Урок литературы на тему : " Блок и Россия"

Урок литературы. "Блок и Россия" Предварительное  домашнее задание: подготовить рассказ об отношении Блока к России, о значении Родины в судьбе поэта и прочитать поэму. Цели уроков: прочитать поэму, проследить за отражением в ней эпохи революции; попытаться понять отношение Блока к тому, что произошло; соотнести «Двенадцать» с ранее изученными произведениями писателя; подвести итоги изучения его творчества в 11­ м классе. Оборудование:   портрет   поэта,   иллюстрации   к   поэме   работы   Ю.   Анненкова; плакат­схема к IХ главе поэмы (на обороте доски). Ход уроков I. Проверка домашнего задания 1. Расскажите об отношении Блока к России, о том, что значила Родина в его человеческой и писательской судьбе. 2.   Можно   ли   считать   Блока   поэтом­гражданином?   Обоснуйте   точку   зрения, используйте в ответе фрагменты произведений. II. Слово учителя Россия в судьбе и творчестве Блока — это совершенно особая тема, по значимости несопоставимая ни с чем. Именно Россия стала главной болью и главным счастьем поэта. Обостренное   внимание   к   ее   судьбе   было   тем,   что   определило   отношение   Блока   к революции. Поэт­романтик, поэт­символист, он увидел в ней могучую стихию, которая принесет свободу и родной стране, и ее народу. Всегда чутко прислушивавшийся к стихии, Блок и в этот раз остался верен себе — революция влекла поэта непреодолимо. Однако ошибались те, кто зачислил поэта в апологеты революции. Запись от 18 января 1918 года в знаменитой 56­й записной книжке поэта, пожалуй, точнее всего передает тот взгляд на мир, который был характерен для Блока периода зимы 1917—1918 годов: «Рабочие сами для, себя   работают   кое­как   и   жулят.   И   эту  правду  пойми».   Авторский   курсив   ярче   всего показывает позицию поэта: не апология, не анафема, а понимание. Как человек понимает окружающую его жизнь, какие пути для этого он находит — здесь Блок никому не указчик. Сам он, будучи поэтом, делает это единственно возможным для себя способом — через стихи. Но оказывается, что произошедшее столь огромно и многолико, что требуется нечто большее, чем стихи... И поэтому появляется «Двенадцать» — гениальная попытка понять себя,   свою   страну,   народ,   эпоху.   Познакомимся   с   творческой   историей   поэмы «Двенадцать». III. Сообщение ученика основывается на материалах 56­й записной книжки. «3 января... К вечеру — ураган (неизменный спутник переворотов)». «8 января. Весь день — «Двенадцать»». «11 января... Нет уж, не то время, не та музыка. — Музыка какая (если.. желтое)?» «15 января... — Мои «Двенадцать» не двигаются. Мне холодно. Неужели дело в Луначарском или, даже, в Ленине? Это же — «конец исторического процесса». Дело также не в Румынии, не в Финляндии, не в Украине». «22   января...   Звонил   Есенин,   —   рассказывал   о   вчерашнем   «утре   России»   в Тенишевском   зале.   Гизетти   и   толпа   кричали   по   адресу   его,   А.   Белого   и   моему:«изменники». Не подают руки. Кадеты и Мережковские злятся на меня страшно. Статья «искренняя», но «нельзя» «простить». — Господа, вы никогда не знали России и никогда ее не любили! Правда глаза колет». «25 января... Думы, думы — и планы, столько, что мешает приняться за что­либо прочно. А свое бы писать (Иисус)». «27 января... Пишу о «Праматери» в издательстве Сабашниковых. «Двенадцать»». «28 января. «Двенадцать»». «29 января... Сегодня я — гений». «18   февраля...   Что   Христос   идет   перед   ними   —   несомненно.   