Урок: «Снегурочка» - весенняя сказка Н. А. Римского-Корсакова

«Снегурочка» ­ весенняя сказка Н. А. Римского­ Корсакова Русский писатель Александр Николаевич  Островский сочинил замечательную сказку  «Снегурочка». Эта сказка так понравилась Николаю  Андреевичу Римскому­Корсакову, что он сразу  приступил к созданию оперы. Музыка оперы «Снегурочка» полна весенней  радости и света. Вступление к опере «Снегурочка» «Начало весны. Красная горка, покрытая снегом.  Направо кусты и редкий безлистый березник. Налево сплошной частый лес больших сосен и елей. В  глубине, под горой, река… За рекой берендеев  посад, столица царя Берендея. Дворцы, дома, избы,  все деревянные с причудливой резьбой… Полная луна серебрит открытую поверхность. Вдали кричат петухи. Леший сидит на сухом пне» ­ так  описывает Николай Андреевич Римский­корсаков  вступление к опере «Снегурочка». Песни и пляски птиц Леший возвещает о приходе Весны­Красны.  Прилетает Весна с журавлями, но не уходит зима.  Виновата в этом сама Весна. Пятнадцать лет прошло с тех пор, как родилась у неё и Деда­Мороза дочь  Снегурочка, и рассердилось Ярило­Солнце. Жмутся  к Весне птицы и, чтобы согреться, затевают пляски.  С большим художественным мастерством Римский­ Корсаков воспроизводит голоса птиц. В музыке ясно слышатся крик, кукушки, стук дятла,  пощёлкивание, посвистывание и цоканье других  птиц. А на фоне этого гомона звучит чудесная мелодия народного склада «Сбирались птицы,  сбирались певчи». Ария и ариетта Снегурочки «С подружками по  ягоду ходить» Легко, бездумно живётся Снегурочке в лесу.  Правда, скучно немножко, хочется и мир  посмотреть и себя показать. Но очень скучать и  грустить Снегурочка пока не умеет. Ей просто  нужно уговорить отца, Деда Мороза, подластиться к  нему ­ пусть он разрешит ей пойти к людям. Дочка уговаривает, упрашивает Деда Мороза, чисто  и прозрачно звенит её голосок, и Мороз сдаётся. Как откажешь единственной дочке? Снегурочку решают  отдать в Берендееву слободку. Строго приказывает Мороз мохнатому Лешему  беречь Снегурочку ­ пуще всего от лучей Ярилы­ солнца, ­ а сам уходит из леса. Кончилась его власть, наступило время Весны. Песня Леля «Туча со громом сговаривалась» В страну берендеев пришла весна. Снегурочка живёт у Бобыля. Жить в слободке Снегурочке не очень весело. Не  одобряют её приёмные родители дружбы с Лелем­ пастухом: всего и богатства­то у него ­ берестяной  рожок да кнут. А что песни хорошо поёт, так ведь из песен шубу не сошьёшь и обед не сваришь. Да и  Лелю становится скучно с холодной Снегурочкой.  Не умеет она веселиться и радоваться, как другие  девушки­берендейки. В канун Ярилина дня ­ праздника солнца ­ молодёжь  водит хороводы под подлинно народную песню «Ай,  во поле липенька». Старики угощаются. Царь Берендей выходит к народу. Заплясали скоморохи.  Запел свою чудесную песню Лель ­ «Туча со громом  сговаривалась». Те, кто любят природу, очень любят и это время  спора зимы с весной, когда весна, а за нею и лето  вступают в свои права. И никто не грустит об  ушедшем. Вот почему нам только на какую­то  минуту становится грустно, что растаяла  Снегурочка, а потом мы вместе с берендеями  радуемся теплу, лету, которое гибельно для  Снегурочки, но очень нужно всем людям. Вопросы: 1. Какие картины можно «увидеть» в музыке  вступления к опере «Снегурочка? Как меняется  настроение музыки от начала к концу вступления? 2. Как вы думаете, почему в «Песне и пляске птиц» царит оживление и радость? 3. Отчего так грустна песня Леля? Что произойдёт  со Снегурочкой в конце сказки? Михаил Иванович Глинка. Марш Черномора Слово «марш» означает «шествие». Под музыку  людям шагать удобнее. Ритм музыки очень хороший дирижёр. Сами звуки могут командовать движением. И на все случаи жизни есть марши. Вы уже заметили, что музыка марша ­ это не только аккомпанемент  нашим шагам, но и портрет шагающих. Двигающийся портрет или картина движения. По тому, как двигается человек или сказочный  герой, нам становится ясно не только как он  выглядит, но и что у него на душе и чего от него  можно ожидать. Михаил Иванович Глинка написал оперу на сюжет  сказки поэта Александра Сергеевича Пушкина  «Руслан и Людмила». Сказка начинается со свадьбы Руслана и Людмилы.  Киевский князь Светозар выдаёт свою дочь  Людмилу замуж за храброго витязя Руслана. Вдруг веселье прерывается, раздаются сильные  удары грома, наступает полная темнота. Гости в  страхе замирают на месте… Когда вновь становится  светло, все с ужасом видят, что Людмила исчезла.   Это волшебник Черномор похитил её и унёс в свой  заколдованный замок. Отважный Руслан отправляется на её поиски. Для этой оперы Глинка написал много прекрасной  музыки. Но, пожалуй, самым знаменитым её  отрывком является «Марш Черномора». Но в произведениях Александра Сергеевича  Пушкина два Черномора. Один ­ добрый, это дядька Черномор из «Сказки о царе Салтане». А другой –  злой волшебник из поэмы «Руслан и Людмила». Помните, в опере «Руслан и Людмила» есть  огромная голова, которая поёт хором, громче всех. Но в этой сказке есть не только великан голова, но и малютка карлик. Это злой волшебник Черномор. И  если у головы самый «большой» голос, то у карлика  должен быть самый «маленький». И действительно,  голос у Черномора такой маленький, такой  крошечный, что... его вообще не слышно. Этот злой  карлик в опере не поёт. Он не произносит ни слова.  