Диалог поколений. Муса Джалиль "Моабитская тетрадь". (Описание внеклассного мероприятия в 8 классе)

Пролог Дорогой читатель! Мне 14 лет, но я не хочу, чтобы мой возраст был моим оправданием. Ничуть. Я, как и ты, могу уже зрело рассуждать на серьезные темы, обдумывать их. Возможно, тебе это покажется странным, но сейчас молодому поколению часто приходится сталкиваться со взрослыми проблемами. Это нас объединяет, потому что мы знаем, как приближали победу подростки в тылу и на поле боя. Я построила разговор о войне как диалог со своим воображаемым предком. Я представлю, как он читает мои письма. А чтобы мы смогли найти общий язык, я буду читать стихотворения Мусы Джалиля: он и станет нашим посредником в диалоге. Я очень полюбила его «Моабитскую тетрадь». В этих диалогах я хочу разобраться в том, что значили храбрость, жертвенность, патриотизм – на деле, а не на словах. Говорить о войне всегда сложно, особенно одному. Поэтому целью своей я ставлю поговорить через десятилетия с тем, кому близка тема войны, задавая ему вопросы и, возможно, отвечая на его вопросы о нашем мире, который очень изменился с военных времен. Разве что не изменились нравственные качества в людях, такие как храбрость, патриотизм, честность, жертвенность. Во все времена люди боялись бесславной смерти, предателей и трусов, старались быть сильными, пряча чувство страха за стеной отваги. Итак, пусть сейчас я не могу лично поговорить с тобой, мой собеседник, но с помощью строк твоих стихов, я обещаю услышать твои вопросы, так же ясно, как если бы мы стояли рядом. И пусть ты говоришь языком метафор и рифм, я смогу понять его, ведь мое желание узнать сильно настолько, что я готова перекричать расстояние в километры и годы, лишь бы ты, мой собеседник, услышал меня и внял мне. Дорогой читатель! Ты, видно, уже догадался, о чем будет наш диалог. Не только о войне, но и о том, что она несет с собой – жизнь и смерть. Два этих понятия неразрывно связаны, так как подобно закату, без которого не было бы рассвета, смерть рождает жизнь. Я говорю так, чтобы ты понял, дорогой читатель, что я говорю о смерти не из собственной прихоти. Этого хочет мой собеседник, потому что он погиб на войне. Стоит ли говорить, что он был приговорен к смертной казни нацистским судом в Берлине 25 августа 1943 года, сидя до этого в Моабитской тюрьме, мечтая о свободе… Этих фактов достаточно, чтобы ты, взыскательный читатель, понял, что диалоги наши не раз будут затрагивать тему смерти, ведь даже я разделяю желание моего собеседника. Начнем же… ОСУЖДЕННЫЙ Приговор сегодня объявили: К смертной казни он приговорен. Только слезы, что в груди кипели, Все иссякли… И не плачет он. Тихо в камере… С ночного неба Полная луна глядит, грустя. А бедняга думает, что будет Сиротой расти его дитя. Поражает, не так ли, мой взыскательный читатель? Перед лицом смерти человек думает не о себе, а о своем ребенке. Каждый солдат мечтал вернуться домой, к жене, детям, семье. Что ж, кому-то повезло, кому-то нет. Но не о везении говорит мой собеседник, а о тоске. О той тоске, снедающей человека изнутри, о том ее моменте, когда уже нет слез, а в душе остается пустота. О тоске по дому, когда хочешь, но не можешь вернуться домой. Так уж устроен человек – он хочет планировать все заранее. И как же ясно видим мы скорбящих родных сквозь пелену страха. Хотя в такие моменты человек не задумывается о страхе. Сейчас его сердце острыми когтями режет тоска по семье, убивая его разум и душу, оставляя смиренную оболочку, жаждущую смерти, осознавая где-то в глубине души, что родные даже не узнают, где и когда он погиб и не смогут попрощаться с ним. Тяжело, дорогой читатель? Признаюсь, мне тоже режут сердце эти строки. СОН В ТЮРЬМЕ Дочурка мне привиделась во сне. Пришла, пригладила мне чуб ручонкой, «Ой, долго ты ходил!» — сказала мне, И прямо в душу глянул взор ребенка. От радости кружилась голова, Я крошку обнимал, и сердце пело. И думал я: так вот ты какова, Любовь, тоска, достигшая предела! Потом мы с ней цветочные моря Переплывали, по лугам блуждая; Светло и вольно разлилась заря, И сладость