее. Он исходит из необходимости создавать не только тексты, но и читателей этих текстов, и культуру, для которой эти тексты будут органичны» [4].

 Отсюда закономерно следует определенная иерархия внутри самой русской словесной культуры нового времени — литература как бы распадается на два способа функционирования по критерию отношения читателя и писателя. На протяжении почти всего XVIII в. существуют две литературные традиции — низовая и высокая, обслуживающие соответственно бытовую потребность читателя в развлекательном чтении и высокие умственные запросы гражданина и члена общества. Писатель, творящий в русле низовой традиции — профессионал-литератор, переводчик западноевропейского романа и оригинальный романист демократической ориентации. Писатель же, творящий в русле высокой литературной традиции — это поэт, пророк и учитель жизни. Даже если его произведение является переводом, оно все-таки превышает значение перевода за счет оригинальности жанровой модели им созданной («Тилемахида» Тредиаковского). И определенное сближение этих традиций намечается только к концу XVIII в. как предвестие перелома эстетических критериев высокой литературы, постепенно пересматривающей свою адресацию к разуму и меняющей ее на адресацию к читательскому чувству.

Рационалистический тип эстетического сознания

и его приоритеты: мысль, разум, идеал

Перемещение словесного творчества из сакральной сферы в секулярную для русского эстетического сознания XVIII в. означало и пересмотр представлений о его природе. В эпоху господства рационалистического типа мировосприятия органом творчества считалась высшая духовная способность человека — разум, и он же являлся главным органом эстетического наслаждения. Отсюда — характерная рационалистическая концепция культурной деятельности и словесного творчества, идеально соответствующая задачам всесторонней перестройки русской жизни по моделям европейской государственности и культуры. «Век разума» неизбежно полагал любую культурную деятельность столь же прямо и непосредственно полезной, как политическая, промышленная и сельскохозяйственная. Все эти виды деятельности должны приносить плоды — духовные или материальные, и в их плодотворности заключается единственное разумное основание для того, чтобы ими заниматься.

Такая концепция творчества предопределила мотивацию писательского труда: его главный стимул — это стремление служить обществу и приносить ему реальную пользу исправлением частных и общественных пороков посредством литературного слова, которое в сознании писателя XVIII в. являлось инструментом прямого социального воздействия. И результат творческого процесса представлялся эстетическому сознанию XVIII в. иначе, чем современному. Это был не текст художественного произведения как таковой, а то положительное воздействие на материальную реальность, к которому писатель стремился, преследуя основную цель своего творчества: совершенствование и исправление человеческой нравственности и приведение к разумной идеальной норме законов государственного устройства.

Результатом этого особенного положения литературы в русской духовной жизни XVIII в., ее специфической социальной функциональности и своеобразия рационалистической концепции творчества стала иерархия эстетических ценностей внутри самой литературы. Система эстетических приоритетов, которыми руководствовались и писатели, и читатели XVIII в., была иной, чем современная. Собственно эстетические задачи в русской литературе XVIII в. достаточно долго стояли на втором плане, уступая первенство посторонним для изящной словесности целям — идеологии и морали. По способу своего функционирования в духовной жизни России XVIII в. литература была не столько искусством художественного слова, сколько публицистикой, идеологией, этикой, практической философией и даже в каком-то смысле религией, соединив в себе все гуманитарные аспекты жизни общества. Это положение вещей актуально на протяжении почти всего века. Поэтому непременным условием историко-литературного, исследовательского, да и просто читательского подхода к текстам литературы XVIII в. является осознание типологических различий в эстетическом сознании эпох рационализма и классического периода русской литературы XIX в., когда сформировались основные критерии современного типа эстетического сознания.

Периодизация русской литературы XVIII в.

При всей компактности того исторического времени, которое в русской литературе XVIII в. занял переход от русской средневековой традиции книжности к словесной культуре общеевропейского типа ее развитие осуществлялось стадиально и было связано не только с внутрилитературными, но и с внелитературными факторами. Проблема периодизации русской литературы XVIII в. до сих пор не может считаться решенной [5]. Представляется, что оптимальным критерием периодизации является соотношение внутренних закономерностей литературного процесса с циклами общественно-исторической национальной жизни, тем более, что история и литература XVIII в., как и любой другой эпохи русской жизни, определенным образом между собой связаны.

 Общепринятым критерием периодизации дореволюционной русской истории является смена власти. Тенденции крупных исторических отрезков русской жизни определяются историей и характером царствования того или иного монарха. С этой точки зрения история русского XVIII в. предстает в виде следующих периодов:

Царствование Петра I (1700—1725), эпоха государственных преобразований, время всесторонних западнических реформ, начиная от быта и кончая политическими преобразованиями структуры русской самодержавной власти. Эту эпоху можно в целом охарактеризовать как время интенсификации духовной и общественной жизни, разворачивающейся одновременно с экстенсивным расширением сферы российского участия в европейской жизни. В эпоху Петра закладываются основы новой русской государственности, политики, экономики, культуры. Россия стремительно расширяет свои территориальные границы и налаживает торговые и политические контакты со странами Западной Европы.

После смерти Петра I, который отменил существующий закон о порядке престолонаследия по старшинству и законодательно оформил акт о волевой передаче власти самодержцем избранному им наследнику, но сам при жизни не успел этого сделать, наступает пятилетие своеобразной государственной смуты. В это время царствуют вдова Петра, Екатерина I (1725—1727) и его малолетний внук Петр II (1727—1730). С этого момента и до смерти Екатерины II в 1796 г. русский престол будет переходить от самодержца к самодержцу посредством заговоров и государственных переворотов.

Царствование Анны Иоанновны, племянницы Петра I (1730—1740). Десятилетие ее пребывания у власти было ознаменовано репрессивным режимом бироновщины (по имени ее фаворита, курляндского герцога Эрнста Бирона), опалой культурных деятелей Петровской эпохи (Феофан Прокопович, Кантемир) и разгулом деятельности Тайной канцелярии — массовыми пытками и казнями.

Царствование Елизаветы Петровны, дочери Петра I (1741—1761). На двадцатилетие ее правления приходится расцвет русской дворянской культуры, активизация деятельности дворянских учебных заведений и Академии наук. Это — период стабилизации русской монархии в XVIII в.

Царствование Екатерины II (1762—1796). В 1762 г., через полгода по смерти Елизаветы Петровны, в России произошел последний в XVIII в. государственный переворот. На престол взошла устранившая со своей дороги мужа Петра III, племянника и наследника Елизаветы Петровны. Ее правление продолжалось 34 года — это самое длинное царствование в истории XVIII в., и оно было весьма бурным. Первые 10 лет своего пребывания у власти Екатерина II, независимо от того, были ли ее действия результатом искренних намерений или же были продиктованы необходимостью считаться с сильной дворянской оппозицией, ознаменовала целым рядом либеральных законодательных актов. В то же время на период правления Екатерины II приходится серьезнейший кризис русской государственности XVIII в. — пугачевский бунт, по сути дела, гражданская война, после прекращения которой царствование Екатерины постепенно приобретает репрессивный характер в практике ужесточения цензуры, ограничения свободы слова и печати, преследования инакомыслящих.