И всё же мы получаем представление о том, что же  это за существо. Вот как рисует сам Пушкин облик страшного  Черномора. Безмолвно, гордо выступая, Нагими саблями сверкая, Арапов длинный ряд идёт Попарно, чинно, сколь возможно, И на подушках осторожно Седую бороду несёт; И входит с важностью за нею, Подъяв величественно шею, Горбатый карлик из дверей… В насмешливых строках Пушкина воссоздана  картина торжественного сказочного шествия. В опере про карлика рассказывает музыка ­ марш  под которую он выходит на сцену. Сначала  появляются слуги Черномора, которые несут его  длинную­предлинную бороду. В ней вся злая  волшебная сила карлика, и борода в десять раз  длиннее самого Черномора. Карлик ещё не  появился, а нам уже смешно, под марш шагает  борода. И музыка смеётся над Черномором. Прямо  чувствуешь, что карлик изо всех сил старается  казаться огромным, важно надувается, хочет  подняться на цыпочки, но ничего у него не  получается. Все вокруг почтительно ему кланяются, но тут же, отвернувшись, хихикают.  Грозно  покрикивает Черномор, но вдруг голос его  срывается на смешной писк. С юмором, характерным для русского сказочного  фольклора, композитор рисует образ Черномора.  Грандиозные «трубные кличи» и нежные,  хрустальные тембры колокольчиков подчёркивают  одновременно чудовищность и комичность злого  волшебника. Он бессилен перед могуществом,  всепобеждающей любовью и смелостью человека. Послушайте «Марш Черномора». Обратите  внимание на то, как он начинается: сначала грозная  мелодия нарисует нам появление Черномора, а  потом другая мелодия ­ высокая и звонкая, в  исполнении колокольчиков ­ напомнит о том, что  этот герой сказочный и бояться его не надо. Волшебные звери и птицы сказочного мира В сказочном мире обитает множество волшебных  зверей и птиц, каких здесь, в обычной жизни, не  встретишь. Их оказалось даже больше, чем нужно  для русских народных сказок, поэтому в сборнике  Афанасьева можно прочитать только про Жар­птицу и многоглавого змея. Но зато о тех удивительных  существах, которые не пригодились сказочникам,  знали древнерусские художники. Знали ­ и высекали  их портреты на кусках белого камня, из которого  складывали стены соборов. Главный из них ­ лев, самый сильный из волшебных  зверей. Он ­ лучший на свете страж, потому что  может спать с открытыми глазами и даже не спать  вовсе. И древние не сказочные мастера изображали  львов на стенах храмов, чтобы львы берегли их творения. Сказочный лев отличается от настоящего  тем, что умеет заметать свои следы хвостом. Наверное, поэтому у белокаменных львов такие  длинные хвосты, что их можно обернуть вокруг  туловища, а кисточка на конце ­ большая и пышная.  Но не как веник, а как цветок, ­ всё­таки ею  заметали сказочные следы в волшебном мире. А  львиный хвост древние художники так и называли ­  «процветшим». Бывает ещё, что вместо кисточки ­  дубовый лист, а иногда – кудрявый куст. Если же  волшебный лев высунет чуть побольше свой  волшебный язык, то на кончике тут же вырастет  деревце: кто не верит ­ может поехать в город  Юрьев Польский и сам отыскать таких львов на  стене Георгиевского собора. Ещё один могучий чудо­зверь ­ грифон. Он крылат;  туловище и лапы львиные, голова птичья. Встречаются грифоны и с львиными головами. А  если у грифона ещё и змеиный хвост, то это  отдельный подвид ­ грифозмей. Может взлетать  высоко в поднебесье, но вообще­то главная его  работа на земле ­ стеречь золото. Впрочем, грифоны неплохо стерегут и памятники  архитектуры. На стенах Дмитриевского собора во Владимире их  насчитывается 28 экземпляров, а собор стоит уже  восемьсот лет. А суздальские мастера знали и третьего сказочного  стража ­ симаргла: крылатого пса. В совсем уже  глубокой древности, когда и соборов не строили,  симаргла почитали за то, что он охранял и берег  посевы на полях. Сказочному Змею Горынычу каменотёсы, как видно,  не доверяли. Его заграничный родственник ­  охраняющий клады дракон ­ показался им более  надёжным. На своём белокаменном «портрете» он  одноглавый и больше напоминает обыкновенную  собаку. Китоврас (кентавр) ­ наполовину человек,  наполовину лев. Это доброе существо: он, говорят,  помог одному царю бесшумно построить храм.  Неудивительно, что строители Георгиевского собора в Юрьеве Польском изобразили его на стенах: они  бы и сами не отказались от такого помощника. Сирин ­ красивая крылатая девушка ­ на своих  «Портретах» выглядит обычно, как птица с женским лицом. Живёт вдали от людей, на краю света, у воды или же на небесах ­ там, откуда проливаются дожди, и только раз в год, весной, когда на полях появляются всходы, прилетает, чтобы полить их  росой. Древнерусские ювелиры любили изображать сиринов на женских украшениях. Это надо было сделать по  правилам. Птичье туловище изображали в три  четверти: дальнее от зрителя крыло поднято,  ближнее ­ опущено, и на нём нарисован росток. А  лицо девушки­птицы всегда смотрит прямо на  зрителя ­ должно быть, чтобы лучше был виден  красивый кокошник. Более всего сирин славится  своим прекрасным пением, услышав которое,  человек может позабыть обо всем на свете. Ничуть не хуже сирина поёт птица алконост. Про  неё рассказывали, что она высиживает своих птенцов зимой на морском берегу у самой воды. Море в это  время обычно штормит. Но когда алконост сидит на  яйцах, шторм утихает из уважения к птице. Жар­птица обожает клевать золотые яблоки.  