Дело   не   в   том, «достойны ли они Его», а страшно то, что опять Он с ними, и другого пока нет; а надо Другого — ? — Я как­то измечен». «9 марта... Бурная злоба и что­то особенно скребет на душе. О. Д. Каменева (комиссар театрального отдела) сказала Любе: «Стихи Александра Александровича («Двенадцать») — очень талантливое, почти гениальное изображение действительности. Анатолий Васильевич (Луначарский) будет о них писать, но читать их не надо (вслух), потому что в них восхваляется то, чего мы, старые социалисты, больше всего боимся». Марксисты умные, может быть, и правы. Но где же опять художник и его бесприютное дело?» IV. Слово учителя Из   творческой   истории   поэмы   мы   узнали   о   том,   что   для   Блока   в   период   ее создания   очень   многое   было   неясным,   во   многом   поэт   не   мог   разобраться.   Однако сомнения все же не прервали работу над поэмой, более того, создается впечатление, что именно в ответ на свои собственные сомнения в том, все ли и так ли он понимает, как того требует время. Блок создавал «Двенадцать». Обратите   внимание   на   первую   строфу   поэмы.   В   первых   двух   строках   Блок представляет ее ведущие образы­символы: это и свет — тьма, и добро — зло, и старое — новое. Третья строка: вводится новый образ — образ ветра; он дается в традиционном для поэзии Блока значении стихии и перемен. Следующим появляется в поэме образ человека, не стоящего на ногах под ударами ветра. Важно подчеркнуть, что поэт не конкретизирует этот образ — это ни красный, ни белый, ни революционер, ни реакционер — это человек вообще, которому негде укрыться от всепроникающего ветра революции. Необходимо   понять   то,   как   «сделана»   первая   строфа   поэмы:   шесть   ее   стихов представляют   собой   пять   предложений:   первые   три   назывные.   Это   емкая   экспозиция, знакомство   с   основными   образами­символами   поэмы.   С   точки   зрения   семантики, знакомство исключительно насыщено информационно и эмоционально: вечер, например, являет собой и время дня, угасание его, переход от дня к ночи, и, в более обобщенном плане, — символ уходящей в прошлое жизни державы. Нельзя   не   отметить,   что   уже   в   первой   строфе   поэмы   появляется   пока опосредованно   и   один   из   самых   загадочных   и   спорных   ее   образов   —   образ  Христа. Последняя строка «На всем Божьем свете» важна тем, что в ней образ Творца возникает при упоминании о созданном им мире. По логике цветового решения поэмы (первые две строки:  черное — белое), эта строка более естественно звучала бы так: «На всем белом свете». Блок намеренно вводит в первую же строфу поэмы другой образ, восходящий к общечеловеческим нравственным ценностям, столь значимым для него (вспомним запись от 25 января). V. Беседа с классом — Какие сатирические образы встречаются в первой главе поэмы? (При ответе следует зачитывать соответствующие фрагменты текста.)— Можно ли согласиться с тем, что Блок сатирически изображает старый мир в первой главе? Только ли старый мир изображается сатирически? — Как вы понимаете следующие строки: ...И у нас было собрание  ...Вот в этом здании ...Обсудили — Постановили На время — десять, на ночь — двадцать пять...  И меньше — ни с кого не брать..? (Это   представительницы   «древнейшей   профессии»   разрешают   возникшие профессиональные проблемы нес помощью «экономочки» (см. «Яму» А. И. Куприна), а по примеру «строителей новой жизни».) — Случайно ли Блок пародирует «обсуждения» и «постановления»? Попробуйте сделать вывод  о том, что именно сатирически  изображает Блок в первой главе  поэмы «Двенадцать». (В первой главе поэмы сатирическое изображение Блоком тех или иных сторон действительности   восходит   не   к   примитивному   «старый   —   новый»,   а   к   более сложному: «нравственно — безнравственно»; примитивное истолкование первой главы было выгодно тем толкователям поэмы, которые видели в ней панегирик революции.) — Найдите эпитеты, которые относятся к используемому поэтом слову «злоба». (Злоба, густая злоба кипит в груди. Черная злоба, святая злоба.) В контексте цветового решения поэмы эпитет «черная» применительно к злобе вполне объясним: злоба — это черные силы. «Густая» злоба» тоже объясняется достаточно легко, но почему злоба «святая»? Блок   понимал   революцию   как   своего   рода   наказание   правящим   классам   за   их преступное пренебрежение своим государственным и нравственным долгом по отношению к собственному народу. В связи с этим злоба раба, который, восстав, борется за свои права и как будто восстанавливает попранную справедливость, по Блоку, является исторически объяснимой и в чем­то оправданной — «святая», но даже это не может изменить ее черную природу, она не перестает быть враждебной гуманизму силой разрушения и уничтожения. —  К какому миру: света или тьмы, добра или зла, принадлежат главные герои, появляющиеся во второй главе? Подтвердите ваше мнение текстом фрагмента «Винтовок черные ремни». — Как характеризуют героев поэмы следующие строки? В зубах — цыгарка, примят картуз, На спину б надо бубновый туз! (Сослагательное   наклонение,   употребляемое   Блоком,   помогает   понять авторское   отношение   к   героям:   Блок   не   судит   их   безапелляционно,   а   просто констатирует   факт.   В   данном   случае   более   оправданным   будет   разговор   о сочувственном отношении поэта к «двенадцати», поскольку и их внешность (что видно уже сейчас), и духовный облик (что станет ясно позднее) слишком явно несут на себе следы   той   жизни,   которую   они   прожили,   жизни,   в   которой,   чтобы   уцелеть, понадобилось   стать   такими,   какими   они   стали.   Расхожая   мысль   о   том,   что «двенадцать» — это «плоть от плоти старого мира», предельно точно передает суть этих   персонажей.   Когда   же   утверждается,   что   они   преодолевают   «наследие прошлого» под влиянием передовых революционных идей, то происходит классический вариант выдачи желаемого за действительное. Для самого Блока это «преодоление»отнюдь   не   являлось   столь   очевидным,   как   для   многих   интерпретаторов   поэмы,   в которую интерполировали идеи, которых в ней не было.) —  Как относятся «двенадцать» к религии? Прокомментируйте слова: «Свобода, свобода. Эх, эх, без креста!» и «Товарищ, винтовку держи, не трусь, Пальнем­ка пулей в Святую Русь...». (В данном контексте свобода понимается как активное неприятие религии, борьба с ней.) — Какой призыв звучит во второй главе поэмы? Как вы понимаете слова, ставшие после появления «Двенадцати» своего рода ее визитной карточкой? Революционный держите шаг! Неугомонный не дремлет враг! (В   поэме   данный   призыв   играет   роль   организующего   начала:   он   объясняет, почему герои отправились в свой многотрудный путь, что движет ими на этом пути, помогая преодолевать его тяготы и лишения. Однако уже в самом мотиве «похода» «двенадцати»,   отраженном   в   призыве,   содержится   указание   на   то,   что   враг непременно присутствует, необходимо отыскать его.) — Отыщите «врага» в первых двух главах поэмы, чтобы можно было убедиться в том, что не реальный враг (не считать же врагом «барыню в каракуле»!), а во многом «образ врага» выгнал героев поэмы в пургу. Анализ третьей главы поэмы, точнее, ее заключительной строфы: Мы на горе всем буржуям Мировой пожар раздуем, Мировой пожар в крови —  Господи, благослови! Образ   «мирового   пожара»   как   реализацию   идеи   о   победе   мировой   революции следует   обговорить   детально.   Что   такое   пожар?   Изначально   —   это   разрушение, уничтожение.   Тогда   следует   обратиться   к   образу   «мировой   пожар   в   крови».   Что   это значит?   