Царствование Павла I (1796—1801). Сын Екатерины II, Павел I был последним русским императором XVIII в. Последние годы столетия оказались ознаменованы глубоким кризисом власти, отчасти спровоцированным самой личностью Павла I, отчасти же — дискредитацией идеи просвещенной монархии в русском общественном сознании.

Этим периодом русской истории XVIII в. соответствуют следующие стадии национального процесса:

Литература первой трети XVIII в. (1700—1730): момент перехода от традиций русской средневековой книжности к словесной культуре общеевропейского типа. Это время прихотливого смешения культурных установок древнерусской литературы — анонимной, рукописной, связанной с культурой церкви — и ориентации на словесную культуру нового типа — авторскую, печатную, светскую. В культуре Петровской эпохи господствует так называемый «панегирический стиль», порожденный, с одной стороны, пропагандистским пафосом культурных деятелей эпохи государственных преобразований, а с другой — стремительным усвоением символики и образности европейского искусства. Наиболее репрезентативная фигура этой эпохи — Феофан Прокопович, основоположник светского ораторского красноречия, создатель жанра проповеди — «Слова», которое послужило своеобразным протожанром для литературы следующих десятилетий.

На исходе этого периода начинает свою литературную деятельность А. Д. Кантемир. 1730-й г. ознаменован выходом в свет переводного романа «Езда в остров Любви» В. К. Тредиаковского, к которому он приложил и сборник своих лирических стихотворений. Как справедливо замечает исследователь, «если перевод Тредиаковского фиксировал качественные сдвиги в литературном сознании, порожденные обстановкой, возникшей в результате петровских преобразований, то в сочинениях Кантемира уже прозорливо намечен выбор классицизма в качестве такой художественной системы, которая наиболее органична духовным потребностям утвердившегося в своей силе абсолютизма» [6].

Период становления, укрепления и господства классицизма (1730-е — середина 1760-х гг.). На протяжении 1730—1740-х гг. были осуществлены основные нормативные акты русского классицизма, смысл которых заключался в создании стабильных, упорядоченных норм литературного творчества: реформа стихосложения, регламентация жанровой системы литературы, стилевая реформа. Одновременно с теоретическими мероприятиями русских писателей, которые в это время являются и учеными-филологами, складывается и жанровая система русской классицистической литературы. В творчестве Кантемира и Ломоносова оформляются старшие жанры — сатира и торжественная ода. Творчество Тредиаковского дает образцы художественной прозы, стихотворного эпоса и начинает формировать жанровую систему лирики. Под пером «отца русского театра» Сумарокова складываются жанровые модели трагедии и комедии. Центральной литературной фигурой этого периода является Сумароков — и потому, что с его именем особенно тесно связано понятие русского классицизма, и потому, что его литературная установка на жанровый универсализм творчества привела к оформлению жанровой системы русской литературы XVIII в.

Вторая половина 1760-х — 1780-е гг. — третий период развития русской литературы XVIII в. — является наиболее бурным и многоаспектным, как и соответствующий ему период русской истории. Конец 1760-х гг. — эта первая эпоха гласности в русской истории нового времени — ознаменовался невиданным расцветом публицистических жанров на страницах периодических изданий 1769—1774 гг. В это же время в устойчивой иерархической жанровой системе классицизма намечаются внутренние вихревые движения и кризисные явления, спровоцированные вторжением низовой демократической беллетристики в высокую литературу. Четкая иерархия жанров классицизма начинает колебаться под натиском синтетических структур, соединяющих высокий и низкий литературные мирообразы. При жизни основоположников русской литературы XVIII в. Ломоносова, Тредиаковского, Сумарокова в литературу входят не только демократические беллетристы 1760—1770-х гг., но и те, кому уже в это двадцатилетие суждено стать писателями, определяющими лицо русской литературы XVIII в. в целом и основоположниками многих плодотворных традиций, уходящих в перспективу XIX и XX вв. Фонвизин, Державин, Крылов, Радищев, образуя новую генерацию писателей, определяют своим творчеством кульминацию русской литературы XVIII в.

Последнее десятилетие XVIII в. — 1790-е гг. — принесло с собой перемену типа эстетического сознания и окончательный перелом от идеологии к эстетике в литературных теории и практике. 1790-е гг. ознаменованы тем, что классицизм в качестве основного литературного метода уступает место сентиментализму, разум — чувству, стремление внушить читателю моральную истину — стремлению взволновать и эмоционально увлечь. Ранние сентименталистские веяния наблюдаются в русской литературе XVIII в. начиная со второй половины 1760-х гг., но статус целостного литературного направления и стройной системы эстетико-идеологических установок творчества русский сентиментализм обретает с момента литературного дебюта Н. М. Карамзина. В этом смысле можно сказать, что в русской литературе XIX в. наступил на 10 лет раньше, чем в русской истории: Карамзин по своим эстетическим установкам скорее является первым классиком русской литературы XIX в., чем последним — XVIII в. Как эстетическое единство русская литература XVIII в. обрела свое кульминационное завершение в творчестве сентименталиста Радищева; сентименталист Карамзин открывал своим творчеством новый век русской словесности.

Периодизация истории русского литературного языка

История литературного языка обнаруживает те органические отношения, которые на всех этапах общественного развития существуют между языком и историей народа. В словарном составе литературного языка, в его функциональных стилях ярче и заметнее всего отражаются те события, которыми ознаменованы определенные поворотные этапы в жизни народа. Формирование книжной литературной традиции, ее зависимость от смены общественных формаций, от перипетий классовой борьбы сказывается в первую очередь на общественном функционировании литературного языка и его стилистических ответвлений. Развитие культуры народа, его государственности, его искусства, и в первую очередь искусства слова — литературы, накладывает неизгладимую печать на развитие литературного языка, проявляясь в совершенствовании его функциональных стилей. Следовательно, периодизация истории русского литературного языка может строиться не только на базе тех этапов, которые переживает общенародный язык в результате объективных процессов внутреннего спонтанного развития его основных структурных элементов — звукового строя, грамматики и словарного состава, — но и на соответствиях между этапами исторического развития языка и развития общества, культуры и литературы народа.

А. И. Горшков предлагает такую периодизацию:

1. Литературный язык древнерусской (древне-восточно-славянской) народности (X — начало XIV вв.);
2. Литературный язык русской (великорусской) народности (XIV — середина XVII вв.);
3. Литературный язык начальной эпохи формирования русской нации (середина XVII — середина XVIII вв.);
4. Литературный язык эпохи образования русской нации и общенациональных норм литературного языка (середина XVIII — начало XIX вв.);
5. Литературный язык русской нации (середина XIX в. — по наши дни).

Закономерности развития славянских литературных языков, благодаря которым отличаются в них до-национальные и национальные периоды, прослежены и обоснованы в докладе В. В Виноградова, сделанном им на V Международном съезде славистов в Софии. Различия эти достаточно заметны и характерны. К числу наиболее существенных следует отнести появление в национальный период развития литературного языка его устно-разговорной формы, которая как средство устного всенародного общения между членами языкового коллектива, по-видимому, отсутствовала в древнюю эпоху, когда письменно-литературная форма языка непосредственно соотносилась с диалектной разговорной речью и противопоставлялась этой последней.