Поскольку яблони этого сорта – редкость даже в  сказочном мире, ей приходится летать за  лакомством аж в другое царство. От неё исходит  невиданной яркости свет. Одно­единственное перо  Жар­птицы сияет, как огромная люстра. Если  сказочному герою случается такое перо где­нибудь  подобрать или же выхватить из хвоста Жар­птицы ­  это знак того, что в скором времени ему придётся  выполнять трудные сказочные задания. Птице гамаюн известно всё на свете: как был  сотворён мир, для чего мы живём на земле, что было с человечеством раньше. А в песнях своих она  предсказывает будущее, только не всем дано эти  песни слышать. Тот, у кого гамаюн пролетит прямо  над головой, станет правителем. Судьба представителей волшебной фауны в  искусстве сложилась по­разному. Чудесных птиц не забывали ни на одно столетие ­  даже тогда, когда древнерусские времена  закончились. Вещая птица гамаюн жила на  городском гербе Смоленска. Сирин и алконост из древних рукописных книг, с  ювелирных украшений перелетели на картинки  неизвестных художников из народа. Картинки  художники вырезали на липовых досках, а потом  отпечатывали на бумаге и раскрашивали. Липу  называли «лубом», а картинки ­ «лубками». Темы  для картинок придумывали разные, очень часто  изображали и сирина с алконостом – всегда вдвоём.  Теперь в народе верили, что живут эти птицы на  небесах, в райских кущах, оттого и поют так, что заслушаешься. Картинки с ними охотно покупали:  интересно же, как там, в раю. Львы и грифоны на время исчезли из архитектуры.  Храмы стали строить из кирпича, и украшения им  придумали другие. Но сказочные существа найдут  способ о себе напомнить. Терпеливо выждав  несколько столетий, они появились снова: теперь  уже на стенах жилых домов начала XIX века ­ в виде лепных украшений или в виде скульптур у ворот при въезде в какую­нибудь богатую городскую усадьбу. А вот о китоврасе помнят немногие. Может,  поэтому ни одна стройка не обходится без шума. Волшебным стражам мало досталось внимания  настоящих живописцев, окончивших Академию  художеств в Петербурге. Потому что художники­ сказочники увлеклись чудесными птицами. На оранжевом закате, когда, как обычно, сказка  была к нему ближе всего, Васнецов увидел сирина с  алконостом. Музыку и пение художник очень любил  и даже говорил, что без Бетховена и Баха никогда не написал бы некоторых своих картин. Кому, как не ему, было изображать божественно  поющих райских птиц. Сирин и алконост на его  картине – оперные певицы в платьях­перьях. Они  так увлечены пением, что кажется, будто не листья  вокруг них, а звуки, и где­то внизу, под деревом,  невидимый зрителю, разместился оркестр. И только  потом замечаешь, что волшебные птицы огромны,  словно грифы, и необыкновенно когтисты. Нет, не  робкого десятка был художник­сказочник Васнецов,  если не только не испугался этого сказочного  видения, но и написал его уверенной кистью, сделав  один только предварительный эскиз. Картину свою он назвал так: «Сирин и алконост. Песнь радости и  печали». На лубочных картинках волшебные птицы  пели хором о чём­то радостном и райском. Почему же Васнецову каждая из них пела о своём?  Светла и торжественна птица сирин, алконост ­ в  трауре; слёзы катятся у неё из глаз. Посмотрев на  картину, некоторые зрители начинают даже думать,  что сирин предвещает своим пением радость, а  алконост ­ горе. Но специалисты по легендам и  мифам уверяют, что это не так. Есть подозрение, что волшебные птицы исполнили  для живописца произведения его любимых  композиторов: сирин выбрала торжественные  хоралы Баха, алконост ­ скорбный «Реквием»  Моцарта. Вот они и слились с музыкой. Слушание: Моцарт. Реквием. Lacrimosa. Слушание: Бах. Страсти по Матфею BWV 244.  Хорал № 17. Так же в сумерках явилась Васнецову вещая птица  гамаюн. Она петь не стала: молча опустилась на  дерево, тревожно вопрошает будущее, и ветер  перемен взъерошил её волосы и перья. До больших  перемен в тот год действительно оставалось совсем  немного, но Васнецов об этом не знал: он просто  написал встревоженную птицу гамаюн. А поэт  Александр Блок, тоже умевший предчувствовать  перемены, увидев картину «Гамаюн – птица вещая»,  немедленно встревожился и написал стихотворение: На гладях бесконечных вод, Закатом в пурпур облечённых, Она вещает и поёт, Не в силах крыл подмять смятённых... Билибин иногда украшал свои книжки и грифонами,  но больше любил сиринов, причём интересовался не  пением, а повадками. Билибинские сирины –  стайные птицы, совсем, как наши воробьи, и тоже  встречаются повсюду. Одна устроится на обложке,  ещё парочка усядется на заставке к сказке, закрутив  длинные разноцветные хвосты. А бывает, что сирины налетят целой стаей внутрь книжки, облепят  картинку так, что получается рамка, и удивляются,  ахают, охают. Но петь – не поют. Жар­птицу изображали все первые художники­ сказочники, особенно часто ­ Сергей Малютин.  Казалось бы, в результате должны были проясниться все детали её волшебного облика. Но, как ни  странно, мастера не сошлись во мнениях. Например, если верить Билибину, она похожа на  павлина, а если Малютину ­ то больше, пожалуй, на орла. Видно, небывало яркий свет слепил  художникам глаза. Сказки и художники. Волк и конь Хотя у сказочных героев проблемы посложнее  наших: скажем, пойти туда, не знаю куда, принести  то, не знаю что, у них есть волшебные помощники.  Самый частый из них ­ конь, а самый редкостный ­  Серый волк. Лошадей в сказках ­ видимо­невидимо. Но обычно  они ­ или просто помощники (транспортное средство тридевятого царства), или просто волшебные. Скажешь коню: «Стой!» ­ он рассыплется в серебро,  скажешь: «Но!»