Видимо,   в   данном   случае   речь   идет   о   том,   что   человек,   вступивший   на   путь разрушения,   должен   начать  в   первую   очередь   с   разрушения   самого   себя,   собственного созидательного   начала,   только   после   этого   возможно   разрушение   внешнего,   масштабы которого,   строго   говоря,   уже   не   имеют   значения,   поскольку   главное   —   собственные нравственные устои — уже разрушено. —  Почему   эта   строфа   заканчивается   обращением   к   Творцу:   «Господи, благослови!» Может ли Творец благословить подобное? Почему «Двенадцать», которые отказываются   от   Бога,   обращаются   к   нему   же   с   просьбой   «благословить»   «мировой пожар», которую он не может — изначально — удовлетворить? Понимают ли они это? И если понимают, то почему все­таки обращаются? (В   этом   обращении   можно   выделить   два   аспекта:   первый   —   оно подтверждает   нерасторжимое   единство   героев   поэмы   с   тем   миром   прошлого, порождением   и   во   многом   воплощением   которого   они   являются   и   от   которого отрекаются,   стремясь   уйти   от   него,   так   как   в   нем   благословение   Господне   было обязательным   для   любого   начинания.   Второй   связан   с   тем,   что   в   попытке «двенадцати»   получить   благословение   отчетливо   прослеживается   стремление переложить   личную   ответственность   за   свои   поступки   на   власть   не   только советскую   (которая   принимает   ее   весьма   охотно),   но   и   на   духовную.   Об   этом специфическом качестве русского человека Н. Бердяев писал так: «Болезнь русского общественного   сознания   я   вижу   прежде   всего   в   отрицании   личной   нравственнойответственности и личной дисциплины, в слабом развитии чувства долга и чувства чести, в отсутствии сознания, нравственной ценности подбора личных качеств» (Из глубины. М., 1990). Таким образом, двойственность героев не является их личностным отличием, она определяется нравственным климатом эпохи и соответственно сама определяет эту эпоху.) — За что убили Катьку? В чем вина Катьки, за которую ее так страшно наказали? (Фактически Катька является невинной жертвой: даже если и считать виной Катьки   перед   революцией   то,   что   она   «проводила   ночки»   не   с   красноармейцем Петрухой, а с «буржуем Ванькой», то не слишком ли сурово за такую «вину» наказание — расстрел без суда и следствия и глумление над трупом — «Лежи ты, падаль, на снегу!..»? Обращается внимание учащихся на восклицательный знак с многоточием, завершающий эту строку.) — Почему именно в этот момент — момент торжества произвола и жестокости — снова появляется «революционный призыв»? Катька ли «враг неугомонный»? Обращаем   внимание   на   нравственную   оценку   героями   поэмы   своего   поступка. Традиционно считается, что переживания Петрухи отражают нравственные переживания героя, а «поддержка товарищей» свидетельствует об их участии, сопереживании. Хотелось бы   отметить,   что   переживания   и   Петрухи,   и   его   товарищей   менее   всего   связаны   с нравственностью как таковой. Причем бездуховность героев явление не ситуативное; она проявляется постоянно: эпизод с Катькой всего лишь высветил ее особенно ярко. —  Осознает   ли   кто­нибудь   из   героев   поэмы,   что   —   в   нравственном   плане   — произошло, что они сотворили? —  Чем вызваны переживания Петрухи? Переживал бы он, если б не «проводил ночки черные, хмельные с этой девкой»? (Переживания героя лишены нравственной основы. Они вызваны физиологическим влечением. Поскольку остальные, похоже, не обременены памятью об этих «ночках», то они   не   переживают   вовсе:   в   их   системе   ценностей   то,   что   они   совершили,   является поступком   обыденным,   не   заслуживающим   переживаний.   