Р. И. Аванесов предложил особую периодизацию древнейшего этапа развития русского литературного языка. В докладе на VII Международном съезде славистов в Варшаве (1973 г.), выдвигая на передний план соотношения между древнерусским (древне-восточно-славянским) книжным типом языка, языком собственно литературным и языком народно-диалектным, названный ученый предложил следующее хронологическое разделение эпохи: XI в. — первая половина XII в.; вторая половина XII в. — начало XIII в.; XIII — XIV вв. Основано данное деление на все более и более, по мнению Р. И. Аванесова, углубляющемся расхождении книжно - письменного и народно - диалектного языка с учетом жанровых разновидностей письменных памятников, которые строго разграничены в функциональном отношении.

Членение истории русского литературного языка на до-национальный и национальный периоды развития достаточно широко принято как советскими, так и зарубежными историками русского языка.

Что касается того решительного отграничения эпохи развития литературного языка русской народности (XIV — XVII вв. — обычно называемый Московским периодом) от предшествующего времени, предлагаемого лекциями А. И. Горшкова и вузовской программой, то с этим согласиться нельзя, прежде всего исходя из закономерностей развития собственно литературно - письменного языка данной эпохи. Именно литературный язык Московского периода неразрывно связан с литературным развитием всей предшествующей поры. Ведь мы знаем о единстве литературы, отражаемой этим языком, т. е. той древнерусской литературы XI—XVII вв., в которой наблюдаются одни и те же литературные процессы, бытование и переписывание одних и тех же текстов, возникших еще в XI или XII вв. в древнем Киеве, а переписывавшихся и бытовавших в Московской Руси, на севере и к северо-востоку от Киева, и в XIV в. (“Лаврентьевская летопись”), и в XVI в (“Слово о полку Игореве”) и даже в XVII в. (“Моление Даниила Заточника”). То же относится и к таким переводным произведениям Киевской эпохи, как “История Иудейской войны” Иосифа Флавия, “Александрия” или “Девгеньево деяние”, которые, несомненно, возникли в XII — XIII вв., большинство же списков восходит к XV — XVII вв. Таким образом, единство древнерусской литературы на всем протяжении развития с XI по XVII в. обеспечивало и единство традиции древнерусского литературно-письменного языка вплоть до середины XVII в.

В каждом из названных основных периодов развития русского литературного языка выделяются более мелкие под-периоды развития. Так, до-национальный период распадается на три под-периода. Под-период киевский (с Х по начало XII в.) соответствует историческому существованию единой восточнославянской народности и относительно единого древнерусского (Киевского) государства. Названный под-период легко вычленяется и по такому заметному структурному признаку, как “падение глухих”, или изменение редуцированных гласных ъ и ь в полные гласные в сильных позициях и в нуль звука в слабых позициях, что, как известно, приводит к решительной перестройке всей фонологической системы древнерусского общенародного языка.

Второй под-период падает на время с середины XII по середину XIV в., когда заметно проявляются в литературно - письменном языке диалектные ответвления единого восточнославянского языка, приведшие в конце концов к образованию отличающихся друг от друга по чертам фонетики, морфологии и лексики зональным разновидностям древнерусского литературно - письменного языка в эпоху феодальной раздробленности.

Третий под-период развития литературно - письменного языка приходится на XIV — XVII вв. Для северо - востока — это язык Московского государства, в остальных областях восточнославянского заселения — это начальные основы впоследствии развившихся самостоятельных национальных языков восточнославянских народностей (белорусский и украинский), выступающие в XV — XVII вв. в качестве письменного языка всего Литовско - Русского государства, или “проста русска мова”, обслуживавшая как будущих белорусов, так, и предков украинской народности.

Национальный период развития русского литературного языка также можно подразделить на три под-периода. Первый из них охватывает середину, или вторую половину XVII в., до начала XIX в. (до эпохи Пушкина). К этому времени в основном установились фонетическая и грамматическая системы русского общенародного языка, однако в литературном, письменном языке продолжают чувствоваться с достаточной силой следы ранее сложившейся традиции в формах церковнославянской и деловой русской речи. Это под-период переходный, под-период постепенного установления и образования всесторонних норм современного русского литературного языка как языка нации.

Второй под-период можно было бы назвать, пользуясь удачным определением, которое было намечено у В. И. Ленина, временем “от Пушкина до Горького”. Это время с 30 - х годов XIX в. до начала XX в., конкретнее, до эпохи пролетарской революции, положившей конец господству помещиков и буржуазии, время развития русского литературного языка как языка буржуазной нации. В эти годы с особенной интенсивностью обогащался словарный состав языка, развивавшегося на основе широкого демократического движения, в связи с расцветом русской литературы и демократической публицистики.

И, наконец, вычленяется третий под-период в истории русского литературного языка, начинающийся со времени подготовки и осуществления пролетарской революции, под-период советский, продолжающийся и в наши дни.

Ведение в историю русской литературы XVIII века

Вопросы:

1. XVIII век как культурологическое понятие. Европеизация России.

2. Проблема периодизации русской литературы XVIII века

Список рекомендуемой литературы
1. Берков П.Н. Особенности русского литературного процесса XVIII века // Берков П.Н. Проблемы исторического развития литератур. – Л.: «Худ. литература», 1981.
2. Виноградов В.В. Очерки по истории русского литературного языка XVII – XIX веков. Изд. 3-е. – М.: «Высшая школа», 1991.
3. Живов В.М. Язык и культура в России XVIII века. – М.: Школа «Языки русской культуры», 1996.
4. Макогоненко Г.П. Пути становления русской литературы XVIII века и формирование её национального своеобразия. // Истории русской литературы. В 4-х тт. – Т.1. – Л.: «Наука», 1980. – С.465-490.
5. Панченко А.М., Моисеева Г.Н. Новые идеологические и художественные явления литературной жизни первой четверти XVIII века. // Истории русской литературы. В 4-х тт. – Т.1. – Л.: «Наука», 1980. – С.408-445.
6. Серман И.З. Нерешённые вопросы истории русской литературы XVIII века // Русская литература. – 1973. – № 1.
7. Стенник Ю.В. Проблема периодизации русской литературы XVIII века // XVIII век. Сборник 16. Итоги и проблемы изучения русской литературы XVIII века. – Л.: «Наука», 1989. – С.17-31.
8. Данилевский Н.Я. Россия и Европа. – М.: «Книга», 1991. – 574 с. – серия «Историко-литературный архив».
9. Чаадаев П.Я. Философические письма. Апология сумасшедшего // Чаадаев П.Я. Статьи и письма. – М.: «Современник», 1989. – С. 38-161.
10. Шпенглер О. Закат Европы. – Новосибирск: «Наука», 1993.

XVIII век как культурологическое понятие.