­ серебро обратится в коня. А  волшебный помощник ­ другое дело. Он ­ говорящий богатырский конь. Из художников­сказочников в богатырских конях  лучше всех разбирался Васнецов. Эта замечательная  разновидность сказочных лошадей представлена на  его картине «Богатырский скок», где могучего  воина несёт на себе могучий конь. Слушание: А. Бородин. Симфония № 2  «Богатырская». I. Allegro. Одну важную примету волшебного помощника  зритель уясняет сразу: бежит, только земля дрожит.  Но крупные размеры и огромная сила коня ­ ещё не  всё. Во­первых, он умеет предсказывать будущее.  Например: «Не бери золотого пера; возьмёшь – горе  узнаешь!» Во­вторых, даёт полезные советы: как Жар­птицу добыть, как заманить Василису­царевну.  В третьих, умеет колдовать: наскоро заговорил  своего хозяина­стрельца ­ и тот может спокойно  купаться в кипятке, не опасаясь за собственную  жизнь. Много талантов волшебного коня­помощника  осталось за рамой картины. И Васнецов взялся за  новую. Слушание: Р. Щедрин. «Третий полёт» из балета  «Конёк­Горбунок». В тридесятом государстве есть конь посильнее того,  что на картине «Богатырский скок». Он  единственный из сказочных лошадей имеет имя:  Сивка­Бурка, вещий Воронко. Вот уж у него, когда  бежит, из очей пламя пышет, а из ноздрей дым  столбом. (А что земля дрожит ­ о том даже  разговору нет.) Размер его таков, что «В одно ушко залез ­ напился­ наелся, в другое вылез – молодцом оделся». Хозяин  ему достался Иван­дурак: «ничего не делал, только  на печи сидел да сморкался». Сивка­Бурка помог  ему жениться на царской дочери. Условие царь  поставил такое: кто подпрыгнет высоко и поцелует  царевну в уста сахарные, за того её и замуж отдаст  (некоторые, правда, рассказывают, что достаточно  было сорвать её портрет и вышитое полотенце). Хотелось бы знать: на какую же высоту способен  подпрыгнуть волшебный конь? Сказка на этот  вопрос отвечает туманно: «столько­то много  брёвен». Знал ли Васнецов? Вот он, богатырский  взлёт Сивки­Бурки, вот бревенчатый терем:  действительно высокий ­ крыша теряется среди  облаков, толпа народа осталась где­то внизу. Снизу  до царевнина окна можно насчитать 15 брёвен; но, сколько их ещё до земли ­ непонятно. Видно,  художник залюбовался царевной и про остальные  бревна просто забыл. Слушание: И. Стравинский. «Пляс Жар­птицы» из  балета «Жар­птица». Отличить волка­помощника от обыкновенного волка и вовсе несложно: обыкновенный съест у Ивана­ царевича коня, как будто, так и надо, а помощник ­  съест, а потом догонит и извинится. Серый волк ­ персонаж особенный: мало о ком ещё  можно узнать из сказки столько подробностей. Он  совестливый: «Жаль мне тебя, Иван­царевич, что ты  пеш изнурился; жаль и того, что я заел твоего  доброго коня. Добро! Садись на меня, на Серого  волка, и скажи, куда тебя везти и зачем?» Иван­царевич по молодости и неопытности то и дело поступал вопреки его советам, а волк не  возмущался, терпеливо носился с ним от царства к  царству и только мягко укорял: «Ох ты, гой еси,  младой юноша Иван­царевич! Аля чего ты слова  моего не слушался?» Серый волк сочувствует  влюблённым. Ради того, чтобы Иван­царевич не  расстался с Еленой Прекрасной, сам превратился в  прекрасную королевну и три дня прожил у царя  Афона, причём никого не укусил и ни одного коня  не съел. И при всем том он ­ хищник из дремучего  леса. Сложная натура, да и только. И всё же не  каждый живописец возьмётся передать на холсте  сказочный волчий образ, а художник­сказочник  возьмётся. Слушание: И. Стравинский. «Вступление» из балета  «Жар­птица». Серый волк из дремучего леса вошёл в  изобразительное искусство трудами Васнецова, и  получилось всё очень эффектно. На выставке  огромную васнецовскую картину «Иван­царевич на  Сером волке» поместили в конце огромного же зала, так что зрители замечали её уже от двери и потом,  рассматривая остальные произведения, постепенно к ней приближались. Многие из них впервые в жизни  видели настоящий сказочный дремучий лес ­ тёмный и тесный, жутковатый и бесконечный, лес, от  которого можно ждать чего угодно. Похожие леса  встречаются кое­где и в нашем, не волшебном, мире. Брат Виктора Васнецова, Аполлинарий, тоже  художник, вспоминал, что недалеко от села Рябова,  где они выросли, оставались «древние леса», где  «поражали великаны­ели, поваленные буреломом,  мягкие подушки мха и пни обхвата в два». Там и волки должны водиться такие, как в сказке  говорится, ­ «пребольшие», чтоб на спине свободно  помещались царевич и царевна. Поскольку писать волков Васнецову до тех пор не  доводилось, требовался образец. Но в окрестностях  Киева, где он тогда работал, волки не водились ­ не  было лесов. Рассказывают, что волка приводили к  живописцу из Киевского зоопарка ­ позировать для  картины. Ездить на сказочном волке, судя по всему, приятно.  Вон он громадным прыжком перемахивает через  лесное болотце, а пассажирам не страшно: сидят  себе спокойно, как в кресле. А ещё в сказке сказано:  «Иван­царевич, сидя на сером волке вместе с  прекрасною королевною Еленою, возлюбил её  сердцем, а она Ивана­царевича». Так, может, это  езда на волшебном волке пробуждает любовь в сердцах? Может, он только с виду серый и хищный,  а душа у него ­ нежная и ангельская? И где ступит  он лапой своей мохнатой, сухой ствол покроется  яблоневым цветом, а в болотце, сто лет солнца не  видавшем, распустятся водяные лилии? Может, всё  это на картине ­ от него? Через несколько лет после той выставки Билибин  оформил «Сказку об Иване­царевиче, Жар­птице и  Сером волке». Публика к тому времени освоилась с  образом сказочного волка в изобразительном  искусстве, и книжка подкрепила его успех. Так, с  лёгкой руки художников Серый волк сделался  всеобщим любимцем. Богатырская сказка Васнецова Одновременно со сказочными героями много веков  существовали и герои былин, так что обойти их вниманием художники­сказочники никак не могли.  