Их   «сочувствие»   товарищу весьма своеобразно: в оказании «моральной поддержки» Петрухе принимают участие пять человек из двенадцати; при этом особое внимание должно быть на последнюю фразу: Не такое нынче время, Чтобы нянчиться с тобой! Потяжеле будет бремя Нам, товарищ дорогой!) —  Что   может   быть   тяжелее   —   в   нравственном   плане,   —   чем   то,   что   они совершили? —  Как характеризует нравственный мир Петрухи и «двенадцати» то, что такого «утешения» оказалось достаточно, чтобы «он опять повеселел»? —  Почему именно в этот момент вновь, появляется призыв? Какова его роль в данном контексте? (Комментарий   восьмой   главы   поэмы   —   это   (вслед   за   Блоком)   углубленное проникновение   в   нравственный   (или   безнравственный?)   мир   героев.   Восемь   строк создают   жуткую   картину   6ездуховности:   явлениями   одного   порядка   предстают: лущить   семечки,   чесать   темячко,   проводить   времячко   и   полоснуть   ножичком.   В системе ценностей персонажа подобные действия одинаковы. Для показа этого Блок ювелирно строит эти восемь строк: и на фонетическом, и на морфологическом, и на синтаксическом   уровнях   почти   полное   уподобление,   чтобы   контрастнее   выделитьнравственную без дну. Чудовищное пренебрежение к жизни другого человека, основа которого — полное духовное одичание, забвение самого себя как человека!) — Почему восьмая глава заканчивается именно так: «Скучно!»? О какой «скуке» идет речь? (При работе с девятой главой учитель информирует учащихся о том, что ее начало — это строки романса, причем романса о декабристах. В композиционном плане такое начало главы является связующим звеном между скукой (VIII  глава) и ее преодолением: «от   скуки   извольте   романс!».   В   смысловом   же   плане   обращение   к   декабристам   как явлению   истории   можно   рассматривать   как   известную   попытку   установления   «связи времен»,   поисков   ответов   на   вопросы,   поставленные   настоящим,   у   истоков   нынешних событий. Традиционная трактовка девятой главы сводилась к торжеству нового мира над старым: в образе «паршивого пса» однозначно видели приговор, вынесенный Блоком от лица новой жизни старому миру. Для преодоления столь тенденциозной трактовки учитель использует заранее приготовленную  схему, выполненную черной тушью на белом листе бумаги,   которая  крепится  на  обороте  доски   и  в  нужный   момент  показывается  классу. Схема эта — условно графическое изображение той картины, которая создана поэтом в начале девятой главы). VI. Чтение и беседа по девятой главе —  Случайно ли образ «буржуя» дан «на перекрестке»? Что такое перекресток? Только ли это четыре дороги, или это еще и крест? Может ли хоть одна из этих дорог привести человека в ту жизнь, в где он станет самим собой? —  Как   вы   понимаете   образ   «человек­вопрос»?   К   кому   обращен   этот   вопрос? Можно ли на него ответить? Кто мог бы на него ответить? Почему человек­вопрос застыл именно там, где должно находиться сердце распятого на кресте Христа? — Можно ли сказать, что основной вопрос этой главы (и всей поэмы?) связан не с проблемой противостояния старого и нового миров, а с судьбой человека в мире, который разрушен? — Как вы понимаете контрастное изображение мира страдающего человека, жизнь которого разрушена, и мира, в котором правит бал призыв «Гуляй, ребята, без вина!»