Европеизация России

Для русской истории характерна прерывность развития: Киевская  Русь — Русь периода монгольского нашествия — Московская Русь — Петровская Россия — Советская Россия — Россия сегодняшняя. Каждый раз смена эпохи происходила «вдруг» — иногда катастрофически, иногда посредством реформ, но всегда перемены были быстрыми и радикальными. Эта особенность исторического развития Россия была замечена давно — в 1828 году П.Я.Чаадаев писал : «Мы так странно движемся во времени, что с каждым нашим шагом вперёд прошедший миг исчезает для нас безвозвратно». [1]

Такой же ритм развития характерен и для русской литературы. Семисотлетняя древнерусская литература с устоявшимися и, казалось, незыблемыми принципами поэтики враз сменилась XVIII веком. «Словесность наша явилась вдруг в 18 столетии», — писал А.С.Пушкин, [2] ясно понимая, что и до этого существовала самобытная русская словесность; он имел в виду, что «вдруг» началась та эпоха русской литературы, к которой в значительной мере принадлежал он сам — «осьмнадцатое столетие». [3]

В последнем утверждении нет хронологической ошибки, поскольку «восемнадцатый век» — понятие не календарное, а культурологическое. Это эпоха русской жизни, начавшаяся с реформ Петра I и продолжавшаяся до Пушкина.

Не вникая в подробности научных споров о том, появился ли XVIII век как продолжение традиций древнерусской культуры или пришёл на смену этой традиции, отметим, однако, что накануне XVIII века в литературе наступило молчание. После взятия турецкой крепости Азов (1696) русская литература в течение ближайших двух десятилетий не породила никаких сколько-нибудь значительных памятников ни в прозе,  ни в стихах;  даже начавшаяся в 1701 году Северная война (со Швецией) не оживила литературную деятельность. В русской литературе царила тишина. «Может быть, — пишет историк литературы П.Н.Берков, — с наибольшей отчётливостью отразилось это состояние русской литературы в коротеньком стихотворении, напечатанном в 1700 году славянскими литерами <...>:

Сим молитву деет,

Хам пшеницу сеет,

Афет власть имеет,

Смерть всеми владеет.

В этих четырёх строчках как бы закрепилось средневековое представление о неизменности и незыблемости миропорядка; три основные группы феодального общества —  духовенство, дворяне и крепостное крестьянство, — обозначенные именами трёх сыновей библейского патриарха Ноя, как бы устраняет возможность появления каких-либо других социальных группировок <...>; верховная владычица Смерть, уравнивая судьбы всех людей, как бы зачёркивает жизненную деятельность каждой из этих общественных групп и делает излишними любые попытки нарушить сложившийся миропорядок». [4] Литература декларирует незыблемость такого мироустройства и не имеет потребности в произведении большем, чем процитированное четверостишие. Литература с многовековым опытом не видела в современности ничего сколько-нибудь значительного и достойного изображения, литература молчала.

Ситуация могла измениться только появлением литературы нового типа. И она появилась в общем потоке перемен, начавшихся в России с реформами Петра I. Если попытаться дать предельно краткую характеристику этим переменам, происходившим во всех сферах  русской жизни XVIII века, то можно сказать так: начался процесс европеизации России. XVIII век  как понятие историософское и культурологическое  означает эпоху русской жизни, прошедшей под знаком европеизации. В этом определении нет ничего оскорбительного для России, если правильно понимать смысл термина «европеизация».

К началу XVIII века в западноевропейских странах произошло осознание того, что на европейском континенте формируется своеобразная историческая, этническая и культурная общность — европейская цивилизация. Народы Германии, Франции, Англии, Голландии, Испании обнаружили своё глубокое родство в мышлении, психологии, укладе жизни. Страны Европы в XVII веке вступили в процесс «европеизации», то есть формирования европейской цивилизации. Англичанин Ньютон и немец Лейбниц одновременно и независимо друг от друга изобретают дифференциальное и интегральное исчисление — совпадение неслучайное, подтверждающее существование европейской (а не только немецкой, английской и т.д.) науки и, больше того, единого стиля мысли, единой проблематики мысли. Рождался особый европейский тип экономики, государственности, европейский стиль философии, искусства, литературы, происходил процесс взаимных влияний и международных контактов — рождалась Европа. [5]

К концу XVII века расцвет европейских стран и возникновение европейской культуры стали очевидны. В этот момент в процесс европеизации включается и Россия. Это не значит, что Россия начинает подражать европейским народам, пользоваться их достижениями. Европеизация России означала, что закончился период самоизоляции страны, Россия вышла на контакт с соседними народами. При этом особо следует отметить, что перед Россией стоял вопрос выбора: географически находясь в Европе, Россия всегда была обращена к Востоку, в азиатские степи, в Сибирь; внешние контакты России (мирные торговые и военные) происходили, в основном, с восточными странами, даже христианство, объединившее Европу, пришло в Россию не в «западном варианте» (католичество), а в восточном, византийском (православие). Если к этому вспомнить трёхвековую зависимость от татаро-монголов, то можно утверждать, что Россия формировалась столько же азиатской, сколько и европейской страной. В конце XVII – начале XVIII века, включившись в европеизацию, Россия совершила решительный выбор и довольно крутой поворот своей истории. [6]

Что означал процесс европеизации России практически?

Прежде всего, это осознание себя народом, принадлежащим европейскому пути развития. В связи с этим России стали интересны европейские народы, их образ жизни, их языки, их культура. В Россию проникают немецкая мода, немецкая военная наука, немецкие и голландские технологии, английские экономические идеи, французская гастрономия и философия и т. д. С другой стороны, в европейскую культуру входят русские научные достижения, русские товары, русские понятия. Россия приобщается к Европе, обнаруживает в себе родство с европейской идеей. Подчеркнём ещё раз: не подчиняется европейскому влиянию, а активно включается в общеевропейскую историю.

Эти обстоятельства коренным образом изменили состояние русской литературы, она оказалась перед новой действительностью и перед новыми эстетическими задачами. Необходимо было узнать западноевропейскую литературу, не просто перевести тексты с иностранных языков, а по-русски оценить их, осмыслить незнакомые темы, образы, художественные средства. Появление новых тем, усвоенных из переводной литературы и взятых из новой русской действительности породило, в свою очередь, поток оригинальной русской литературы, новых жанров, новых сюжетов и героев. Нового в литературе XVIII века стало так много, что традиционные черты, унаследованные ею от древнерусской литературы, оказались малозаметными, трудно различимыми. [7]

Глубокие перемены произошли в русском языке, причём перемены всеобъемлющие: от фонетики до синтаксиса; изменилась русская разговорная речь, письменная речь приблизилась по структуре к европейским языкам, [8] была реформирована азбука. Столь масштабные изменения в языке являлись последствием другого процесса — перестройки сознания народа как носителя национального языка.

Ещё одной задачей новой русской литературы стало освоение античности. Европа была прямой наследницей античной цивилизации, само имя «Европа» родилось в греческих мифах. Понятно поэтому, что древние греческие и римские авторы, античные герои, античные сюжеты крайне интересовали европейских писателей, им важно было понять дух античности хотя бы для того, чтобы подтвердить право называться европейской цивилизацией и, конечно, владеть великим наследием. По этой же причине в начале XVIII века русская литература обращается к античности, имена Гомера, Анакреона, Горация, Софокла, Сенеки, Марциала и их произведения впервые попадают в русское литературное сознание. Особо стоит отметить, что с античностью русские писатели знакомятся не через французские или немецкие переводы, а напрямую, непосредственно с древних языков. Это ещё одно доказательство того, что европеизация России не подражание немцам, французам, голландцам и другим (кто из них в полной мере выразил «европейский дух»?), а самостоятельное участие в общеевропейской истории.