жизни вновь познал тогда я. Проснулся я. Как прежде, я в тюрьме, И камера угрюмая всё та же, И те же кандалы, и в полутьме Всё то же горе ждет, стоит на страже. Зачем я жизнью сны свои зову? Зачем так мир уродует темница, Что боль и горе мучат наяву, А радость только снится? Вопросы моего собеседника близки мне. Для закованных в темницах пленников сны и возможность мечтать – спасение от гнетущего одиночества и тоски. Сны и мечты несут лишь временное забытье, ведь наутро солдаты понимают, что это лишь сны, а это только усиливает их душевную боль, но они мечтают. Люди не могут контролировать свои сны. Мы не можем, словно пиццу, заказать определенный сон. В сновидениях мы видим то, чего нам не хватает для счастья, часто там мы его и находим. А дети… Не раз я слышала, что детские чувства и эмоции самые сильные. И не стоит удивляться, мой читатель, почему мой собеседник говорит о дочери. На войне дети страдали не меньше взрослых, особенно маленькие. Они, пусть даже не понимая, что происходит, держались стойко, веря, что отец вернется и, когда он придет, хмурый, весь в ранах и шрамах, то ребенок лишь одним своим голосом сможет ему помочь. А в снах… Сны и мечты, как временное обезболивающее от тоски по дому, может лишь на время заслонить тяжесть взрослой жизни маленькой детской ручонкой. К СМЕРТИ Из твоих когтистых, цепких лап Сколько раз спасался я!.. Бывало, Чуть скажу: «Всё кончено… я слаб!» — Жизнь мне тотчас руку подавала. Нет, отказываться никогда Я не думал от борьбы с тобою: Побежденным смертью нет стыда, Стыдно тем, кто сдался ей без боя. Ты ворчала: «Ну, теперь держись, Хватит мне играть с тобой, строптивец!» Я же все упрямее за жизнь Драться продолжал, тебе противясь. Знаю, знаю, смерть, с тобой игра Вовсе не веселая забава. Только не пришла еще пора На земной покой иметь нам право. Иль мне жизнь пришлась не по плечу? Иль так сладок смертный риск бунтарства? Нет, не умирать — я жить хочу, Всё пройдя: тревоги и мытарства. Стать бы в стороне от бурь и гроз — Можно тихо жить, не зная горя. Я шагал сквозь грозы, в бурях рос, В них с тобой за жизнь, за счастье споря… Но теперь, надежда, не маячь — Не помогут прошлые уроки. В кандалы уж заковал палач Руки, пишущие эти строки. Скоро, скоро, может быть к утру, Смерть навек уймет мою строптивость. Я умру — за наш народ умру За святую правду, справедливость. Иль не ради них я столько раз Был уже тобой, костлявой, мечен? Словно сам я — что ни день и час — Роковой искал с тобою встречи. Путь великой правды труден, крут, Но борца на путь иной не тянет… Действительно, невозможно всю жизнь бегать от смерти, смеясь ей в лицо и отчаянно цепляясь за жизнь. Но что сложнее – это встретить ее как равную себе. Не преклонится перед ней, не пасть ниц, уйти из жизни смертью героя. Никто не хочет умирать. Ни я, ни ты, дорогой читатель. Ни мой собеседник. Но нам некуда деваться, смерть – слишком естественное явление, чтобы ее избегать. Вот только каждый выбирает сам – умереть героем или трусом. Все зависит от человека, потому что не каждый сможет пережить все тяготы и страдания, чтобы принести победу или умереть героем. Но я не могу сказать про павших, что они проиграли, сдались. Они победили, пусть в схватке со смертью. Но разве гордый уход на равных можно назвать проигрышем? Проигрывают только те, кто не борется со смертью, берет у нее жизнь взаймы путем предательства, обмана. Главный проигрыш в душе таких людей. ОДИН СОВЕТ Людей-слонов нередко я встречал, Дивился их чудовищным телам. Но ведь судить о людях, я считал, Должны мы не по виду — по делам. Вот, говорят, силач — железо гнет, Вода проступит там, где он пройдет. Но будь ты слон, а я не признаю, Коль дел твоих — по горло воробью. Пускай на всем, что совершаешь ты, Проступит след душевной чистоты: Ведь сила не во внешности твоей, А только в человечности твоей. В твоих делах проявится сама И справедливость твоего ума, И то, что сильным сердцем наделен, Что ты любовью к родине силен. Жить бесполезно — лучше уж не жить: На ровном месте кочкою служить. Свети потомкам нашим, как маяк, Свети как