? В девятой главе поэмы Блок рисует страшную в своей безысходности картину страданий человека, обреченного на гибель не в силу каких­то личных качеств, а потому, что мир, в котором он мог быть человеком (каким — это уже вопрос другого порядка, важно, что не человеком­вопросом, а человеком), разрушен, и разрушен он теми самыми «двенадцатью», которые продолжают свое победное шествие. В десятой главе снова появляются мотивы четырех дорог и отрицания Христа, который, как мы видим, в поэме присутствует постоянно. На обмолвку Петрухи «Ох, пурга какая. Спасе!» следует суровая тирада­отповедь: «— Петька! Эй, не завирайся! / От чеготебя упас / Золотой иконостас! / Бессознательный ты, право, / Рассуди, подумай здраво — / Али руки не в крови / Из­за Катькиной любви?». — Случайно ли обычная оговорка вызывает такую тираду? — Случайно ли сама Катька объявляется виновницей своей смерти? —  Почему   именно   в   момент   минутного   колебания   героя   (кстати,   вполне объяснимого, ведь пурга же!) появляется известный призыв «Шаг держи революционный»? VII. Лекция с элементами беседы ...И идут без имени святого  Все двенадцать — вдаль.  Ко всему готовы,  Ничего не жаль... — Строфа эта отделена от предшествующих и последующих строк многоточием. Почему? Не значит ли это, что Блок хотел обратить внимание читателя на ее содержание, выделить его? Что же особенно важно в ней? В первую очередь — вопрос о том, куда идут «двенадцать», какая «даль» является их целью. Общепризнанно, что мы­то сейчас и живем в этой самой «дали». Наверное, наше настоящее   столь   неприглядно   в   нравственном   плане   потому,   что   начиналось   оно   с бездуховности, что первые шаги в него были сделаны «двенадцатью» и такими, как они, — и Блок нам эти шаги показал... Такой вывод можно сделать, прочитан эту строфу, но не следует упрощать. Необходимо   обратить   внимание   учащихся   на   последнюю   строку:   «Ничего   не жаль». Она предстает как бы констатацией факта, но уместен вопрос: — Только ли ничего или никого не жаль? А себя? Вот тут­то и приоткрывается нечто очень важное: ведь если героям поэмы не жаль ни себя, ни окружающих, то можно ли их винить в этом? Или виной тому жизнь, которая сделала   их   такими?   Жизнь,   в   которой,   чтобы   уцелеть,   надо   было   отринуть   жалость, человечность, сострадание, милосердие, потому что в ней нет места этим нравственным качествам...   Ведь   не   в   лесу   же   они   жили   до   сих   пор,   не   в   одночасье   стали   такими? Целесообразно   вспомнить   слова   Горького   из   «Несвоевременных   мыслей»:   «Наша революция дала полный простор всем дурным и зверским инстинктам, накопившимся под свинцовой   крышей   монархии,   и,   в   то   же   время,   она   отбросила   в   сторону   от   себя   все интеллектуальные силы демократии, всю моральную энергию страны». Блок не судья своим героям, он прекрасно понимает, что революция не сделала людей   хуже,   она   всего   лишь   «дозволила»   проявиться   в   их   поведении   тому,   что   было постыдным. Приступая к анализу последней главы поэмы, необходимо сразу выяснить один принципиальный   момент:   в   ней   дважды   упоминается   «державный   шаг»,   которым   идут герои поэмы. Необходимо ответить на вопрос: — О какой державе идет речь? Выясняется, что герои поэмы, которые вроде бы должны уходить из мира старого в мир новой жизни, на самом деле идут по кругу: ведь «держава» старая и «держава» новая одинаково   безнравственны,   поскольку   «двенадцать»,   плоть   от   плоти   старого   мира, пытаются создать новый мир по образу и подобию старого, поскольку ничего другого они не знают и не умеют... Именно поэтому, наверное, и их путь предстает как шествие сквозь вьюгу, которая «пылит им в очи», искажал не только действительность, но и возможные представления о ней. — Где же опять художник и его бесприютное дело?Картина, нарисованная в последней главе поэмы, — двенадцать красноармейцев, за которыми ковыляет голодный пес, всегда охотно воспроизводилась тогда, когда надо было подтвердить,   что   Блок   прославил   поход   победителей.   