К концу XVIII столетия, когда европеизация России дала ощутимые плоды во всех сферах национальной жизни, стало очевидным, что Россия, конечно, не Восток, не Азия, но и не Европа. [9] Что есть Россия? Что есть русская идея? Какова судьба и предназначение России? Эти и подобные им вопросы станут задачей другой эпохи литературного и культурного развития России, но они были сформулированы в XVIII веке, веке «странных сближений».

Проблема периодизации русской литературы XVIII века

Почему всегда «проблема»? В литературоведении существуют такие вопросы, которые в результате научных поисков могут быть окончательно решены и сняты (например, вопросы текстологии, биографии писателя), но периодизация литературной эпохи принадлежит к вопросам другого рода — если не к «вечным», то к трудноразрешимым, к проблемам. Её решение зависит от того, в каком объёме XVIII век известен историкам литературы, от того, каким методологическим принципам следуют учёные, от того, как ими понимается общая роль XVIII века в истории России. Многообразие научных школ, гипотез, версий литературоведческих проблем — нормальное явление, защищающее гуманитарное знание от устаревающих, неполных, искажённых концепций истории литературы. Среди нескольких существующих периодизаций XVIII века наверняка есть та, что реально отражает этапы литературного процесса, но чтобы не ошибиться при выборе, мы рассмотрим все известные нам версии.

Одна из самых распространённых периодизаций предложена академиком Д.Д.Благим. [10] Распространённость его концепции объясняется тем, вероятно,  что учебник Д.Д.Благого с 1930-х годов выдержал семь изданий и до сих пор остаётся основным вузовским учебником. Благой  распределяет весь подлежащий изучению материал по трём периодам: 1) 1700–1720-ые годы. На путях к классицизму; 2) конец 1730-х – 1770-ые годы. Классицизм; 3) последняя треть XVIII века. На путях к сентиментализму. Предложенная схема верно фиксирует внешние признаки историко-литературного движения, но в ней нет ясного критерия, по которому выделяются периоды литературного процесса и нет чётких границ выделенных периодов.

Другой известный историк литературы, профессор Ленинградского университета Г.П.Макогоненко в своей хрестоматии [11] предлагал другое деление эпохи на периоды: 1) 1700–1760-ые годы. Канун Просвещения; 2) последняя треть XVIII века. Эпоха Просвещения. Автор периодизации предлагает в качестве критерия распределения периодов стадии распространения просветительской идеологии. С этой периодизацией трудно согласиться безоговорочно: деления литературы по идеологическим признакам недостаточно, так как в пределах просветительской идеологии возможны разные эстетические системы. Несовершенство такой периодизации вероятно ощущал и сам её автор, во вступительной статье той же хрестоматии он называл ещё один период, который выделен по другим критериям («Начало века»). Таким образом, периодизации Г.П.Макогоненко присуща и непоследовательность.

В 1973 году была предложена ещё одна система периодизации литературы XVIII века, в которой критерием были этапы создания единой общенациональной литературы: 1) первая половина века, в течение которой литература завоёвывает право на самостоятельное существование среди видов искусства; 2) вторая половина века, когда литература из дела одиночек обретает статус выразителя общественного мнения. Автор этой периодизации И.З.Серман [12] не учитывает существование в XVIII веке разных литературных направлений и разных эстетических систем, не учитывает и впечатление, которое складывается у всех исследователей XVIII века — основные события эпохи произошли в конце века, примерно в последней трети.

В названных периодизациях возможно есть правда о литературном процессе XVIII века, но авторы не представили ясной и чёткой аргументации, без которой утрачивается сам смысл деления литературы на какие-то этапы. Причиной этого, на наш взгляд, является то обстоятельство, что исследователи отказались признать XVIII век эпохой европеизации России, полагая, вероятно, это оскорбительным для России, однако предложить и доказать другое объяснение сути произошедшего в XVIII веке в России пока никому не удалось.

Если признать, что XVIII век прошёл под знаком европеизации России, то удастся увидеть, как отразились этапы этого процесса на развитии литературы. Так, например, появление некоторых новых жанров в русской литературе вызвано переводами из западноевропейских литератур — чисто литературный факт (появление жанра) берёт своё начало в общем процессе европеизации. Шаг за шагом русская литература включалась в общеевропейский культурный мир и вехи этого процесса должны стать показателями границ отдельных периодов.

Первый период. 1700-ые годы – начало 1730-х годов. Традиционно эти годы называются «Петровское время». Краткая характеристика периода: идейный пафос литературы тех лет — защита петровских реформ, отсюда публицистичность произведений; для художественного сознания характерна жажда новизны и одновременно тяготение к вековым традициям, отсюда эклектичность, отсутствие единой эстетической системы, единого литературного направления. Конец периода определяется появлением произведений, созданных уже в чётких границах эстетики классицизма: первые сатиры А.Д.Кантемира (1729-1731), переведённый им трактат Фонтенеля «Беседы о множестве миров» (1730), сделанный В.К.Тредиаковским перевод романа Тальмана «Езда в остров любви» (1730), иначе говоря, к концу первого периода русская литература начала пользоваться европейской по происхождению и сути системой художественных средств.

 Второй период. Конец 1730-х – конец 1770-х годов. Период классицизма. Основное содержание и пафос периода — формирование русского классицизма. Начало периода связано с появлением в 1747 году двух эпистол А.П.Сумарокова «О русском языке» и «О стихотворстве», в которых изложен эстетический кодекс русского классицизма. Конец периода — 1779 год, когда М.М.Херасков завершил создание героической поэмы «Россиада», то есть русской литературой было создано произведение в жанре, считающемся вершиной поэзии в эстетике классицизма.

Для этого периода развития литературы XVIII века характерна тяга к стабильности, отсюда формирование строгой жанровой системы, регламентация творческого процесса. Созданы жанровые каноны русской торжественной оды, русской стихотворной трагедии, героической эпопеи, стихотворной басни, сатиры и др.; эти жанры были заимствованы из европейской литературы, но претерпели существенные изменения в русском варианте. Причиной трансформаций и жанров, и эстетических принципов европейского классицизма при «переводе» его на русскую почву было то обстоятельство, что русский классицизм развивался спустя сто лет после европейского, то есть в то время, когда в Европе распространились идеи Просвещения. Русский писатель периода классицизма, работающий, например, над трагедией, учитывает опыт и классициста Расина, и просветителя Вольтера, в результате чего рождается новое жанровое образование — русская стихотворная трагедия. Своеобразие периода русского классицизма состоит в синтезе идеологии, философии, эстетики двух эпох европейской культуры — классицизма и Просвещения. [13]

Третий период. 1780 – 1800-ые годы. Утверждение сентиментализма. Интенсивность литературной жизни в этот период настолько высока, что обнаружить чёткие границы не удаётся. Главные фигуры литературной жизни этого периода — Н.М.Карамзин и М.Н.Муравьёв; основные произведения периода, в которых с наибольшей полнотой отразилась его суть — журналы Н.М.Карамзина и его альманахи «Аглая» (1794–1795) и «Аониды» (1796–1799), его знаменитая повесть «Бедная Лиза» (1791) и не менее знаменитые «Письма русского путешественника» (1790-1801), «Путешествие из Петербурга в Москву» (1789-1790) А.Н.Радищева. Основной пафос литературы тех лет — стремление к субъективности, исповедальности, что открывало простор для анализа внутреннего мира личности. Появляются новые жанры: дружеское послание и элегия, эпистолярная и повествовательная проза.