человек, а не светляк. Железо не ржавеет от труда, И глина обожженная тверда, Оценит мужа по делам народ, Героя не забудет никогда. Да, я поняла. Во все времена людей ценили по их деяниям, а не по внешнему виду. Нет смысла хвастать собой, своими талантами перед другими, если ты ни разу не применил их на деле. Сейчас мне стыдно за нас. Я не могу выдержать того осуждающего взгляда, каким смотрит на меня мой собеседник, того упрекающего тона, каким он задает свой вопрос. А ты, уважаемый читатель, тоже чувствуешь эту вину за нашу эпоху, эпоху франтовства и пижонства? Ту эпоху, когда люди видят не дальше собственного носа и, лишь взглянув на человека, готовы уже вынести вердикт человеку. Мне стыдно сознаваться, но подобное относится и ко мне. Я не хочу оправдываться, мой собеседник. Но я пытаюсь измениться, стать лучше. Тебе судить, успешны ли мои попытки. И все же мне очень жаль, что твои призывы, мой собеседник, так и не были услышаны нашим поколением. В СТРАНЕ АЛМАН И это страна великого Маркса?! Это бурного Шиллера дом?! Это сюда меня под конвоем Пригнал фашист и назвал рабом?! И стенам не вздрогнуть от «Рот фронта»? И стягу спартаковцев не зардеть? Ты ударил меня, германский парень, И еще раз ударил… За что? Ответь! Тому, кто любил вольнодумца Гейне И смелой мысли его полет, В последнем жилище Карла и Розы Пытка зубы не разожмет. Тому, кто был очарован Гете, Ответь: таким ли тебя я знал? Почему прибой симфоний Бетховена Не сотрясает мрамора зал? Здесь черная пыль заслоняет солнце, И я узнал подземную дверь, Замки подвала, шаги охраны… Здесь Тельман томился. Здесь я теперь. Неужто и мне, как Розе и Карлу, Смерть суждена от своры борзых? И меня поведут, и меня задавят, И сбросят с моста, как сбросили их?! Кто Цеткин внук?! Кто Тельмана друг?! Есть среди вас такие, эй?! Услышьте голос стальной воли — Откройте наши тюрьмы скорей! С песней придите. Придите так же, Как в девятнадцатом шли году: С кличем «Рот фронт», колоннами, маршем, Правый кулак подняв на ходу! Солнцем Германию осветите! Солнцу откройте в Германию путь… Да, оправдать подобную страницу в истории Германии невозможно. В этом ты прав, мой собеседник. В годы войны вместе с людьми страдает и искусство. Как тяжело, наверно, было потом народу вспоминать, что славную страну вольнодумцев, родину Бетховена запятнало позорное пятно фашизма. Я немею от этих слов, но – позорное пятно лежит на любой стране. Вот Россия – крепостное право, но его все же редко вспоминают, дивясь природе, культуре, искусству могучей России. А что Германия, спросишь ты? Неужели ей нечем стереть это пятно, ведь прошло столько лет? Возможно, да, отвечу я. Но Союзные силы, сражавшиеся против фашизма, никогда не смогут забыть бесчеловечности его идеологов, не понимая, как этот «венец творения» может издеваться над себе подобными? Слишком сложно забыть эту страницу. Даже сейчас, в мирное время, я могу слышать жестокие отзывы в сторону Германии. И я не могу сказать, что это правильно. Все же не стоит уподобляться расистам и люто ненавидеть германскую расу. Да, они нанесли нам много вреда, боли, разрушили миллионы судеб. Но, начиная оскорблять Германию, подумай - чем ты, в данный момент, лучше фашистов? Эпилог Настала пора прощаться. Спасибо тебе, читатель, за поддержку, тебе, собеседник, за терпение и снисходительность. Сознаюсь, мне нелегко далось начать этот диалог. И дело даже не в десятилетиях, разделяющих нас. Причина, скорее, во взглядах на жизнь. К слову, мне трудно находить общий язык с родителями, что уж говорить о людях из прошлого века. Ты увидел, мой собеседник, как изменилась жизнь; я слышала, как ты укорял нас за то, что мы уже не помним, что обязаны вам жизнью. Но стоит ли на нас обижаться за это? Ты смотришь на наш мир, и по твоему взгляду я вижу, что ты жалеешь, что спас этот мир. Но стоит ли нас осуждать, ведь рано или поздно мои современники изменятся. Изменятся тогда, когда перечитают славные страницы своей истории. Литература 1. Муса Джалиль. Моабитская тетрадь. Казань. Татарское книжное издательство, 1981 2. http://www.molodoguard.ru/heroes.htm