Былинами называют особый вид песен. Нет у них ни  музыки, ни рифмы ­ только своеобразный,  медленный и величавый ритм: Помолился Илья скоро­на­скоро, И садился в седло быстро­на­быстро, Распалил­разогнал коня доброго На татарскую рать, на кромешную. Даже непривычный к исполнению былин человек  поневоле начнёт произносить эти слова на распев и с некоторой торжественностью. А если ещё подобрать к ним музыкальный аккомпанемент, получится  самая настоящая песнь. Слушание: Бородин. Симфония № 2 си минор  «Богатырская». Часть IV. Finale. Allegro (фрагмент). Былины не случайно так торжественны: в  большинстве из них рассказывается о делах  серьёзных ­ о подвигах богатырей. «Богатырь,­  написано в словаре В. И. Даля,­ человек рослый,  дородный, дюжий и видный; необычайный силач».  Но это сказано слабовато. Если богатырь правой  рукой махнёт ­ среди вражеского войска образуется  улица, а если левой махнёт ­ переулочек. А войска  вражеские ему встречаются не маленькие: «Серому  волку в три дня не обскакать, чёрному ворону в день не облететь». Палица богатырская (а у него ещё и  другое оружие есть) весит до девяноста пудов. Пуд ­ шестнадцать килограмм. Если произвести некоторые арифметические  подсчёты, получается, что богатырь может легко  поднять одной рукой примерно 25 мешков картошки сразу. Если богатырь выпивает чару «Зелена вина», то вина в чару входит полтора ведра. Если он заснёт  ­ то на двенадцать дней. А если на коне поскачет, то  первый скок коня – на много вёрст, а второй скок ­  найти нельзя. Слушатели былин не сомневались, что  именно так всё и было, только давно. На самом деле у богатырей – своё волшебное  пространство, существующее параллельно с  тридевятым царством; называется ­ Киевская Русь.  Вообще­то Киевская Русь ­ явление не сказочное; о  ней говорится в учебниках истории, а солидные  учёные посвящают ей научные книги. Это времена, когда русские земли подчинялись  князю, правившему в Киеве. Может, в те времена,  очень от нас далёкие, и были сложены первые  былины. Но даже в тех былинах, которые, как точно  установлено, появились позже, действие все равно  происходит в Киевской Руси: былины превратили её в особую страну, где вечно княжит Владимир  Красное Солнышко и вечно воюют богатыри. Былинные богатыри известны поимённо. Главное их  дело ­ охранять Русь от врага, поэтому в былинах  они частенько стоят заставой на границе,  поглядывают, не идёт ли вражеское войско. До  двенадцати героев собиралось на таких заставах, но  сильнейшими, самыми заслуженными и  прославленными богатырями во все времена были  трое: Илья Муромец, Добрыня Никитич и Алёша  Попович. У каждого в биографии ­ победа над  чудищем: Илья Муромец сразил Идолище Поганое,  Добрыня ­ Змея, Алёша ­ Тугарина Змеевича. Жаль, что уже не осталось сказителей­исполнителей  былин; а то можно было бы записать с их слов ещё  пару песен о богатырских подвигах. Одна бы называлась «Три богатыря и Васнецов», а другая ­  «Васнецов в подводном царстве». Если учесть выдающиеся способности богатырей и  то, что кони их перемещаются «выше леса стоячего,  чуть пониже облака ходячего», то, в общем, надо  признать, что перемахнуть из волшебной Киевской  Руси в настоящую Россию 1871 года было им вполне по силам, ­ так, ещё один подвиг. Совершив этот «скок», все трое явились Васнецову,  тогда ещё студенту Петербургской академии  художеств: посредине Илья Муромец, слева ­  Добрыня Никитич, справа ­ Алёша Попович.  Васнецов к визиту был отчасти готов: он как раз  пристрастился к чтению былин. Он схватился за  карандаш, сделал на листочке набросок ­ и отложил: для такой картины требовались богатырские силы,  которых он в себе ещё не чувствовал. Спустя три года настойчивые богатыри в том же составе нагнали его в Париже. Васнецов был в тот момент в гостях,  но, к счастью,­ у художника, своего друга Василия  Поленова. Хозяин дома дал ему кисть и масляные  краски, и Васнецов сделал эскиз картины. И снова  отложил, но на этот раз вслух пообещал, что  картину напишет. С тех пор богатыри преследовали его около  двадцати лет, напоминая, чтоб сдержал обещание.  Это было нелегко, потому что картину Васнецов  задумал богатырских размеров. Ведь каждый герой  выше обычного человеческого роста, да и конь под  ним огромный. Когда художник начал, наконец, в Абрамцеве  картину, Савве Мамонтову пришлось выстроить для  неё отдельную мастерскую, переделав сенной сарай.  Лошади у Мамонтова в хозяйстве были – не богатырские, конечно, но всё же пригодились:  Васнецов наблюдал, как они стоят, наклоняют  головы, свешивая гривы, чтобы правильно  изобразить былинных коней. Для сидящих на  лошадях фигур художнику позировал друг Поленов,  которому обещан был в подарок парижский эскиз.  Труднее пришлось с лицами: их Васнецов написать  по памяти не мог. Пришлось искать похожие в  жизни. Быстрее всего «нашёлся» Алёша Попович: для него  Васнецову, к зависти остальной абрамцевской  молодёжи, позировал сын Мамонтова, Андрей. Илью Муромца художник случайно встретил в  Москве, проходя мимо биржи ломовых извозчиков.  