Данная периодизация, на первый взгляд, мало отличается, например, от предложенной Д.Д.Благим, и не содержит сенсационно новой интерпретации литературных событий XVIII века, однако её преимущество в том, что все этапы четко определены по времени и содержанию, аргументированы сами принципы деления литературы на периоды. Автором этой периодизации является Ю.В.Стенник. [14] В дальнейшем мы будем следовать именно такому представлению об основных этапах литературного процесса XVIII века.

Вопросы для самоконтроля и самоподготовки

1. Как Вы понимаете слова А.С.Пушкина «Словесность наша явилась вдруг в 18 столетии»?
2. Почему накануне XVIII века в литературе наступил период молчания?
3. Каковы (примерно) временные границы литературы XVIII века?
4. Что собой представляла европеизация русской культуры? Означало ли это разрыв с традициями древнерусской литературы?
5. Какие эстетические задачи встали перед русской литературой в связи с процессом европеизации?
6. Какое значение для понимания литературной эпохи имеет её периодизация?
7. Какие недостатки присущи периодизациям русской литературы XVIII века Д.Д.Благого, Г.П.Макогоненко, И.З.Серман?
8. В чем преимущество периодизации Ю.В.Стенника? Назовите основные периоды русской литературы XVIII века.

История литературного языка обнаруживает те органические отношения, которые на всех этапах общественного развития существуют между языком и историей народа. В словарном составе литературного языка, в его функциональных стилях ярче и заметнее всего отражаются те события, которыми ознаменованы определенные поворотные этапы в жизни народа. Формирование книжной литературной традиции, ее зависимость от смены общественных формаций, от перипетий классовой борьбы сказывается в первую очередь на общественном функционировании литературного языка и его стилистических ответвлений. Развитие культуры народа, его государственности, его искусства, и в первую очередь искусства слова—литературы, накладывает неизгладимую печать на развитие литературного языка, проявляясь в совершенствовании его функциональных стилей. Следовательно, периодизация истории русского литературного языка может строиться не только на базе тех этапов, которые переживает общенародный язык в результате объективных процессов внутреннего спонтанного развития его основных структурных элементов — звукового строя, грамматики и словарного состава, — но и на соответствиях между этапами исторического развития языка и развития общества, культуры и литературы народа.

Периодизация истории русского литературного языка до сих пор почти не служила предметом специального научного исследования. Те исторические этапы, которые фиксируются , вузовскими программами по истории русского литературного языка, намечены в статье В. В. Виноградова “Основные этапы истории русского языка”. В курсе лекций А. И. Горшкова мы находим периодизацию истории русского литературного языка согласно действовавшим в те годы вузовским учебным программам: 1. Литературный язык древнерусской (древневосточносла-вянской) народности (X—начало XIV вв.); 2. Литературный язык русской (великорусской) народности (XIV—середина XVII вв.); 3. Литературный язык начальной эпохи формирования русской нации (середина XVII—середина XVIII вв.); 4. Литературный язык эпохи образования русской нации и общенациональных норм литературного языка (середина XVIII—начало XIX вв.); 5. Литературный язык русской нации (середина XIX в.—по наши дни).

Позволим себе сделать отдельные критические замечания по поводу предлагаемой периодизации истории русского литературного языка. Прежде всего нам кажется, что в этой периодизации недостаточно учтена связь истории языка с историей народа. Выделяемые периоды соответствуют, скорее, имманентному развитию структурных элементов общенародного русского языка, чем развитию собственно языка литературного, которое немыслимо без неразрывной связи с историей русской государственности, культуры и в первую очередь истории русской литературы. Во-вторых, указанная периодизация страдает излишней дробностью и механистичностью, в ней искусственно разрываются на отдельные обособленные периоды такие этапы языкового исторического развития, которые должны были бы рассматриваться в неразрывном единстве.

Изложим нашу концепцию периодизации истории русского литературного языка в неразрывной связи с историей русского народа, его культуры и литературы.

Нам кажется наиболее целесообразным подразделить всю тысячелетнюю историю нашего литературного языка не на пять, а всего на два основных периода: период донационального развития русского литературно-письменного языка и период его развития как языка национального. Гранью между обоими намечаемыми периодами естественно было бы признавать время около середины XVII в., откуда, по известному определению В И. Ленина, начинается “новый период русской истории”.

Закономерности развития славянских литературных языков, благодаря которым отличаются в них донациональные и национальные периоды, прослежены и обоснованы в докладе В. В Виноградова, сделанном им на V Международном съезде славистов в Софии. Различия эти достаточно заметны и характерны. К числу наиболее существенных следует отнести появление в национальный период развития литературного языка его устно-разговорной формы, которая как средство .устного всенародного общения между членами языкового коллектива, по-видимому, отсутствовала в древнюю эпоху, когда письменно-литературная форма языка непосредственно соотносилась с диалектной разговорной речью и противопоставлялась этой последней.

В последние годы была предложена чл.-кор. АН СССР Р. И. Аванесовым особая периодизация древнейшего этапа развития русского литературного языка. В докладе на VII Международном съезде славистов в Варшаве (1973 г.), выдвигая на передний план соотношения между древнерусским (древневосточнославянским) книжным типом языка, языком собственно литературным и языком народно-диалектным, названный ученый предложил следующее хронологическое разделение эпохи: XI в.—первая половина XII в.; вторая половина XII в.—начало XIII в.; XIII—XIV вв. Основано данное деление на все более и более, по мнению Р. И. Аванесова, углубляющемся расхождении книжно-письменного и народно-диалектного языка с учетом жанровых разновидностей письменных памятников, которые строго разграничены в функциональном отношении.

Членение истории русского литературного языка на донациональный и национальный периоды развития достаточно широко принято как советскими, так и зарубежными историками русского, языка.

Что касается того решительного отграничения эпохи развития литературного языка русской народности (XIV—XVII вв. — обычно называемый Московским периодом) от предшествующего времени, предлагаемого лекциями А. И. Горшкова и вузовской программой, то с этим согласиться нельзя, прежде всего исходя из закономерностей развития собственно литературно-письменного языка данной эпохи. Именно литературный язык Московского периода неразрывно связан с литературным развитием всей предшествующей поры. Ведь мы знаем о единстве литературы, отражаемой этим языком, т. е. той древнерусской литературы XI—XVII вв., в которой наблюдаются одни и те же литературные процессы, бытование и переписывание одних и тех же текстов, возникших еще в XI или XII вв. в древнем Киеве, а переписывавшихся и бытовавших в Московской Руси, на севере и к северо-востоку от Киева, и в XIV в. (“Лаврентьевская летопись”), и в XVI в (“Слово о полку Игореве”) и даже в XVII в. (“Моление Даниила Заточника”). То же относится и к таким переводным произведениям Киевской эпохи, как “История Иудейской войны” Иосифа Флавия, “Александрия” или “Девгеньево деяние”, которые, несомненно, возникли в XII—XIII вв., большинство же списков восходит к XV— XVII вв. Таким образом, единство древнерусской литературы на всем протяжении развития с XI по XVII в. обеспечивало и единство традиции древнерусского литературно-письменного языка вплоть до середины XVII в.