Однако   в   первую   очередь   эта картина показывает, что поэт прекрасно понимал: прошлое и будущее неразрывно связаны между   собой,   неотделимы   друг   от   друга   на   таких   крутых   поворотах   истории,   как революции. Отсюда и их совместный путь в последней главе. Последняя   строфа   поэмы   —   апогей   этого   шествия.   Любопытно   проследить   за «расстановкой»   героев:   «позади   —   голодный   пес»   (образ­символ   старого   мира),   центр группы — «двенадцать», а впереди них, впереди старого мира, невидимый ими и — как они считают абсолютно им не нужный (что и словом, и делом доказывалось ими на протяжении всего пути) — Иисус Христос. — Случайно ли появление Христа в последней главе поэмы? При обсуждении этого вопроса обращается внимание на то, что это появление нельзя считать неожиданным: начиная с первой же строфы поэмы, образ Творца постоянно присутствует   в   ней.   Однако   для   невнимательного   читателя   этот   образ   возникает неожиданно. Любопытно, что и горячие сторонники поэмы Блока, и ее ярые противники были единодушны в своем неприятии этого образа в последней строфе. Одни — видевшие в поэме «прославление» Блоком революции — считали, что Христос чужд революции и ее идеалам (отсюда и строки «Впереди идет матрос»!), другим виделось кощунство в том, что Блок   поставил   Христа   впереди   убийц   (каковыми,   как   мы   видели,   «двенадцать»   и являются). Необходимо обратиться к записной книжке поэта, к записи от 18 февраля. — Почему поэту «страшно, что опять Он с ними»? Вспоминаем, что изначально христианство — религия обездоленных, стремящихся к лучшей судьбе. Вероятно, можно говорить о том, что та революция, которая вихрем пронеслась по России и принесла столько горя, — это «конец исторического процесса», конец   когда­то   начатого   именем   Христа   похода.   Отсюда   и   страх   перед   повторением бессмысленного по сути — ибо он не принес ни мира, ни добра — похода. — Что значит «Надо другого»? О ком это? Почему Он нужен? Возможно,   Христос   в   финале   поэмы   потому   берет   в   руки   кровавый   флаг   и оказывается с теми, кому он не нужен, что Он не волен в самом себе,  ибо не вправе оставить слабое и несовершенное творение — человека — наедине с тем миром злобы, который этим же человеком и создан... Ибо если Он с ними, то есть пусть ничтожная, но все же надежда на то, что смута и тьма в душах людских уступят миру света, добра... Без Него такой надежды быть не может... Наверное, поэтому поэма, начинающаяся с черного цвета («Черный вечер»), заканчивается все­таки белым: «В белом венчике из роз...». VIII. Знакомство с оценкой поэмы «Двенадцать» Петром Струве «Но все­таки «Двенадцать» — величайшее достижение Блока. В нем он мощно преодолел романтизм и лиризм в совершенно новой, своей форме сравнялся с Бальзаком и Достоевским. С Бальзаком — в объективном, достигающем грандиозности изображении мерзости и порока; с Достоевским, кроме того, — в духовном, пророческом видении, что в здешнем мире порок и мерзость смежны со святостью и чистотой в том смысле, что не внешняя человеческая стена, а только какая­то чудесная, незримая, внутренняя черта их разделяет — в живой человеческой душе, за которую, в земном, неизбывно борются Бог и дьявол, Мадонна и Содом» (Струве П. Скорее за дело! М., 1991). — Согласны ли вы с такой оценкой?  IХ. Заключительное слово учителя Можно по­разному относиться к тому, что показал Блок в поэме, к ее героям, их миру. Можно соглашаться или не соглашаться с автором, но нельзя не признать, что поэма«Двенадцать» — великое произведение об одной из наиболее страшных эпох в истории России, ибо революция — это беспощадная схватка Бога и дьявола за душу человеческую. Поэма «Двенадцать» — честнейшая попытка понять свою страну и свой народ. Не осудить или оправдать, а понять. И именно в этом непреходящее значение Блока и его творчества.