Богатырь стоял возле своей богатырской лошади ­  тяжеловоза, запряжённой в повозку, ждал, когда  кому­нибудь понадобится перевозить тяжёлый груз. Звали его, правда, не Илья, а Иван Петров, зато он  оказался земляком былинного героя ­ тоже «из того  ли города из Мурома, из того ли из села да  Карачарова». Что касается Добрыни, то все, увидев готовую  картину, дружно подумали, что это – автопортрет  Васнецова. Только годы спустя искусствоведы  обнаружили этюд – голову неизвестного  крестьянина. Черты его лица в точности повторяли  портрет Добрыни на картине. Где­то купил Васнецов настоящую кольчугу и с тех  пор держал дома ­ она пригодилась потом и для  других картин. Подходящий пейзаж нашёлся в  Абрамцеве. Всё было готово, и всё­таки работа  продвигалась медленно, в былинном темпе. Только в 1898 году Васнецов счёл картину законченной. С момента первого «видения» прошло 27 лет. Слушание: Бородин. Симфония № 2 си  минор «Богатырская». Часть I. Allegro. Теперь победители­богатыри красуются в  Третьяковской галерее в Москве ­ в том же порядке, в каком явились когда­то Васнецову. В центре Илья  Муромец, принципиальный и суровый. Не берёт он  за свои подвиги подарков ­ ни «золотой казны  несметной», ни «сёл с присёлками», ни «городов с  пригородками»; бескорыстно защищает Русскую  землю. И не скажешь, глядя на него, что первые  тридцать лет и три года своей жизни провёл он на  печи, болея, пока странники­волшебники не  вылечили его и не дали силу богатырскую. Слева ­  Добрыня Никитич, благородный и дипломатичный.  Помимо воинского, он славится в былинах и  другими талантами: Добрыня ­ отличный шахматист  и мастер играть на гуслях. Правда, гусли Васнецов отдал Алёше Поповичу, жизнелюбу и сердцееду, ­  наверное, чтоб не скучал на богатырской заставе. А четвёртый богатырь – художник ­ подписался в  правом нижнем углу полотна. 27 лет былинные герои неотлучно были с ним в жизни, теперь же он ­  навсегда с ними в волшебной Киевской Руси на  богатырской заставе. Вообще­то, если быть точными, то не все былины – о богатырях, и первым из былинных героев в живопись попал не силач и защитник, а новгородский гусляр  Садко. Слушание: Римский­Корсаков. Песня Садко  «Заиграйте мои гусельки» из оперы «Садко». «По пирам ходил­играл Садко», а когда на пиры не  звали, шёл к Ильмень­озеру, садился на бел­горюч  камень и играл просто так. А в озере проживал царь морской, большой поклонник его таланта. Царь  морской пожелал наградить музыканта за игру, и  Садко сказочно разбогател. Стал он не просто  гусляр, а «Садко купец, богатый гость». Поплыл он  однажды с товаром по Ильмень­озеру. Вдруг  поднялся встречный ветер – встали корабли. Понял  Садко, что это неспроста: богатеть он богател, а  дани царю морскому не платил. Бросил в озеро  серебро, бросил золото ­ ветер не утих. Тогда Садко  взял свои гусли и отправился к морскому царю сам. Три дня играл Садко для царя морского, три дня  плясал царь под его музыку, да так, что вода в  Ильмень­озере ходила ходуном, и волны корабли  переворачивали. Народ стал молиться Миколе  Можайскому, покровителю мореходов. И вот  музыканта тронул за плечо неизвестно откуда  взявшийся старичок: «Хватит играть, Садко». Гусляр ответил, что не по своей воле играет. «А ты  струны­то повыдерни», ­ подсказал старичок. А ещё  подсказал, что станет царь морской предлагать  Садко в жёны разных подводных красавиц, чтоб  остался он навсегда в его морском царстве. Но  старичок предупредил: «Перво триста девиц пропусти, А друго триста девиц пропусти, И третье триста девиц пропусти; Позади идёт девица­красавица, Красавица­девица Чернавушка, Бери тую Чернаву за себя замуж... Будешь, Садко, во Нове­граде». И Садко все в точности исполнил. Ещё не был написан «Ковёр­самолёт» и три  богатыря успели совершить всего один богатырский  «скок» к Васнецову, когда эта былина неожиданно вспомнилась художнику Илье Репину... в Париже. В  Париж он приехал после путешествия по Италии и  Германии, где знакомился с зарубежным  искусством. Много было вокруг разных диковинок, а хотелось домой. Слушание: Римский­Корсаков. Сцена появления  лебедей и их волшебного превращения в девушек из  оперы «Садко». Потому, возможно, и взялся Репин писать Садко,  перед которым проходят вереницей подводные  красавицы. (Должно быть, это последние триста,  потому что видна уже и красавица­девица  Чернавушка ­ на картине она в левом верхнем углу). Картина эта особенная, пророческая. Сам автор  остался ею недоволен: в душе он был совсем не  сказочником, а реалистом. Он посчитал, что как­то  не удался ему этот сюжет, придуманный в далёком прошлом, срочно вернулся в Россию и стал писать  то, что видел в настоящем. И не понял Репин, а  вслед за ним критики и зрители, что неожиданно он  заглянул в будущее ­ в будущее сказочной живописи. Для фигуры Садко в подводном царстве ему  позировал... первый художник­сказочник Виктор  Михайлович Васнецов! Сказочные героини Васнецова и Билибина Виктор Васнецов и Иван Билибин вывели к зрителям целую вереницу сказочных героинь. Помимо «Красы  неописуемой», было и ещё чем блеснуть этим волшебным девицам: у каждой ­ свой характер и  собственная неповторимая история. Царевна­лягушка умеет колдовать: на пиру в один  рукав косточки сложит, в другой ­ вино выльет;  потом пойдёт плясать: махнёт правой рукой ­ станут леса и воды, махнёт левой ­ полетят разные птицы. Прослушивание: А. Лядов. Плясовая. Безымянная сказочная красна девица, чтобы найти  своего друга Финиста­Ясного сокола, три пары  башмаков железных истоптала, три посоха чугунных изломала и три просвиры каменных изглодала; а  своего добилась – такой характер упорный. У царевны Несмеяны всё в жизни есть, кроме  хорошего настроения. Прослушивание: П. И. Чайковский. Нежные упреки. А прекрасная княгиня из сказки «Белая уточка»  была заколдована и на некоторое время  превратилась в утку. Оба