Слишком дробное подразделение периодов развития русского литературного языка национального периода, предлагаемое А. И. Горшковым, тоже не может быть признано достаточно обоснованным. Так, нам думается, нецелесообразно отделять резкой гранью язык второй половины XIX в. от предшествующей пушкинской эпохи, когда, несомненно, уже закладываются основы развития лексико-семантической и стилистической системы русского национального литературного языка, продолжающей существовать и в наши дни.

Итак, согласно нашему, убеждению, наиболее рационально выделение лишь двух, главных и основных периодов развития русского литературного языка: периода донационального, или периода развития литературно-письменного языка народности (вначале народности древнерусской, общевосточнославянской, а затем, с XIV в., народности великорусской), иначе древнерусского литературно-письменного языка до XVII в., и периода национального, охватывающего развитие русского литературного языка в собственном смысле этого термина, как национального языка русской нации, начиная примерно с середины XVII в. по наши дни.

Естественно, что в каждом из названных основных периодов развития русского литературного языка выделяются более мелкие подпериоды развития. Так, донациональный период распадается на три подпериода. Подпериод киевский (с Х по начало XII в.) соответствует историческому существованию единой восточнославянской народности и относительно единого древнерусского (Киевского) государства. Названный подпериод легко вычленяется и по такому заметному структурному признаку, как “падение глухих”, или изменение редуцированных гласных ъ и ь в полные гласные в сильных позициях и в нуль звука в слабых позициях, что, как известно, приводит к решительной перестройке всей фонологической системы древнерусского общенародного языка.

Второй подпериод падает на время с середины XII по середину XIV в., когда заметно проявляются в литературно-письменном языке диалектные ответвления единого восточнославянского языка, приведшие в конце концов к образованию отличающихся друг от друга по чертам фонетики, морфологии и лексики зональным разновидностям древнерусского литературно-письменного языка в эпоху феодальной раздробленности.

Третий подпериод развития литературно-письменного языка приходится на XIV—XVII вв. Для северо-востока—это язык Московского государства, в остальных областях восточнославянского заселения—это начальные основы впоследствии развившихся самостоятельных национальных языков восточнославянских народностей (белорусский и украинский), выступающие в XV—XVII вв. в качестве письменного языка всего Литовско-Русского государства, или “проста русска мова”, обслуживавшая как будущих белоруссов, так, и предков украинской народности.

Национальный период развития русского литературного языка также можно подразделить на три подпериода. Первый из них охватывает середину, или вторую половину XVII в., до начала XIX в. (до эпохи Пушкина). К этому времени в основном установились фонетическая и грамматическая системы русского общенародного языка, однако в литературном, письменном языке продолжают чувствоваться с достаточной силой следы ранее сложившейся традиции в формах церковнославянской и деловой русской речи. Это подпериод переходный, под-период постепенного установления и образования всесторонних норм современного русского литературного языка как языка нации.

Второй подпериод можно было бы назвать, пользуясь удачным определением, которое было намечено у В. И. Ленина, временем “от Пушкина до Горького”. Это время с 30-х годов XIX в. до начала XX в., конкретнее, до эпохи пролетарской революции, положившей конец господству помещиков и буржуазии, время развития русского литературного языка как языка буржуазной нации. В эти годы с особенной интенсивностью обогащался словарный состав языка, развивавшегося на основе широкого демократического движения, в связи с расцветом русской литературы и демократической публицистики.

И, наконец, вычленяется третий подпериод в истории русского литературного языка, начинающийся со времени подготовки и осуществления пролетарской революции, подпериод советский, продолжающийся и в наши дни.

Такова в общих чертах периодизация истории русского литературного языка, которая кажется нам наиболее приемлемой.

Периодизация русской литературы XIX века Общая характеристика периода Развитие основных литературных жанров I.
I четверть (1801—1825) Развитие идей дворянской революционности. Декабризм. Борьба литературных направлений: классицизм, сентиментализм, романтизм, ранний реализм, натурализм. Середина 20-х годов — рождение метода критического реализма. Ведущий художественный метод — романтизм Баллада, лироэпическая поэма, психологическая повесть, элегия II.
Литература 30-х годов (1826—1842) Углубление общего кризиса крепостничества, общественная реакция. Верность идеям декабризма в творчестве А. Пушкина. Расцвет революционного романтизма М. Лермонтова. Переход от романтизма к реализму и социальной сатире в творчестве Н. Гоголя. Ведущее значение приобретает реализм, хотя большинство писателей творят в рамках романтизма. Усиление демократических тенденций. Правительство активно пропагандирует теорию «официальной народности». Развитие прозаических жанров. Романтические повести А. Марлинского, В. Одоевского. Реалистическая эстетика в критических статьях В. Белинского. Романтический характер исторических романов М. Загоскииа, драматургии Н. Кукольника, лирики В. Бенедиктова. Борьба прогрессивных и демократических сил в журналистике III.
Литература 40—50-х годов (1842—1855) Усиление кризиса крепостнической системы, рост демократических тенденций. Развитие идей революции и утопического социализма. Рост влияния на общественную жизнь передовой журналистики. Идейная борьба славянофилов и западников. Расцвет «натуральной школы». Приоритет социальной проблематики. Развитие темы «маленького человека». Противостояние литературы гоголевской школы и поэтов-лириков романтического плана. Реакционные охранительные меры правительства в связи с революциями в Европе Основные жанры «натуральной школы»: физиологический очерк, социальная повесть, социально-психологический роман, поэма. Пейзажная, любовно-эстетическая и философская лирика поэтов-романтиков IV.
Литература 60-х годов (1855—1868) Подъем демократического движения. Противоборство либералов и демократов. Кризис самодержавия и пропаганда идей крестьянской революции. Расцвет демократической журналистики и ее противостояние консервативной. Материалистическая эстетика Н. Чернышевского. Новые темы и проблемы в литературе: герои-разночинцы, пассивность крестьянства, показ тяжелой жизни рабочих. «Почвенничество». Реализм и правдивость в изображении жизни в произведениях Л. Толстого, Ф. Достоевского, Н. Лескова. Высокое художественное мастерство поэтов-романтиков (А. Фет, Ф. Тютчев. А. К. Толстой, А. Майков, Я. Полонский и др.) Демократическая повесть, роман. Активизация жанров литературной критики и журналистики. Лирические жанры в творчестве поэтов-романтиков V.
Литература 70-х годов (1869—1881) Развитие капитализма в России. Демократические идеи народничества, их утопический социализм. Активизация тайных революционных организаций. Идеализация крестьянской жизни в литературе писателей-народников, показ разложения общинного уклада. Ведущая роль журнала «Отечественные записки». Реалистические тенденции в творчестве М. Салтыкова-Щедрина, Ф. Достоевского, Г. Успенского, Н. Лескова Очерк, рассказ, повесть, роман, сказ VI.
Литература 80-х годов (1882—1895) Усиление реакционной политики царизма. Рост пролетариата. Пропаганда идей марксизма. Запрет на передовые журналы. Возрастание роли развлекательной журналистики. Критический реализм в творчестве М. Салтыкова-Щедрина, Л. Толстого, В. Короленко и др. Обновление тематики в литературе: изображение «среднего человека», интеллигента, исповедующего теорию «малых дел». Мотивы разочарования и пессимизма в творчестве С. Надсона и В. Гаршина. Критика господствующих порядков и обличение социального неравенства в творчестве Л. Толстого Рассказ, повесть, роман. Романтические жанры в поэзии С. Надсона, социальные мотивы в поэзии революционеров-народовольцев VII.
Литература 90-х годов (1895—1904) Развитие капитализма в России. Рост марксистских идей. Противостояние реалистической и декадентской литературы. Идеи разночинной демократии в творчестве В. Короленко. Зарождение пролетарской литературы (М. Горький), развитие критического реализма в творчестве И. Бунина, А. Куприна, Л. Толстого, А. Чехова Рассказ, повесть, роман. Публицистические жанры. Жанры в традициях революционной поэзии. Драматические жанры