художника упорно работали над тем, чтобы  своих героинь правильно нарядить: ясно, что  царевна Несмеяна не станет носить сарафан и лапти  простой девушки Василисы, а Царевне­лягушке не  предложишь то же платье, что Несмеяне. Но этого  мало: надо было показать зрителям, как выглядят  сказочные дворцы. Васнецову первому пришлось решать этот вопрос,  когда Савва Мамонтов затеял у себя дома поставить к Рождеству «Снегурочку» А. Н. Островского, а  Васнецову поручил писать декорации (а ещё ­ играть роль Деда Мороза). «До часу или до двух ночи,  бывало, пишешь и возишь широкой малярной кистью по холсту, разостланному на полу,­ вспоминал художник,­ а сам не знаешь, что выйдет». Он­то  писал палаты сказочного царя Берендея, а вышло  похоже на палаты настоящего царя, древнерусского,  жившего в XVII веке: потолки расписные, стены  цветами и травами разрисованы; арки, столбики  фигурные, а за окнами – высокие «Шатровые»  крыши. Прослушивание: Н. А. Римский­Корсаков. Пролог из оперы «Снегурочка» (фрагмент). Почему так вышло, неизвестно. То ли снова  открылся перед ним параллельный, волшебный мир,  то ли помнил Васнецов, что сказки слагались в  древнерусские времена, вот и настроился на  Древнюю Русь. А ближайшая по времени частица  Древней Руси ­ XVII век. После уже и дома стали  строить по­другому, и царевны начали одеваться по  европейской моде. Как бы то ни было, тридевятое царство заставило Васнецова, а за ним Билибина  полюбить подлинную русскую старину. Думая о том, как украсить сказочный мир, художники­сказочники вспоминали настоящий XVII век, он был для них  сказочным временем в искусстве. Поэтому, чтобы быть ближе к сказке, художники­ сказочники интересовались тем, как люди жили  раньше, какими вещами пользовались и как делали  жизнь наряднее. Билибин объездил Русский Север: смотрел, как  «старинные, срубленные церкви прилепились к  берегам северных рек, как расставлена деревянная  утварь в просторной северной избе и как  деревенские щеголихи наряжаются в свои старинные наряды» (это слова самого художника). Он не  только путешествовал, но и выполнял научное  задание: собирал для Русского музея в Петербурге коллекцию изделий талантливых местных мастеров,  фотографировал древние деревянные церкви и  часовенки. Он стал настоящим знатоком древней  архитектуры, старинного костюма и крестьянского  быта. И в билибинских книжках сказочный мир  создан из исторически точных деталей. Можно не  сомневаться: так, как одета Василиса Прекрасная,  одевались и обычные, не сказочные девушки. Васнецов тоже приобретал разные старинные  предметы. В мастерской у него стоял светец с  поддоном железная стойка, в которую зажимали  лучину: лучина горела, давала свет, а угольки падали в поддон, куда наливали воду. Были настоящие  гусли и большой, из давних времён, сундук с  «солнышками», И оружие ­ два топорика­секиры.  Прикасаясь к этим вещам, художник попадал в  сказочный мир гораздо быстрее, чем раньше. Между прочим, точь­в­точь такой сундук был у Кощея  Бессмертного (мы это видели на картине). В том сундуке, что стоял в доме у Васнецова,  хранились костюмы. Не все из них были по­ настоящему старинными, в основном, их сшили  родственники и друзья живописца для домашних  театральных спектаклей. В этих же костюмах друзья и родственники позировали Васнецову для картины  «Спящая царевна». К сказочным царевнам художник под конец жизни  так привык, что картины с ними оставил у себя в  мастерской насовсем. Все думали, что он ещё не  закончил работу. Но, наверное, главная причина в  другом: эти, такие разные, царевны поддерживали  его в печали и радости. Допустим, смотрит художник: вроде всё у него есть, а как­то вокруг невесело. Он тогда ­ к «Царевне Несмеяне»: подправит что­нибудь на холсте ­ и как  будто в мире что­то улучшил. Или говорит себе:  «Ничего­ничего, все будет хорошо!» А тут как раз и  Царевна­лягушка на картине пляшет, да так, что  музыканты вдохновились: вот­вот сами в пляс  пойдут. А уж если чувствует Васнецов: что­то  мешает жить, он идёт к той царевне, что в плену у  Кощея. Но если так ­ встаёт вопрос: в каких же случаях  обращался художник к работе над «Спящей  царевной»? Даже в мастерской Васнецова, где  потолки высотой в два высоких этажа, видно, как  велико это полотно. Неудивительно, что автор  работал над ним 26 лет: целое царство сна сразу не  напишешь. Сладко спят его обитатели, самозабвенно и, видно, очень давно: уже и берёза успела облететь,  теперь вот снова цветы распустились. Спит царевна в короне, спит гусляр с гуслями, скоморох в  колпаке, девицы на лавке, стражник с секирой, спят  павлины в дупле... Прослушивание: А. Лядов. Колыбельная. Если всех перечислить, получится настоящая  колыбельная. Племянник Васнецова, который  позировал для фигур скомороха и гусляра,  вспоминал, что как­то и вправду уснул во время  сеанса. А Васнецов держался. Но хочется думать (хотя об этом нигде  воспоминаний нет), что перед сном художник  потихоньку от домашних поднимался в мастерскую,  замирал ненадолго перед «Спящей царевной», а уже  потом шёл, умиротворённый, в спальню, бормоча:  «Мишка спит, и лисичка спит, зайчик спит,  попугайчики спят...» Три царства сказочного мира: воздушное,  подземное и земное Адрес сказочного мира знают все: «За тридевять  земель, в тридесятом государстве». Там всё, как у  нас, ­ «поля, и луга, и рощи зелёные, и солнышко  греет», только всюду происходят чудеса. А для  чудес преград не существует. Поэтому все  пространства волшебного мира одинаково  волшебны: и воздушное, и подземное, и земное. И  когда настал срок сказочным героям явиться в  живописи, первые три холста честно поделили  между собой летучие, подземные и земные  персонажи. Сказки­то выбрали себе первого художника ­  Виктора Михайловича Васнецова. Но он об этом не догадывался. В его воображении было тесно от  сказочных образов, и Васнецов любил свои  фантазии, однако выпустить их на полотно пока что  не решался. Вместо этого он изображал сценки из обычной, не  сказочной, жизни. За это его хвалили и публика, и  критика, убеждая продолжать в том же роде. Нет  никаких доказательств того, что в дело вмешался  волшебный мир, но небольшое чудо произошло ­  чудо, замаскированное под сценку из обычной  жизни. Васнецов был беден. И вдруг ­ нашёлся богатый  заказчик. Мало того, что заказал картины, так ещё и  тему не назвал ­ пиши, что хочешь. А для художника это – самое настоящее чудо. И Васнецов взялся,  наконец, за сказочную картину. Заказчик его был,  конечно, не простым, хотя и не волшебным. Жил в Москве добрый человек Савва Мамонтов. Он  мечтал петь в опере и даже ездил учиться в Италию.  Но отец его был купцом и считал, что петь в опере –  несерьёзная работа, на ней не разбогатеешь. И Савва  Мамонтов занялся серьёзным делом ­  строительством железных дорог, а любил все равно  искусство. Он дружил с художниками и  музыкантами, а деньги тратил на постановку опер в  собственном театре, на покупку картин и помощь  талантливым людям, не умевшим богатеть на музыке и живописи. Он подружился и с Васнецовым. Как  раз тогда завершилось строительство Донецкой  каменноугольной железной дороги. И добрый Савва  Мамонтов, желая поддержать художника,  предложил ему написать что­нибудь такое, что  украсило бы рабочий кабинет правления этой  железной дороги. В этот момент Мамонтов вложил деньги в  строительство, быть может, главной в своей жизни  дороги ­ дороги между сказкой и миром искусства. Первым «ворвался» в живопись ковёр­самолёт. Он и  получил свой «портрет» раньше остальных. Но  Васнецов думал, что сам его выбрал: в сказке,  рассуждал он, самый быстрый транспорт ­ ковёр­ самолёт, а в жизни ­ поезд (обычные самолёты тогда  ещё не летали); вот и получается подходящая  сказочная тема для начальников железной дороги. Ковёр­самолёт ­ незаменимый помощник сказочного  героя. Правда, он в отличие от диких яблонь и  молочных рек ничего не говорит. Но если вы,  проспав полгода, проснулись на косе меж двух  морей ­ с обеих сторон волны поднимаются, то очень бывает кстати, если в руки вдруг попадает ковёр­ самолёт: он – единственная надежда отыскать, в конце концов, неизвестно куда пропавшее  собственное царство. Как он выглядит, этот волшебный ковёр? С какой  скоростью летает? И на какой высоте? И как  полагается на нём размещаться, чтобы с этой высоты не упасть? Васнецов знал все ответы. Когда картина «Ковёр­самолёт» впервые появилась  на выставке, зрители сразу же узнали в сказочном  «Транспортном средстве» персидский ковёр. Персией называлась когда­то часть современного  государства Иран. С древности тамошние мастера  умели делать необыкновенной красоты и прочности  ковры из овечьей шерсти, и ковры эти ценились во  всем мире. Как раз в то время, когда Васнецов  начинал писать свои сказочные картины, персидские ковры были в большой моде, и за ними в Персию  снаряжались специальные торговые экспедиции. Благодаря Васнецову стало ясно, что ковры­ самолёты имеют обыкновение перемещаться на  высоте птичьего полёта. Вон она, сказочная  местность с её дремучими лесами и широкими  реками ­ далеко внизу, а птицы ­ близко, в левом  нижнем углу картины. Многие находят, что и сам  васнецовский ковёр напоминает птицу. Но ещё  больше он похож на морского жителя ­  электрического ската. Слушание: Родион Щедрин. «Жар­птица» из балета  «Конёк­Горбунок». Ковёр у Васнецова плывёт над землёй, чуть загребая  воздух передними углами. А махать краями, как  птица крыльями, он бы не смог: гибкости бы не  хватило. Потому что персидский ковёр ­ предмет тяжёлый и плотный: он связан из множества  шерстяных узелков. Художник таким его и  изобразил: ковёр, если приглядеться, почти не  прогибается под тяжестью своего пассажира Ивана­ царевича и «багажа» ­ золотой клетки с Жар­птицей. Скорость полёта у сказочных ковров, как видно,  невелика. Иначе Ивану­царевичу на нём бы не  устоять: сдуло бы встречным воздушным потоком.  Рукава и пола его кафтана развеваются, конечно, на  ветру, но не так уж сильно ­ не сильней, чем на  земле, если идти против ветра. Зато ковёр­самолёт  наверняка может лететь и в тёмное время суток: на  картине сгущаются сумерки, и вечерний туман стоит над рекой, и месяц уже виден, и птицы над лесом  ночные ­ совы. Ярко светится Жар­птица, так что  можно не волноваться: путешественникам будет не страшно в ночном небе, и они не столкнутся в  воздухе со встречным ковром­самолётом. Между прочим, месяц художник изобразил  убывающий ­ совсем тонкий серпик: скоро  новолуние. Так, наверное, заведено у сказочных  героев: на растущей луне они пускаются в путь, в  полнолуние совершают подвиги, а как начнёт луна  убывать, пора с победами возвращаться домой. Вообще­то Иван­царевич на ковре никогда не летал.  В какой бы сказке он ни появлялся, обычно он  возвращается в родное царство на коне ­ в крайнем  случае, на сером волке. Но Васнецов не делал  иллюстраций к сказкам ­ он сам был сказочником.  Может, он знал такую волшебную историю, которая  не вошла в сборник Афанасьева? И вот ещё что интересно: ковёр­самолёт мы видим  не с земли, а с воздуха. Так Васнецов мог его