усский литературный процесс первой половины XX столетия. Новая периодизация

История русской литературы периода 1920-х – 1950-х годов

Новая, укрупненная, периодизация литературной истории XX века, разработанная современным российским научным сообществом, предполагает выделение трех периодов:

1) рубеж XIX-XX столетий (Серебряный век), который представляет собой самостоятельный и самобытный период, открывающий литературную историю следующих ста лет и «программирующий» ее художественную специфику;

2) первая половина XX века (20-е — середина 50-х годов);

3) вторая половина XX века (конец 50-х— 90-е годы).

Такая периодизация обнаруживает закономерности литературного развития XX столетия и позволяет совместить собственно эстетический и социокультурный подходы к его изучению.
Специфика литературного процесса XX века обусловливалась собственно эстетическими закономерностями, характер которых был предопределен, в первую очередь, художественной революцией рубежа веков. Смена художественных парадигм выразилась, с одной стороны, в том, что реализм как творческий метод уже не мог претендовать на роль универсальной эстетики, как это было во второй половине XIX столетия, а с другой — в том, что сформировалось и утвердилось художественное сознание модернистского типа с присущей ему поэтикой, отныне на равных сосуществующее с реалистическим. Взаимодействие реалистических и модернистских тенденций с этого момента будет определять литературный процесс всего XX столетия.

Художественная революция рубежа XIX-XX веков потеснила реализм с принадлежавших ему ранее позиций и утвердила модернизм в качестве полноправной эстетической системы, но это были, скорее, явления внешнего, сопутствующего характера, за которыми стояли глубинные изменения, произошедшие в социокультурной ситуации и художественном сознании. Эти изменения сопоставимы с эстетическим взрывом, произошедшим в русской литературе XVIII столетия, когда утвердился антропоцентрический характер литературы и была подготовлена почва для русской классической литературы XIX века. На рубеже XIX-XX веков произошел аналогичный перелом, результатом которого стало утверждение эстетических принципов новой эпохи, возник художественный язык, «грамматика» и «лексика» которого сохраняли продуктивность на протяжении почти целого столетия.

Литература XX века со всей очевидностью обнаружила недоверие к сюжету, функции детерминистской картины мира, сводящей человеческую личность к совокупности причин и следствий, что обусловливало утверждение новых принципов организации повествования: в творчестве А. Белого, Ф. Сологуба, а потом и у ж наследников — Е. Замятина, Б. Пильняка, А. Платонова, Ю. Олеши, В. Набокова, Г. Газданова — сюжетность уступила место лейтмотивности, художественному принципу «рифмовки» образов и ситуаций; единая точка зрения, выраженная повествовательным субъектом, сменилась калейдоскопическим чередованием фрагментов, эпизодов, соединенных посредством монтажа или цепи художественных ассоциаций.

Не менее важной приметой новой литературы оказалось то обстоятельство, что миметическая концепция искусства стала утрачивать свою универсальность: художественный мир перестал быть лишь отражением «истинного мира», но обрел статус второй, подлинной реальности, эмансипировался от действительности, претендуя на самоценность.

Но самое главное проявление художественной революции состояло в другом: социальная конкретика художественного содержания классического реализма уступала место обращению к универсальным, бытийным, онтологическим проблемам. Изменилась концепция личности: «социальный человек» реализма уступал место человеку, укорененному не в современности, но в вечности: «вечности заложник» (Б. Пастернак) вырывался из «плена времени» и оказывался «лицом к лицу с вечным временем и бесконечностью Мироздания, со Смертью, Любовью как метафизическим преодолением бренности Бытия, с Богом как образно-философским осуществлением абсолюта»[1].

Стремление литературы, обнаружившееся в творчестве символистов и затем ставшее важнейшей характеристикой литературного столетия, к постижению онтологических, бытийных сторон мира и человека в нем заставило художников обращаться к мифу как к универсальному способу художественной типизации. Авангард, принесший в искусство идеи кривизны, сдвига, алогизма, деформации реальности, предопределил стилевые поиски последующих десятилетий, воплотившиеся в творчестве А. Платонова, Е. Замятина, К. Ваганова, Д. Хармса.

Реалистическая литература, взаимодействуя с модернистской, обогащая ее и воспринимая ее открытия, в результате художественной революции обрела новое качество, проявившееся в творчестве М. Горького, М. Шолохова, А. Толстого, Л. Леонова.

Предметом рассмотрения в данной книге оказывается второй период литературной истории XX века. Начало этого периода положено общественными потрясениями конца 10-х годов — революцией и гражданской войной. Единство этого периода создается особыми условиями литературного развития, когда обстоятельства политического, идеологического, социокультурного плана оказались не менее значимы, чем собственно эстетические.

В этот период резко прерывается естественное, органичное развитие литературы, складываются принципиально новые условия ее существования. С самого начала советского периода государство навязывает литературе несвойственные ей функции агитации и пропаганды, появляется понятие социального заказа. Кратковременный период, когда возможно было существование частных издательств, сменяется полной государственной монополизацией книгоиздательства. Целая серия дискуссий в Комакадемии и в периодике формирует литературный соцреалистический канон.
Единая русская литература развивается в русле трех подсистем, во многом изолированных одна от другой: литература метрополии (существующая и легально печатающаяся в СССР), диаспоры, русского рассеяния, и потаенная (создающаяся в стол без надежды на публикацию или же не пропущенная цензурой).

Сложное взаимодействие имманентных литературе (эстетических) и внешних по отношению к ней (социально-политических и идеологических) векторов предопределило характер литературного процесса 20-50-х годов, который выделяется как единый период, обладающий единой логикой художественного развития и общим характером эстетических тенденций, как реалистических и соцреалистических, так и модернистских, активно взаимодействующих друг с другом.

Завершается этот период серединой 50-х годов. Он знаменуется определенной сменой партийной политики и общих идейно-эстетических ориентиров. Это сразу и резко отразилось на характере литературного процесса, что проявилось уже в литературной и общественной ситуации 60-х годов.

Скачано с www.znanio.ru